Рыцари удачи. Хроники европейских морей - Александр Снисаренко

На мелководье и на ре­ках грузовые операции осу­ществляли балямы - пло­скодонные парусники, снаб­женные веслами. Величи­на их трюмов была поистине устрашающей.

Посыльную, дозорную и разведывательную службу несли уже упоминавшиеся шайти, самбуки и легкие, чрезвычайно маневренные заруки (завраки), скверно, однако, переносившие даже слабое волнение на море. После завоевания арабами Пиренейского полуострова компанию им составил ка­риб, почти незаметный на во­де. Снабдили ли арабы этот бывший караб еще и пару­сом - вопрос спорный, хотя такая операция и не требует радикального изменения кон­струкции корпуса или дни­ща: в этой корзине, обтяну­той верблюжьими кожами, ее изобретатели на одной из днищевых балок - киле или параллельных ему киль­сонах - устраивали вполне надежный степс - башмак, где крепится мачта.

Кроме шайти, самбука и зарука к военным нуждам были приспособлены и некоторые другие типы дау. Среди них особенно выделяются полуторамачтовая ба­галла и двух-трехмачтовая гханья.

Багалла (багла) была в южных морях кораблем-универсалом. На ней выходили к месту промысла ры­баки, на ней транспортировали рыбу и прочие товары до места продажи (подобно тому, как верблюд стал для людей Востока «крестником» караба, так и здесь основ­ная функция дала название судну: «багл» - мул), на ней перевозили пассажиров и отправлялись в военные походы или пиратские рейды. В зависимости от назна­чения багалла могла иметь водоизмещение от ста до четырехсот тонн, неизменными оставались лишь креп­кий корпус, связанный круглыми шпангоутами, крутой форштевень, достигавший трети длины всего судна, высокая транцевая корма и, разумеется, парусное во­оружение, характерное для дау.

Гханья же с самого начала конструировалась за­падными арабами как скоростное пиратское и военное судно, сравнимое с дромоном. Может быть, как раз поэ­тому в Средиземном море она стала прототипом первых арабских фрахтовых парусников, умевших постоять за себя. В связи с этим корпус гханьи претерпел различ­ные изменения, но высокая корма оставалась в не­прикосновенности. И сохранилась быстроходность. Первоначально гханья - это длинное и стройное суд­но с тремя мачтами, несущими паруса дау и распо­ложенными каждая по-своему (кажется, единственный случай в истории судостроения): грот-мачта имела традиционный для дау наклон вперед, бонавентур-мачта (второй грот) - назад, а бизань крепилась вертикально. С таким «сарацинским» кораблем, при­надлежавшим Саладдину, повстречался в 1191 году Ричард Львиное Сердце в Третьем крестовом походе к берегам Палестины. Длина корпуса гханьи по ва­терлинии достигала двадцати с половиной метров, на пять метров превышая длину киля, а общая длина - тридцати. Ширина в среднем составляла пять с поло­виной метров. Облегченная конструкция и сравнитель­но низкая высота борта (метра три) обеспечивали маленькую осадку - от двух до двух с половиной метров. Двухмачтовые гханьи того времени неизвест­ны, их расцвет пришелся на середину XVIII века и все еще продолжается. Возможно, однако, что гханьи времени арабо-византийского противостояния мало от­личались от этих поздних модификаций, и обе их мач­ты имели семиградусный наклон вперед, а площадь парусности достигала трехсот квадратных метров.

Описание всех типов и разновидностей арабских судов могло бы вызвать легкое головокружение: их свыше полусотни, ибо достаточно было изменить ка­кую-то одну деталь (например, при постройке на другой верфи, со своими традициями и канонами) - и поя­влялось судно нового типа. Однако уже и из сказанного понятно, что византийцы получили на море достойного соперника. Как, впрочем, и арабы.

ХРОНИКА ВТОРАЯ,

повествующая о том, как люди Севера отвоевывали себе жизненное пространство.

Пример арабов, объединивших под знаменем единой веры ко­лоссальные территории, был свеж, ярок и заразителен. На завоевание Европы ринулись христиане, чья религия в 394 году была про­возглашена Феодосием «единственной и истинной» для всей Римской империи.

К исходу X века языческими оставались лишь мелкие княжества между Эльбой и Шпрее на западе, Западной Двиной на восто­ке, Карпатами на юге и побережьем Балтики на севере. Христианство окрепло настоль­ко, что вскоре могло уже позволить себе крестовые походы против арабов.

Две веры, два мира противостояли друг другу на Ближнем Востоке и в Западной Европе. Роль гегемонов в первом приняли на себя арабы, во втором - не Византия, как можно было бы ожидать, а недавно еще никому неведомые норманны.

Норманны шли по следам ирландцев.

Одним из важнейших моментов в истории раннего христианства было отшельничество, известное с первых веков новой эры. В V- VI веках Зеленый Эрин, как называли Ир­ландию, стал всеевропейским прибежищем всех гонимых. Сюда спасались от очисти­тельных костров друиды и ученые, заботив­шиеся о сохранении не только своей брен­ной плоти, но и нетленных искр знания. Собранные воедино, эти искры заполыхали ослепи­тельным факелом и осветили эту часть мира, так и остававшуюся «темной» со времен античности. Изучив ее визуально, ученые переселенцы засели за авторите­ты - труды Гомера и Вергилия, Плиния и Солина, Страбона и Птолемея, Цезаря и Блаженного Августи­на. «Есть три источника знания,- рассуждал Роджер Бэкон,- авторитет, разум и опыт. Однако авторитет недостаточен, если у него нет разумного основания... И разум один не может отличать софизма от настоя­щего доказательства, если он не может оправдать свои выводы опытом...» Комментирование древних ману­скриптов с ошеломляющей очевидностью вскрыло гро­мадные пробелы в мировоззрении авторитетов. Воспол­нить эти пробелы должен был опыт, эксперимент.

Ирландия показала европейским переселенцам все преимущества своего географического положения. Углубленное изучение трудов классиков требовало спо­койного уединения. Набеги с континента навели на мысль строить монастыри с крепкими стенами и тихи­ми кельями. Одним из самых почитаемых стал боль­шой монастырь на острове Айона, основанный святым Колумбой (521-597), чье жизнеописание донес до нас благочестивый Адомнан.

Однако неверно было бы думать, что жизнь ирланд­ских монахов была сплошной идиллией. Да и не это­го они искали за морем. Они сами должны были создать для себя нужные им условия.

Христиане Египта или Иудеи находились в этом смысле в выигрышном положении: под боком была пу­стыня, где очень удобно предаваться размышлениям и умерщвлять плоть, да и климат не требовал осо­бых хлопот об одежде или жилье.

Не то было на суровом Севере, особенно на более или менее густо населенных островах. Интенсивное строительство монастырей не спасало положения, но пустыня была под боком - море с его свинцовыми барханами, хрустальными плавучими плато, апокалип­тическими чудовищами и арктическими миражами «хил-лингарами». Религиозный фанатизм толкал на подвиж­ничество, и наконец он нашел выход в поисках уеди­ненных и изобильных островов. В идеале это были поиски Земного Рая, о котором говорилось в Библии.

Быть может, первыми мореходами Севера следует признать иров - коренных жителей Ирландии. Из древнеирландских мореходных эпических новелл - имрамов - известно, что они путешествовали по морю еще до возникновения их письменности и начала хроник. Устная молва расцвечивала на все лады диковинные рассказы моряков о неведомых землях и островах. Их наносили на карты, на их поиски снаряжали экспедиции, некоторые из этих земель разыскиваются чуть ли не по сей день.

Морской змей. Из «Книги о рыбах» Геснера (1598) - по описанию Олауса Магнуса. 

Такова, например, история святого Брандана Мо­реплавателя, совершившего несколько морских рейсов в VI веке. Хроники сообщают, что Брандану явился во сне ангел и подсказал, где можно найти уединенную землю, пригодную для духовного подвижничества. Брандан построил карру, сшитую из бычьих шкур и способную развивать скорость до шести-семи узлов, и на ней со своими семнадцатью спутниками плыл пять лет, пока не отыскал обетованный остров, опознав его по «веренице поднимающихся с него ангелов».

После возвращения в Ирландию Брандан снарядил новую экспедицию численностью уже в шестьдесят человек - на этот раз для поисков Блаженного острова, известного из сочинений античных авторов. Он отыскал его через семь лет плавания (по другим версиям - через девять, тоже «священное число»).

Ирландцы плыли на запад пятнадцать дней, затем штиль вынудил их к месячному дрейфу. Дрейф закон­чился у берегов неведомого острова, где их ожидал дворец с изысканными яствами. Этот дворец оказался жилищем дьявола, но моряки благополучно преодолели все искушения, отбыли оттуда и пустились в дальней­ший путь.