Время своих войн 3-4 - Александр Грог

— Отсидеться за стеной можно только, если по ту сторону стены будет средневековье.

— И будут. Чем большую безнаказанность будут чувствовать, тем больше, чаще.

— А что им еще делать? Здесь только так — либо тех за колючую проволоку, либо себя. Можно посочувствовать.

— Городи, городи, да не выгораживай! Извилина — гони справку по вопросу!

— Организация Объединенных Наций в своей резолюции номер 3379 осудила сионизм как разновидность фашизма, как форму крайнего еврейского национализма. После этого ООН приняла около 70 резолюций, осуждающих сионизм, ставя между ним и фашизмом знак равенства.

— И что?

— И ничего. Ни одна из резолюций не была выполнена. А с началом известных событий в России, с приходом в управление ООН Бутроса Гали, все резолюции были отменены. Это только по сионизму. В Израиле евреев меньше, чем в том же США, но и во всем мире евреев около 20 млн. человек, а это от всего населения Земли составляет едва 0,3 %. И 33 % из всех фиксируемых ООН нарушений прав человека совершаются евреями! Занятно? Это в сотни раз больше, чем в среднем среди других народов. Получается, еврейский расизм в сто раз более злобен и распространен, чем расизм, печально ставших известными на этот счет, англосаксов или немцев.

— Почему я об этом не знаю?

— Зато знаешь про то, как в Москве какому–то заезжему иудею в морду дали — трое суток все СМИ гудели, а министр самых–самых внутренних дел обещал это дело под личный контроль поставить. Забыл? — ехидно интересуется Леха.

— ООН как–то — сколько там? — 36 раз — и это подряд! — выдвигал резолюцию осудить Израиль за агрессию, — выдает очередную справку Извилина. — Однако, 35 раз США накладывало на это решение вето.

— А один раз что?

— Воздержались. В 1973 году Израиль резолюцией ООН признали страной–агрессором. Израиль до сих пор оккупирует территории Сирии и Египта

— Воздержались, значит…

— Это даже не тогда, когда устроили кровавую бойню с лагерях беженцев. Впрочем, не так давно, особо отличившемуся в том деле не забыли компенсировать «моральный ущерб» — стал ихним премьером и получил Нобелевскую премию мира.

Лешка — Замполит, сам человек циничный (впрочем — как сам он считал — знающий меру и место), приходил в содрогание, что весь мир вокруг него, с изощрением и тщательностью насаждаемый всем и каждому, стал обладать той крайней формой цинизма, за которой может быть только пропасть без дна.

----

ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

«Израиль активно использует различные еврейские и сионистские организации как базы для ведения операций в рамках Интернет–терроризма. Среди таких организаций — находящийся в Лос Анжелесе филиал Центра Визенталя. Самым активным сотрудником этого центра последних лет является рабби Абрахам Купер (Rabbi Abraham Cooper). Этот раввин потратил миллионы долларов на то, чтобы заставить американский конгресс провести серию широких репрессивных мер против всех, несогласных с сионизмом. Финансируя «сам себя» из денег калифорнийских налогоплательщиков, Купер использовал спам и кампанию использования поддельных электронных писем, применяемых индивидуально к каждому конкретному законодателю в конгрессе США с целью шантажа и с намерением сыграть на их чувстве вины. Спикер штата Калифорния признал, что с помощью спама рабби Купер завладел 18‑ю миллионами денег калифорнийских налогоплательщиков…»

(конец вводных)

----

— Чудны твои дела, о Господи! — говорит Миша — Беспредел. — Жаль, Сашки нет. Посовещаться бы — может, и нам с Александрычем выдвинуться на премию?

Кого медведь драл, тот и к пню присматривается. Миша — Беспредел с недавнего ходит по лесу очень осторожно, и бога поминает чаще Сашки — человека, который в Бога верит искренне. Хотя Мише такое и непонятно — как можно верить в то, чего не видел? Но теперь скребет затылок — в леших, вот, недавно тоже совсем не верил, а теперь пощупал, а ну как и Бога щупать придется? Вдруг, прав Сашка?..

Сашка не только с Богом в особых отношениях, но с предметами тоже. Про Сашку, про «Второго», говорят — «Левша», про него говорят — тот, кто «конфетку сделает». Редкий стрелок любит «держать» правую сторону. Сашка — Снайпер любит — его сторона. Единственное — выброс патронов. Но Сашка — «Левша» с большой буквы. Надо, так и кусок консервной банки приспособит под отражающий козырек, да хоть бы и собиратель гильз. Выкрасит красочкой «под ланшафт», облепит мусором — заводские так не сделают. Сашка стреляет из чего угодно, но больше всего любит СВД — винтовку Драгунова и старый «Калашников» под патрон 7,62. Еще, после Сашки не остаются раненые. Он никого не ранит, даже специально. Это у него давнишнее…

САШКА (60‑е)

Санька примерно в том возрасте справедливости, когда едва ли не каждый ребенок гоняет от кур петуха, чтобы не топтал их — не «наказывал». Сашка не гоняет — петуху виднее, значит, куры того заслужили, да и некогда ему. Санька дружит с инвалидами…

У Владимира Петровича нет ног, у Евгения Александровича обеих рук, у Николая Ивановича рука и нога с одной стороны, Михаил Афанасьевич живет без желудка, а у Алексея Федоровича непонятно что — ходит так, будто нога внутрь его проваливается, в бане он моется отдельно, позже всех — Санька не знает, как он раненый.

Живут в длиннющей избе из бревен, прозванной «Инвалидным Бараком». Если с торца смотреть — изба как изба. А если со стороны дороги, то, Санька замерял, получается… ого–го! на сколько его шагов — очень длинная! Раньше в бараке жили одни только инвалиды, те, что из этих мест и без семей остались — совхоз за них поручился, но потом некоторые поумирали, и комнатухи освободились. Теперь в одной стороне семейные — они себе даже отдельный вход прорубили и стенкой огородились, а с другой по–прежнему — комнаты инвалидов и одна их общая кухня.

Летом много мух. На подоконнике в большой старой миске постоянно настаиваются залитые молоком куски красного мухомора. Кошка ученая — пить не станет, но Санька переживает за котенка, чтобы не подлез. Просит Владимира Петровича, и тот делает поверх миски решетку на четырех дощечках — что–то вроде опрокинутой клетки. Но все равно от мух не избавиться, хотя их и не так много, как на скотном дворе, куда Санька по разнорядке ходит брать коня, окучить картошку инвалидов. Мухи от жары и оттого, что многие в дощатых сараях разводят кроликов, а то и свиней — но этих только до зимы. А вот семейные круглый год в складчину держат корову — самые мухи оттуда.

Михаил Афанасьевич твердого почти не ест, пьет едва ли не одно молоко — на нем живет, но и то, бывают дни, когда организм и его не принимает. Что бы не делал, очень быстро устает. На впалом животе у него огромный крестообразный шрам. Мало ест, меньше всех. Даже меньше Саньки. Со стола возьмет, укусит и сидит ждет — как оно ему покажется. Говорил, что в госпитале ему вырезали сколько–то метров кишок и еще что–то, а теперь пища перевариться не успевает. Иногда у него с губ выступают мелкие белые шарики…

У Владимира Петровича обеих ног совсем нет. Отрезано так коротко, что некуда крепить протезы. Когда в бане он сидит на лавке, одной рукой мылит, положенную рядом мочалку, другой придерживается, чтобы не опрокинуться, кила свисает едва ли не до пола. (У Саньки в этом году тоже пошла расти мошонка, он переживает, что вырастет такая же большая, тогда мальчишки будут его обзывать — «килун»!)

У Евгения Александровича нет обеих рук. Одной по самое плечо, вторая заканчивается у локтя, но сам локоть цел и от него есть коротенькая культя, которую врачи располовинили, чтобы в разрез, между костей можно было пихать ложку. Евгений Александрович даже ходит за грибами со специально вилочкой. Только проверить их не может и потому приносит много червивых. Грибы перебирает Владимир Петрович, режет их нещадно и беззлобно ругается на Евгения Александровича. Владимир Петрович до войны был заядлым грибником, потому сейчас ему без ног быть очень обидно. Евгению Александровичу обидно без рук, он был столяр, и когда Владимир Петрович что–то столярничает, его это коробит — смотреть не может. Шутят, жалко нельзя пользоваться чужим по очереди — Владимир Петрович занимал бы у Евгения Александровича ноги, а в другой день наоборот — отдавал свои руки и отсыпался. Евгений Александрович как–то дошутился, а не убежит ли кто–то на его ногах, и Владимир Петрович очень–очень обиделся — не разговаривал с ним едва ли не месяц.

Один раз сильно заспорили в июне. Владимир Петрович говорил, что белые уже есть — «колосовики», самое время, а Евгений Александрович уверял, что рановато грибам. Он, когда дорогой с телятника возвращался — смотрел обочины и даже в рощу заглядывал, в обычных местах нет. Рано! Владимир Петрович опять сказал, то будь у него ноги, он бы показал, как надо грибы собирать. На что Евгений Александрович ему ответил, что будь у бабы Мани хер, она бы за деда Филю замуж не вышла…