Черные колокола - Александр Авдеенко

Тишина. Покой. Мир.

Пройдет ночь, настанет день, и все это разом кончится. Выскочит из мешка кот «Отдела тайных операций» и загремит, завоет, застонет, дохнет смертью, пожарами, разрухой, взметнется кровавая буря контрреволюции.

— Сигналы атаки точно отработаны? — спросил Рожа. — Путаницы не произойдет?

— Не беспокойтесь. Это поручено абсолютно надежным людям. Если завтра настроение толпы окажется не на нужном нам уровне, если войска АВХ не придут сюда, мы отложим акцию. Терпеливо подождем день-два. Больше ждали.

— Да, ждали мы долго. Ужасно долго. Тридцать девять лет. — Рожа поднялся. — Поехали!

Были они в этот вечер и у великолепного памятника автору «Национальной песни» — Шандору Петефи. Здесь завтра забушует море демонстрантов, загремят речи. Черный, кудрявый, в гусарском мундире, призывно воздев правую руку к небу, стоит он на черной невысокой башенке. Сегодня великий поэт Венгрии забыт и полузабыт человечеством. Завтра о нем вспомнят или узнают его заново сотни миллионов людей. Сегодня эта маленькая невзрачная площадь имени Пятнадцатого марта мало кому известна на земном шаре, кроме венгров. Завтра весь мир узнает, что здесь, где пятнадцатого марта 1848 года вспыхнула первая искра венгерской революции, разразилась новая, первая в истории антикоммунистическая революция.

Карой Рожа подошел к Дунаю, облокотился об искореженную взрывом, покрытую ржавчиной и птичьим пометом ферму разрушенного моста Эржибет и долго смотрел на левый берег Дуная. Там, у подножия горы Геллерт, на скалистой терраске стоял с католическим крестом в руках черный монах-великан. Перед ним отбивал земной поклон волосатый хайдук, едва покрытый овчиной.

— Куда вы устремили свой взор, сэр? — спросил спутник Рожи, — на монаха или на гору его имени?

— И на монумент Свободы, — сказал Карой Рожа. — Немедленно, сразу же, как будут созданы условия, надо свалить это сооружение.

— Не советую, — решительно возразил дипломат. — Очень и очень не советую. Я давно убедился, что эта прекрасная венгерка, созданная Штроблем, прочно, на века вписалась в пейзаж Будапешта, стала национальным кумиром, как и черный монах Геллерт, ее ближний сосед.

— Я не покушаюсь на венгерку, не беспокойтесь. Я лишь хочу разъединить красавицу с примазавшимся к ней телохранителем. Я имею в виду русского солдата.

— Не возражаю против такого разъединения. В этом есть большой смысл. Сэр, поедем дальше, на другие объекты.

Были они на площади Вёрёшмарти, у килианских казарм, на бульваре Ленина, на площадях Москвы, Сены, на Западном и Восточном вокзалах и в узкой улочке Броды Шандор, около дома 5/7, в котором располагался венгерский радиокомитет и центральная радиовещательная студия. Были и на почтамте. Проехали мимо узловой телефонной станции, мимо Главного полицейского управления на площади Деак, мимо некоторых районных управлений полиции. Всюду побывали, где по их плану должны возникнуть баррикады, и вспыхнуть бои.

Вернулись на остров Маргит поздней ночью.

После короткого беспокойного сна Рожа вскочил на ноги, распахнул окно. Было раннее утро, ясное, теплое. Деревья в Японском саду обсыпаны росой. И лужайки и цветы чуть дымятся. Сильный аромат роз струится от земли. На Дунае ни единой морщинки, в его зеркале отражается голубое небо. Аллеи подметены, политы водой, безлюдны. Поют птицы. Лучи восходящего солнца освещают здание парламента, гору Геллерт и воздвигнутый на нем монумент, символизирующий Освобождение — венгерку, высоко над головой поднявшую пальмовую ветвь.

Телефонный звонок оторвал Рожу от окна. Мальчик подтвердил вчерашние сведения. Поздно ночью состоялось заседание правления клуба Петефи. Единогласно утверждены четырнадцать пунктов «Меморандума». К утру на ротаторах напечатано несколько тысяч экземпляров, написано от руки много лозунгов, плакатов. Все деятели клуба уже с раннего утра разошлись по институтам и академиям, готовят студентов к демонстрации. В общем, все идет по плану.

Эзоповский язык, к которому прибег Ласло Киш, не позволил ему быть многословным, но и его скупая информация дала возможность Роже ясно представить картину того, что творится теперь, в час пробуждения Будапешта, в цитаделях венгерской культуры и науки.

«Осень на улице, последняя неделя октября, а чувствуется весна, „15 марта 1848“ Шандора Петефи… „За дело, юноши, за дело! Замок сбивайте вековой, надетый на святую гласность богопротивною рукой! И вот к высотам древней Буды взлетели юные орлы, дрожало под напором нашим подножье каменной скалы“».

Рожа рассмеялся над своими поэтическими мыслями и пошел в ванную.

Освежившись под душем, выпив внизу, в малолюдном ресторане, кофе, он отправился на пляж «Палатинус» на свидание с агентами. Гонвед сообщил, что в казармы Килиана ночью прибыло подкрепление. Среди прибывших офицеров более половины входят в группу «Гонвед».

Новость Короля Стефана тоже была интересной. Первый секретарь ЦК ВПТ Герэ вернулся из Белграда, где находился с дружественным визитом. По его настоянию, поддержанному премьером, Хегедюшем, правительство приняло постановление, запрещающее демонстрацию молодежи. Постановление уже оглашено в институтах, передается по радио. Но это только подлило масла в огонь. Молодежь во главе с деятелями клуба Петефи забушевала, рвется на улицы раньше назначенного срока. В штабе полиции паника, вернее, видимость ее. Шеф полиции Копачи все утро говорит по телефону, доказывает правительству, что демонстрация должна быть разрешена, иначе он слагает с себя ответственность за беспорядки в столице. Копачи уверяет, что демонстрация будет мирной. Надо обязательно снять запрет. И не только снять, необходимо срочно призвать коммунистов Будапешта примкнуть к демонстрантам, чтобы предотвратить действия вражеских элементов в рядах молодежи. Правительству доводы Копачи показались убедительными, но все же оно пока не решается отменить запрет. Переговоры продолжаются. Генерал Копачи в настоящий момент находится у Герэ и Хегедюша.

Рожа лично не был знаком с шефом полиции Будапешта, не считал его своим прямым агентом, не выплачивал ему гонорара за его действия. Но если бы и выплачивал, если бы Копачи был верным исполнителем воли «Отдела тайных операций», то он, Рожа, не мог бы посоветовать ему сделать больше в такой ситуации, чем тот сделал сам, без подсказки.

Подсказка все-таки, очевидно, была. Наверняка шеф полиции вошел в контакт с Имре Надем и получил соответствующие инструкции.

Информация поступает отовсюду — и с площади Деака, из управления полиции, и с квартиры Гезы Лошонци. Лошонци срочно созывает к себе на квартиру соратников Имре Надя, весь его подпольный штаб для генерального совещания перед штурмом. Приглашены: Имре Надь, Шандор Харасти, Ференц Донат, Силард Уйхеи, Ференц Яноши.

Все, о чем будут говорить эти люди, новые члены политбюро и ЦК, Король Стефан обещал зафиксировать на пленку. В квартире Гезы Лошонци тайно установлен микрофон. Сразу же после заседания пленка будет доставлена специальным нарочным туда, куда прикажет мистер Рожа. Ему угодно было получить ее здесь же, в бассейне, на пляже «Палатинус».

Через полчаса после того, как завершился секретный сговор на квартире Лошонци, Рожа получил обещанную пленку и помчался на площадь Сабадшаг, в дом номер двенадцать. В пятиэтажном мрачноватом здании американской миссии, в кабинете приятеля, он в течение полутора часов прослушивал пленку.

Кроме пленки, в распоряжении мистера Рожи оказались фотоснимки страниц дневника Гезы Лошонци, написанных им собственноручно сразу же после встречи со своими единомышленниками.

Пока прокручивалась пленка на проигрывателе, экспресс-лаборатория миссии напечатала фотоснимки.

Рожа с чрезвычайным интересом, сначала про себя, прочитал утреннюю исповедь Гезы Лошонци. Прочитал и вслух, в переводе на английский, для приятеля. Переводил не торопясь, чеканя и смакуя каждое слово, выразительно поглядывая на своего внимательного, покорно притихшего слушателя.

— «Утром двадцать третьего октября я по телефону позвонил Шандору Харасти, Ференцу Донату, Силарду Уйхеи, Имре Надю, Ференцу Яноши и просил их прийти ко мне на квартиру для обсуждения создавшегося положения.

Около половины одиннадцатого все были в сборе. Все единодушно придерживались мнения, что и у нас обстановка полностью созрела для проведения нужных изменений. Правительство следует коренным образом реорганизовать.

Я подчеркивал, что нужно освободиться не только от коммунистов-сталинистов, но и от беспартийных, спаянных с этими людьми. Согласно нашей договоренности, в Политбюро из числа наших следует ввести Имре Надя, Шандора Харасти, Ференца Доната, Золтана Санто, Гезу Лошонци. В ЦК, помимо упомянутых, мы намеревались ввести Йожефа Силади, Йожефа Шуреца, Миклоша Вашархеи, Ласло Кардоша, Габора Танцоша, Йенё Селла, Дьёрдя Лукача, Шандора Новобацки, Шандора Фекете, Миклоша Гимеша, Лайоша Коню, Дьюлу Хая, Шандора Эрдеи, Ференца Яноши, Ласлоне Райка.