Иисус глазами суфиев - Джавад Нурбахш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сегодня, сейчас надлежит принимать сердцем горесть, которую завтрашний день неизбежно преподнесет тебе. Здесь и сейчас воспламени сердце опаляющим душу страхом этой неизбежной, рано или поздно настигающей тебя горести. Ты должен умереть – и умереть еще и еще, сотни раз – иначе ты не пройдешь этот путь. Ты должен удерживать внутреннюю возвышенность, как бы ни опалял тебя огонь, исходящий из сферы мирского. Умирая так, с радованием, ты обретешь преображение, пылая сильнее, чем само пламя.
(Аттар, Илахинамэ, с. 235–236)
Другую версию этой истории рассказывает Мухаммад Лахиджи в своем Шархи гюльшани раз, с. 718. Приводим прозаический пересказ его версии:
Для Иисуса в чистоте его и духе святости сотня земных царств значила меньше, чем ячменное зернышко. Как-то раз он отправился в путешествие в компании бывалых и грубоватых спутников. Как бы ему ни досаждали в пути, его обычаем было отвечать с мягкостью и молиться за тех, кто досаждал ему. Иисусу было свойственно видеть благо во всём – где бы он ни оказывался и что бы ни случалось с ним, сколь бы неблагоприятным это ни казалось.
Его друзья стали упрекать его: «Как же так, ты претерпеваешь унижения, да еще и молишь Бога простить тех, кто их тебе причиняет?»
Ответ его был прост: «Каждый проявляет лишь то, что у него внутри».
Это можно выразить иначе, используя образы притчи о розе и терниях. Сколь бы Иисуса ни жалили шипы, он только расцветал кроткой улыбкой.
27. Иисус и заклинатель змей
Вооруженный палкой, заклинатель змей склонился над змеиной норой, пытаясь выманить змею наружу. Этот человек занимался приготовлением магических снадобий и заговорами.
Иисус, проходя мимо по большой дороге, увидел происходящее. Змея из норы обратилась к святому:
– О Дух Божий, сияющий светоч всех тварей! Какойто тридцатилетний мужчина пытается выманить меня из норы моей, хотя мне полных три сотни лет!
Иисус выслушал жалобы змеи и отправился далее. Позднее он вновь проходил там.
– Как продвигается чародейство? – спросил он заклинателя.
– Мне удалось завлечь змею в свою корзинку, – ответил заклинатель.
Иисус поднял плетеную крышку и заглянул внутрь. Змея была там, свившись кольцами.
Иисус, изумившись, молвил:
– Отчего же ты последовала за этим человеком и дозволила ему столь легко поймать себя? После того, что сказала ты о себе, как же ты оказалась здесь?
– Ни одно из заклинаний не подействовало на меня, – ответила змея. – Я даже могла ужалить его, мне представлялся такой случай. Нет, это его завораживающее повторение Имени Божьего загипнотизировало меня и мало-по-малу неумолимо завлекло в корзинку. Заклинанием моим оказалось Божественное имя. Я хотела бы увидеть, как сотня душ, подобных мне, подвергнута закланию во Имя Его.
(Аттар, Мосибат-намэ, с. 68)
28. Иисус и глупец
Иисус бежал к холмам, как будто за ним по пятам гнался свирепый лев. Друг, повстречав его во время этого безумного бегства, позволил себе спросить: «От кого ты убегаешь? Ты летишь как вспугнутый перепел, хотя никого не видать». Иисус, пренебрегая настоятельными призывами своего друга, лишь прибавил ходу и побежал еще быстрее. Его отважный друг последовал за ним, на последнем издыхании взбегая на холмы и спускаясь в долы, умоляя его открыть, что за напасть приключилась. Наконец, выведенный из себя, он воскликнул:
– Ради Бога, остановись! Никого позади тебя – ни преследователя врага, ни голодного льва. Нет причин для опасений. Отчего же ты так мчишься?
– Не мешай мне, – ответил Иисус, – я пытаюсь спастись от глупца!
– Да не ты ли Мессия? – настаивал друг, отказываясь принять столь неожиданный ответ, – Спаситель, исцеляющий незрячих, и глухих, и…
– Да, я, – отвечал Иисус.
– Не ты ли владыка, царственный посланник таинств потустороннего мира?
– Я.
– Тот самый, кто возносил молитвы над мертвецом, и тот вскакивал подобно льву, бросающемуся на добычу?
– Я.
– Не ты ли Иисус, который лепил птиц из глины, оживлял их дыханием и отправлял их в небесный полёт?
– Да, я.
– Тогда, о пречистый дух, если такие искусства в твоей власти, кого же тебе страшиться? Кто в мире откажется быть твоим слугою?
– Присягаю Божьей сущностью, – подтвердил Иисус, – и Свойствами Того, Который предвечно сотворил душу и вылепил тело, чтобы вместило оно её, Который является путеводной звездой всей тверди небесной, обращающейся в восхищенном служении вокруг Него, Его ожерельем, сорванным в страстном порыве. Я возгласил Имя Его горе, и она раскололась надвое. Я воскрешал мёртвых Именем Его и создавал предметы из ничего, возглашая его. Когда же с любовью возгласил я Имя сердцу глупца, сто тысяч раз, – не было от этого пользы.
Усилия мои оказались тщетными. Воистину, глина сердца его стала грубым камнем, в котором не прорасти зерну, грудь же его затвердела подобно граниту.
– Но в других случаях, – настаивал друг, – повторение Божьего имени делало свое дело, и ты мог свершать чудесное. Как же случилось, что в этом случае оно оказалось бессильным? Отчего это средство здесь не оправдывает ожиданий, в то время как оно исцеляло немощи в других случаях?
Иисус ответил:
«Недуг слепоты вызывает страдание,
но быть пораженным тупостью —
это гнев Божий.
Наказание страданием пробуждает сострадание.
Недуг тупости – лишь раздражает.
На сердце глупца наложена
Печать Божия, ничьей руке не сломать ее».
И потому избегай глупцов, как Иисус избегал.
Увы, кровь пролита была сборищем глупцов!
(Руми, Маснави, III, стихи 2570–2599)
29. Иисус и непочтительность учеников
Успех в адабе[67]– вот то, что мы взыскуем от Бога.
Невежливые изгоняются от Божественной милости.
Невежливость не только бесчестие для тебя самого,
но и разжигает пожары дерзости повсюду.
С Небес ниспослана была трапеза[68]
без каравана и торговли,
без слов сказанных и услышанных.
Среди же народа Моисеева[69]
грубые пренебрегли пищей небесной,
требуя: «Где наша чечевица и чеснок?»
Когда щедрость
