Искупление - Анна Мистунина

Бедняжки лошади нуждались в чистке и хорошей порции овса, но получили только мокрую траву и неласковое «Ну, вперед!» Трудно сказать, кто выглядел в это утро более несчастным.

Утро между тем разгулялось вовсю. Ему, как и лесу, не было никакого дела до печалей двух бродяг, без приглашения явившихся в чужой дом и теперь беспомощно бродящих в поисках выхода. Птицы гомонили над головой прямо-таки бессовестно громко — издевались. Из-под копыт выскакивало и кидалось наутек что-то мелкое, Тагрия не присматривалась, что. Тропа то уходила глубоко в переплетение ветвей, то выскакивала на открытое пространство, и тогда у путников слезились отвыкшие от яркого света глаза.

Бетаран быстро слабел и наконец обвис, чуть не свалившись на землю. Тагрия спешилась и подхватила его.

— Хорошо, Бет, мы поедем вместе, — она старалась говорить весело, только голос обидно дрожал. — Так даже лучше, вторая лошадь отдохнет, да?

Бетаран возражать не стал, его кобыла — тоже. Тагрия с трудом взгромоздилась на коня вместе с братом. Тяжелое безвольное тело навалилось на нее, обжигая даже через одежду. Смотреть вперед и править конем в таком положении очень трудно; попробовав так и эдак, Тагрия пристроила голову Бетарана у себя на плече и взяла поводья.

Казалось, зарослям не будет конца. Тагрия уже приготовилась ехать так, не зная, куда, пока они оба не умрут, когда тропке вдруг надоело извиваться червяком: она пошла прямее и вскоре слилась с другой, пошире и поутоптанней. Скосив глаза вниз, Тагрия увидела — о, чудо! — следы подков.

— Видишь, Бет, видишь, мы скоро приедем к людям. Нам помогут, обязательно помогут, ты только не умирай! Слышишь?!

Бетаран молчал и не открывал глаз. Губы его запеклись, но, по крайней мере, он дышал. Тагрия принялась изо всех сил подгонять коня.

Тропа рассекала лес, как нож режет мясо. Деревья по обе стороны теперь не казались замшелыми великанами, они стали моложе и стройней, между ними чаще появлялись просветы. Небо над головой было ясным, солнечные лучи — нестерпимо-жаркими. Тагрия вымокла от пота. Впрочем, виной тому было не солнце: грех пенять на жару, коли сидишь, обнимая раскаленную печку.

После полудня лес почти сошел на нет, потянулись заросшие редколесьем холмы. Тагрии они напомнили далекий Дилосс. Тропа уверенно бежала через них, уводя к юго-востоку. Все чаще попадались следы копыт и колес. Людей, правда, пока не было видно.

Сначала Тагрия услышала плеск бегущей воды, потом тропа резво обежала вокруг холма и вывела на пологий речной берег. Оборвалась. Видно было, как на дальнем берегу она вновь начинается от остатков разрушенного моста, взбегает на холм и теряется в опять густеющем лесу. Чуть левее по обоим берегам из воды торчали камни, обозначавшие брод. А здесь, рядом…

Тагрия поспешно спрыгнула на землю. Стащив с седла Бетарана — он не открывал глаз, — уложила его и помчалась к дому.

— Помогите, кто-нибудь! — закричала она, изо всех сил ударяя кулаками в дверь.

Та распахнулась от удара. Посередине избушки под круглым дымоходом был сооружен очаг, вдоль стен тянулись накрытые шкурами скамьи. На столе грубая глиняная посуда, кучка дров перед очагом, у стены покрытые засохшим илом сети. И — никого.

Тагрия молча прислонилась к стене. Сил не оставалось даже заплакать. Охотничья или рыбацкая избушка могла пустовать большую часть года, лишь изредка давая приют случайным проезжим. Никакой надежды найти здесь людей, конечно, не было. И… что теперь?

Бетаран лежал там же, где Тагрия его оставила, бледный и очень похожий на труп. Дыхание его было редким и хриплым, по телу то и дело пробегали судороги. Тагрия набрала воды в принесенную из дома чашку, уронила несколько капель в его приоткрытые губы. Больше ничем помочь она не могла. Она достаточно повидала умирающих, чтобы понять: надежды нет. Она села возле брата на землю, скрестив ноги, и стала ждать смерти.

Широкая тень появилась словно из ниоткуда, заслонила небо. Лошади с истошным ржанием бросились наутек. Тагрия безучастно подняла голову, и в тот же миг на землю перед избушкой обрушился грифон. Для страха уже не осталось причин, смерть придет чуть быстрее — ну и что? Но прежде, чем разглядела всадника — точнее, всадников, один из которых был, как ни странно, жрецом, — Тагрия узнала его, узнала стремительный размах огромных крыл, сияющее на солнце золото перьев. Грифон передернул плечами, так что всадники буквально скатились на землю, и одним прыжком очутился рядом. Тагрия кинулась навстречу.

— Ветер!

Золотая волна скрыла ее с головой. Грифон был везде, сверху, снизу, со всех сторон, его перья набились ей в рот, страшный изогнутый клюв ласково и так знакомо перебирал волосы, резкий запах опьянял крепче любого вина.

— Ветер, Ветер, милый, как же я скучала! Ты нашел меня, Ветер, родной!

Как и раньше, Тагрия не могла разобрать слов грифона, как и раньше, в том не было нужды. Мир подпрыгивал, вращался золотым колесом, пока Ветер наконец не поставил ее на ноги, бережно, словно котенка. Тагрия нехотя очнулась.

— Спасибо тебе, Ветер, — прошептала она и отступила назад.

Двое мужчин глядели на нее с одинаковым изумлением. Один, в жреческой сутане, озабоченно присел возле Бетарана, другой стоял рядом — онемевшая от неожиданности каменная статуя.

Его тело под плащом из тонкой шерсти обтягивала блестящая одежда, какие носят маги, но грудь перечеркивала перевязь, держащая меч с самоцветами в рукояти, и узор на ножнах в точности соответствовал рисунку на императорском гербе. Черные волосы падали на плечи, как принято в Империи; подбородок, прежде чуть затемненный щетиной, скрывала густая черная борода. И еще, Тагрия заметила это сразу, он не казался меньше ростом, как обычно бывает с людьми, которых не видишь с детства. Перед ним она снова почувствовала себя маленькой девочкой.

Все слова, заготовленные для такого случая, исчезли. Тагрия указала на Бетарана и попросила:

— Спаси его.

Его высочество брат-принц Империи, маг и потомок магов, казалось, с трудом вернул себе дар речи.

— Это ты! — сказал он ошеломленно. — Тагрия! В самом деле ты! Ветер, зверюга! Откуда…

— Мой брат! — перебила принца Тагрия. — Он умирает, понимаешь? Помоги ему!

Карий хотел что-то сказать, но передумал и опустился на колени подле Бетарана. Руки мага легли на лицо умирающего — темные на мертвенно-белом. Тагрия задержала дыхание. Сейчас… Сейчас…

— Слишком поздно, — тихо сказал Карий. — Прости, Тагрия. Сердце не бьется, он мертв.

— Так оживи его! — Тагрия даже не заметила, что кричит. — Чего ты ждешь?!