Из моего прошлого 1903-1919 годы (Часть 1 и 2) - В Коковцев

Между прочим, в этом совещании произошел небольшой инцидент, оставивший видимо в Государе немалое впечатление. Адмирал Абаза заявил, что суда продаются вполне вооруженные и с полным комплектом снарядов на все орудия.

На мое заявление, известно ли ему какие это орудия и имеются ли у нас снаряды пригодные для пополнения израсходованных запасов, так как может случиться, что мы израсходуем снаряды и не будет возможности пополнить их из Петербурга, - я не получил никакого ответа, но Морской Министр сказал, что это очень важное замечание и вероятно придется, в случае покупки судов, начать сразу же готовить новые снаряды, что потребует, конечно, много времени, так как раньше изучения орудий, очевидно нельзя знать какие готовить снаряды.

Совещание кончилось на том, что Государь {68}повелел повести это дальше, но предоставил мне принять все меры к ограждению казны от всяких попыток выманить деньги, без передачи судов в наше фактическое распоряжение.

Долго тянулось это дело. Немало крови испортило оно мне, но кончилось почти анекдотически. После нескончаемых разговоров и встреч, решено было купить четыре Чилийские броненосца, известны были и их имена, продажная цена за них была установлена в 58 миллионов рублей, подлежащих выплате в Париже, через дом Ротшильда, но не иначе, как в момент получения телеграммы и принятия судов под нашу команду. Адмирал Абаза получил приказание выехать в Париж, вести там переговоры, но денежная часть ему поручена не была.

Я выговорил, что она остается в моих руках, и был командирован туда же А. И. Вышнеградский, занимавший в то время должность Вице-Директора Кредитной Канцелярии. Абаза принял самый конспиративный вид, обрил свою классическую длинную бороду и появился в Париже в неузнаваемой внешности.

Не прошло однако и трех дней, как в бульварных газетах появилось фотографическое изображение Адмирала в двух видах: в адмиральской форме, с его классической бородой и в штатском одеянии, в мягкой дорожной шляпе и с гладко выбритым лицом.

Под этими изображениями помещен короткий текст, объясняющей причину прибытия Адмирала в Париж и, кстати приведен и адрес гостиницы, в которой он поселился. Долго ждал Адмирал своих посредников и комиссионеров, да так и не дождался. Напрасно просидел и Вышнеградский для производства расплаты, и оба они вернулись ни с чем.

Были ли вообще эти чилийские броненосцы в действительности или же, - как я думаю - их вовсе не было никогда. Чилийское правительство и не помышляло продавать их нам, а все хитро задуманное предприятие существовало лишь в воображении всевозможных посредников, рассчитывавших на легкомыслие наших представителей.

Как бы то ни было, мне удалось спасти деньги, но Адмирал Абаза не раз утверждал после этого, что броненосцы были и, если бы ему дали свободу действий, то все было бы сделано, а благодаря моим спорам, японцы все узнали и пригрозили чилийскому правительству войною, если только оно вздумает продать нам свои суда. Все это, конечно, чистейший вздор, и Государь не раз говорил мне, что он вполне уверен в том, что все это было задумано с целью получить наши деньги, не давши нам никаких судов.

{69} Я должен отдать справедливость покойному Вышнеградскому, "оказавшему мне в этом деле очень большую помощь.

По мере того, что время шло к весне и поступали вести о движении нашей эскадры, Государь все чаще и чаще говорил со мною о ней на моих докладах, а когда накануне одного из них получилось известие, что эскадра Адмирала Небогатова соединилась с эскадрою Рождественского.

Государь встретил меня радостный, веселый, словами: "ну что же и теперь Вы не разгладите Вашей морщины на лбу и все будете по-прежнему мрачно смотреть на судьбу нашего флота".

Недолго продолжалось это радостное настроение. В субботу, 15-го мая под вечер, я получил из Берлина телеграмму от Мендельсона с сообщением, что утром этого дня, в Цуссимском проливе, наш флот вступил в бой со всем японским флотом и погиб почти весь, так как лишь одно или два судна успели прорваться на север. Я тотчас позвонил к Морскому Министру, и спросил его, известно ли ему что-либо. Он ничего не знал, но сказал, что тотчас сообщит Государю по телефону, с ссылкою на то, что известие получено мною. Поздно вечером, уже около 12-ти часов, Морской Министр позвонил ко мне и сообщил, что такое же известие передано ему как нашим Берлинским послом, так и Морским Агентом.

Государя я не видал целую неделю, а когда я пришел в следующую пятницу с очередным докладом, то застал его глубоко расстроенным и в первый раз, по-видимому, отрешившимся от своих обычных надежд на скорое и славное для России окончание войны. О самой катастрофе он совсем не говорил и сказал только, что не видит теперь надежды на скорую победу и думает только о том, что нужно тянуть войну, доводить японцев до истощения и заставить их просить почетного для нас мира. На внутренние беспорядки Государь смотрел скорее безучастно, не придавая им особого значения, и все говорил о том, что они охватывают только небольшую часть страны и не могут иметь большого значения.

Тем временем Булыгин внес выработанный им проект учреждения Государственной Думы совещательного характера, и с начала лета началось предварительное рассмотрение его в совещании под председательством Гр. Сольского, а затем, после небольших исправлений первоначальной, редакции, дело перешло на окончательное рассмотрение его под {70} председательством самого Государя.

В состав последнего совещания был включен целый ряд лиц обычно не принимавших участие в таких собраниях: Гр. А. П. Игнатьев, Победоносцев, А. А. Половцов, Профессор Ключевский, Стишинский и много других, имена которых не удерживает моя память.

Преобладающий характер приглашенных были лица с большим служебным прошлым. Прения носили по преимуществу совершенно спокойный характер, никаких принципиальных вопросов затронуто почти не было, и рассмотрение всего проекта заняло всего четыре или пять заседаний, но некоторые частности дали место к довольно любопытным прениям.

Помню, как между мною и Стишинским возник спор о том каким условиям должны отвечать лица, подлежащие выборам в Государственную Думу. Стишинский настаивал на том что даже простая грамотность не должна быть обязательна, так как, по его мнению, самый надежный элемент представляет собою, как он выразился "истовые крестьяне, более солидного возраста", а в их среде много совершенно неграмотных людей но это отнюдь не мешает им хорошо знать местную жизнь, уметь разбираться в самых сложных вопросах сельского обихода, земских нуждах и всего того, что составляет самую сущность будущей деятельности Государственной Думы.

Я возражал против такого предложения, доказывая, что никакая "истовость" не принесет никакой пользы, если будущий законодатель, хотя бы имеющий лишь совещательный голос не сможет прочитать того, что ему будет предложено рассмотреть. Кое-кто из участников совещания поддерживал мою точку зрения, но Государь встал на точку зрения Стишинского и статья законопроекта была редактирована в этом смысле.

Во всем ходе дела по рассмотрению проекта в совещании Гр. Сольского, Витте, как председатель Комитета Министров, принимал самое деятельное участие. Он ни разу не возбудил вопроса о том, что совещательный характер Думы никого не удовлетворить.

Зато, он очень энергично возражал против включенного в проект воспрещения избирать евреев в члены Думы. Я решительно поддерживал его, вопрос занял два заседания и не был окончен до выезда Витте в Америку.

Перед своим отъездом, он особенно просил меня телеграфировать ему в Вашингтон, чем разрешится этот спор, так как он справедливо придавал ему большое принципиальное значение, а резкая оппозиция правых элементов вызывала в нем опасение за судьбу вопроса.

Большинство {71} участников совещания встало, однако, на нашу общую с ним точку зрения, и дело разрешилось вполне благополучно. Телеграмма в Портсмут была мною отправлена, и я получил даже на нее ответ с выражением благодарности, которой не получал потом ни за одну из многочисленных последующих моих депеш.

{72}

ГЛАВА V.

Мирная конференция в Портсмуте. - А. Я. Нелидов и Н. В. Муравьев - первые кандидаты на должность Главного Уполномоченного. - Назначение С. Ю. Витте и его отъезд в Портсмут. - Мои осведомительные телеграммы. - Направление, данное переговорам Государем. - Всеподданнейший доклад гр. Ламсдорфа по основным вопросам возможного соглашения. - Резолюция Государя на этом докладе. Составленное мною, по приказанию Государя, письменное мнение о допустимых уступках Японии. - Решительная депеша Государя о недопустимости контрибуции. Возвращение Витте. - Резкая перемена в его отношении ко мне.

В половине июля 1905 года, как известно, Президент Северо-Американских Соединенных Штатов - Рузевельт предложил нам и Японии свое посредничество в созыве мирной конференции, для прекращения войны.