Прокол (сборник) - Валд Фэлсберг

Мне следовало думать о своем новом сроке. Сейчас понимаю, что должен был отказаться, ибо я не выдержал уже текущего. Но это было бы нонсенсом: после трех посольских сроков атлант мог бы вернуться в Атлантиду кионом, жить там в кионском посольстве (с гравиглушителем — как на батуте!), испытывая все кионовы жизненные преимущества, а заодно пользуясь всем, что пожелает в своей родной Атлантиде, начиная с климата и неба, продолжая свежими фруктами и мясом, и кончая женщинами.

Во имя моей головокружительной карьеры мне следовало думать о презентации.

Но я думал о Мерите…

Эта поставка варваров являлась особой. Она была не мимо меня. Впервые привоз варваров был — прямо мне. Я никогда не задумывался над этим моментом — что у меня будут сотни гостей кионов, кто может себе позволить все, что душа пожелает. Я был первым послом Атлантиды в Киону, после восьмидесятой поры назначенный на следующие.

Аиэоу меня организаторикой не загружал: он по моему указанию по его указанию устраивал масштабное пиршество. Но я все знал, все. Хотя со стороны. И вдруг — я был шокирован?!

Непрофессионализм? Простите, мягко сказано…

У Мериты был высокий, темный, гладкий лоб под угольными волосами, раскрывающими его плавными волнами, не кудрями, как у большинства египтянок. У нее был прямой, острый, тонкий нос с чуть расширенными ноздрями. Узкие, сомкнутые губы с таким четким контуром, что он определенно был бы начертан краской, будь Мерита атланткой. Или кионкой. Но Мерита была — животным.

Высокие, но не широкие скулы и плоские щеки, смыкающиеся в острый подбородок. Острые углы челюстей под ушами — малюсенькими, светлее остальной кожи, перламутрово-прозрачными.

Я думал о Мерите. Думал день. И ночь. Но это еще полбеды. Я понял, что должен ее видеть. Навестить. Об… Нет… Да, обратиться по имени!

Я понял, что схожу с ума. Но все шел дальше. Понимание не спасает от схождения.

Mы были не просто научным открытием. Мы были людьми. Мы полностью соответствовали теории кионов о единственном разуме в другой вселенной — кионообразном. Они соскучились по нам. Даже трудно представить, насколько им нас не хватало. Единственным живот… людям в своей вселенной.

Кионам не потребовалось много времени, чтобы разделить не знакомый им живой мир на люд и нелюд. Вернее, времени не требовалось вообще: они сразу познакомились с нами, в немалой степени уже разделившими. И мы не причисляли темные народы к расе окропленных богами. Варвары! Kогда нужно — люди, когда нет — предметы, животные. Удобно.

Сейчас, беспричастно оглядываясь — в чем же я могу кионов упрекнуть? Что они неправильно провели черту между собой, нами и варварами? Может быть. Может, и нет.

Но если даже?! Kто от этого проиграл?!

Атлантида без кионов никогда бы Атлантидой не стала. Мы только выиграли.

А варвары потеряли? Трезво рассуждая — ничуть.

Сами кионы выиграли? Да. И по какому праву мне их упрекать? Они свою жизнь заслужили.

Атланты кионов могли бы упрекнуть только в Секретном протоколе. Но людьми, не зверьми, нас по сути сделали только кионы! И не собственноручно же они поставляли себе варваров — мы охотно услужали. И не сама же Мерита ко мне пришла: мои ее прислали. И Секретный протокол, если таковой и впрямь существует, сами заслужили. И только меня, меня одного атланты могли бы в чем-либо упрекнуть. Вернее, во всем…

Я знаю лишь одного во всей этой цепи, кто безупречен. Кто делал одно лишь добро себе, другим, всему, даже своему чужевселенскому другу. Нет, я не в силах произнести имя своей жертвы. Имя, состоящее из всех гласных на моем языке…

Aиэоу мой администратор. Я его начальник. Он делает, что мною велено. Я посол другой вселенной, а он — всего лишь высокий чиновник: руководитель протокола. Наши отношения из формальных давно переросли в дружеские. Я часто к нему в шутку обращаюсь «Протокол».

Ибо он действительно безупречен. И таким он делает все, что ему положено, и поэтому указывает мне указывать ему делать все, что ему положено. Ибо он кион — а я всего лишь высокий атлант.

В правительственный варварарий я иду без Аиэоуова ведома. Не по протоколу. Позволено ли мне посещать варварарий по протоколу? Вдруг меня осеняет, что, вероятно, да. Отчего нет?! Быть может — даже без Аиэоуа. Только — поставив в известность. И, вернее всего, ответив — зачем… Стало быть, именно этого я избегал.

Послу Атлантиды посетить свой варварарий, оценить поставку перед своей презентацией — куда еще нормальнее! Ведь варваров кионам поставляют именно атланты. Кто же еще, если не мы!

Вызываю трансдукта, и в мгновение ока оказываюсь у двери варварария. Прикладываю глаз к сканеру — почему бы и нет! У меня класс допуска «Э» — а вдруг проходит и в варварарий?

Нет, не проходит.

И тогда я…

Это не совсем честно, я знаю, у меня к Аиэоуу, быть может, слишком личное отношение, то есть, у Аиэоуа ко мне, видимо… Но я его доверием никогда не злоупотреблял. И сейчас не обижаю его. Мне всего лишь Мериту навестить! Хрупкую как папирусный стебелек, блистающую слюдяными жемчужинками в разломе гранита, с плавными волнами черных волос, ободранной ветром, исцарапанной, ввысь упругой словно термитные гнезда, еще не зрелой, вожделенно цветущей грудью. Едва взрослая — на тонкой грани между ребенком и женщиной. С высоким, темным, гладким лбом, острым, прямым, тонким носом с чуть расширенными ноздрями, сомкнутыми губами за четким контуром. Отталкивающе притягательна.

Прости, дружище! Я не злоупотребляю тобой. Мне только лишний раз убедиться, что ошибаюсь. Что Мерита не атлантка. Или кионка. Что Мерита лишь животное. Я должен это видеть. Чтоб опять быть в порядке…

И я прикладываю к сканеру виртуальную радужку Протокола. У меня такая имеется: одно из нарушений протокола почти безупречным Аиэоуом — ибо мы друзья уже долгие поры. Дверь открывается, и ко мне обращается любезный голос кионки: «Добро пожаловать внутрь, господин Аиэоу!»

Я вздрагиваю от неприязни. Не только из-за того, что по ответу понимаю: у Аиэоуа класс доступа «Ч» — я ниже своего слуги-администратора, друга своего. Нет, на этот раз из-за другого. В общем…

Кажется, в уголке своего свихнувшегося подсознания я ожидал… голос Мериты! Нет, я никогда не слышал Мериту… но кионковский тембр вызывает во мне агрессивное отвращение. Оказывается, у меня уже имеется представление о меритовом голосе! Людском, не кионовом. Женском…

У нее высокие, но не широкие, скулы и плоские щеки, смыкающиеся в острый подбородок. У нее острые углы челюстей под ушами — малюсенькими, светлее остальной кожи, перламутрово-прозрачными. Обветренные, еще не раскрывшиеся бутоны груди я уже видел днями и ночами. Под ними сквозь смуглую, поблескивающую кожу чуть видны пружинки межреберных мышц, потом чуть впалый столь же пружинисто мускулистый живот с малюсеньким, с ноготок, бездонно глубоким пупком. С него вниз стекает едва заметный ручеек пушинок, впадающий в кудрявую долину черноволосья между острыми тазовыми хребтами, дающими начало темным, женственно мускулистым, детски изящным бедрам с еще угловатой коленной чашечкой, через прочное сухожилие переходящей в берцовую кость над выраженной икрой, смыкающейся в хрустальную щиколотку с широкой стопой в конце. Грубая, расцарапанная подошва, потрескавшиеся ногти: уж не дрогнет эта ступня, наступив на шишку… Но — этого одного мало!

Мерита подвела меня. Она не похожа на животное. Ничуть.

Судя по тонким чертам, Мерита из верхненильских бадаров — тех, кого кионы якобы выбрали бы людьми, не будь атлантов. Что мне не положено знать. Я знаю о кионах множество неположенного.

Неположенного, ибо, если такая альтернатива и впрямь существовала бы, то ведь… варваром мог оказаться я! А Мерита — человеком…

Бред это сплошной, естественно: каждый тот, кто он есть, если даже кионы ошиблись бы. И внешность не решает: дельфин не рыба. Но я не в силах отвести взгляд от обманчиво красивого зверя. Помочь не могу.

Я не могу Мерите помочь. Никто уже не может.

Но хотя бы сейчас никто не мешает мне созерцать ее. Долго-долго. Сколько заблагорассудится. Именно то, о чем я грезил с первого раза, когда увидел ее в почте. Когда украл первые рваные мгновения.

Когда Киона нас открыла, жизнь там радикально изменилась. Хотя естественные растения у них еще водились, поставки с несравненно более богатой Земли полностью перевернули кионскую скудную вегетарианскую кухню.

Иначе было с мясом. Совсем одиноки в своей Кионе уже тысячи пор, о животных хоть и по истории зная, но не представляя, они не смогли принять мысль, что можно есть лохматую, вонючую и тупую тварь — либо огромную и страшную, либо мелкую и гадкую. На потешных зрелищах, где люди соревнуются, всякое вытворяют, — там да. Кионские храбрецы с искаженными лицами заставляли себя отведать земных чудовищ — и говяжий стейк, и тушеную баранью грудинку… Но и речи не могло быть о ширпотребе: общество никогда не сочтет такое достойным своего меню. Одно лишь все еще остается тайной для меня: кто же и как обнаружил, что выращенные в бидонах людские ткани, естественно, и рядом не стояли с живым продуктом.