Контракт на убийство - Буало-Нарсежак

— Успокойся, — говорит Г. — Это кюре Генруе. На нем не плащ, как тебе показалось, а сутана. Да, он одет не как мы, но это друг.

— Добрый вечер! — кричит кюре, подняв руку в знак приветствия.

— Добрый вечер! — отвечает Г. И, продолжая ласкать пса, заканчивает вполголоса: — Ты сразу его узнаешь, от него пахнет старичком.

Под деревьями темнеет. Наступает время сов и лесных мышей.

Подняв голову, Ромул не сводит глаз с утопающей в тумане дороги; запах срубленных деревьев и потревоженной листвы становится все ощутимее. Г встает, потирая поясницу.

— Пошли спать, старина. А ну, вперед.

Тщательно заперев окна и двери, Г идет за револьвером.

— Будем осмотрительны, — говорит он. — Ты ляжешь здесь. А я сплю наверху. — Он повелительно указывает на подстилку. — Лежать! Давай располагайся поудобнее! Поворачивайся на бок! А теперь закрой глаза! Спокойной ночи. — Г поднимается по лестнице. Но, добравшись до верха, оборачивается. — Я сказал «закрой глаза». Кто тут командует? Вот так!

Поднявшись к себе в мансарду, он бросает на табурет рубашку и брюки. Револьвер — на полке, под рукой. Света не нужно. Ночь удивительно ясная. Г ложится на спину, скрестив руки на затылке. Им сразу же овладевает сладкая дрема. Но… что это за мерное поскрипывание… Это же усердно скребущие когти, которые, зная за собой вину, стараются быть неслышными. Ничего не поделаешь. Пес уже в комнате и сует морду под легкое одеяло; наткнувшись на волосатую ногу, он тычется в нее мокрым носом. Потом, забыв о всякой сдержанности, скользит вдоль неподвижно застывшего тела, проталкивается между рукой и боком, пробираясь до самой подмышки, где пахнет уютной норой. Повозившись немного, пес устраивает себе настоящее место. Рука хозяина обнимает его.

— А ведь ты уже не щенок! Ну и тип мне достался! Это же моя кровать! Согласен! Она не слишком широкая! Но это не причина вытеснять меня!

И так, обнявшись, Г вместе со своим псом погружается в мечтания: они у них общие. Ромул не двигается, но и не спит. Он вслушивается в удары сердца человека, такие медлительные… такие неторопливые… Помнится, сердце волчицы всегда куда-то спешило. И вот уже пес с трудом различает сонный голос, шепчущий непонятные слова.

— Знаешь, я вовсе не злой. Да, я убил немало людей, но все они были отвратительны. Боюсь, ты вообразишь себе такое! А что я мог поделать? Пока были цирки, я старался изо всех сил. — Рука чуть крепче сжимает зверя. — Я все тебе расскажу, ведь должен же я кому-то это сказать. Если я взялся за такое ремесло, то потому, что у меня был дар. От дара не отказываются… Когда я стал шофером у Гонсалеса да Косты, в мои обязанности входило также приводить в действие ball-trap.[4] Я был его оружейником. Чистил ружье, и однажды он позволил мне выстрелить.

Наступила пауза. Ромул спит, но голос по-прежнему доносится до него. То, о чем он рассказывает, — людские истории — ему неинтересно, но главное, чтобы он звучал не смолкая!

— Гонсалес да Коста был до того неловок, бедняга. Я приводил его в восхищение. А потом он заметил, что жена изменяет ему. И тогда он попросил меня… Ты, конечно, догадываешься, что было дальше… Да, и жена и любовник… Одна пуля, одна-единственная на каждого. Затем меня отыскал мсье Луи!.. И знаешь, эти люди были до того никудышные, что мне, по правде говоря, не жалко было их убивать. Ты-то это понимаешь? Я хочу, чтобы ты понял, потому что мы с тобой могли бы и не оказаться в одном лагере…

Голос смолкает, и Ромул приоткрывает глаза. В чем причина такого молчания, плохо скрывающего волнение? Ромул ощущает на себе его волны. Похоже на холодный ветер, крайне неприятный. Но голос звучит вновь.

— Вас, вашу породу, натаскивают специально против таких людей, как я. Вас учат судить по внешнему виду. Видишь ли, если бы тогда у президента ты заметил меня с двухдневной щетиной на лице и в выцветших джинсах, то наверняка набросился бы. Да-да! Вы на стороне богатых! А между тем, мой славный пес, ты единственная моя родня!

Голос стал чуть слышным. Но сердце забилось сильнее. Смущенный, Ромул закопошился. И на всякий случай лизнул языком в самое теплое место, сжимающее его морду.

Г еще крепче обнимает пса. Голос у него странный, и язык слегка заплетается со сна.

— Видишь ли, — бормочет он, — ты хорош тем, что, как и я… тоже не виноват, верно? И я не виноват. Как ты! В точности как ты! Мы оба ни в чем не виноваты. — Несколько неразборчивых слов теряются в собачьей шерсти, затем Г пытается повернуться, ворча спросонок: — Отодвинься хоть немножко! Задохнуться можно.

Их сон длится долго. Потом наступает молчаливое пробуждение. Почесывая шею, Г отталкивает Ромула. Опускает ногу на пол. Зевает. Смотрит на часы, которые никогда не снимает с руки, и говорит:

— Знаешь, сколько сейчас времени? Семь часов, старина! А ну-ка! Вниз!

Ромул уже на первой ступеньке лестницы. Раздается хриплое тявканье. Пес трепещет от радости. Заглядывает хозяину в глаза и вот уже стоит на задних лапах, положив передние на грудь Г, прижавшись мордой к его лицу, пытается лизнуть, затем возвращается на лестницу и начинает спускаться задом, пятясь как рак, чтобы удостовериться: хозяин следует за ним, и, значит, все в порядке. Затем, распахнув настежь двери, они бегут в сад; прихрамывая, пес носится как угорелый, встречая лаем утренний свет, пение птиц. У него едва хватает времени, чтобы поднять здоровую лапу у изгороди.

Г набивает трубку, наслаждаясь свежестью соседнего подлеска. Может, это и есть лучший момент для проведения опыта? Ромул, весь во власти необычайного обилия запахов, тыкаясь носом в рытвины, петляет по дороге, взяв соблазнительный след, и не замечает, что Г вернулся в дом. Когда же пес понимает, что хозяина рядом нет, он, едва подняв морду, сразу распознает знакомый запах средь едва уловимых дуновений в воздухе и бросается к дому, но тут появляется Г, держа в руках какую-то палку, и Ромул замирает. Ему это что-то напоминает. Г подходит ближе.

— Да, — говорит он, — это мое ружье. Не бойся. Иди понюхай. А теперь смотри, я стреляю в воздух.

Ромул невольно прогибает спину и прячет хвост. Прижав уши, он, захлебываясь, ворчит, сам удивляясь непривычно глухим звукам. Г спешит приласкать его.

— Хороший пес. Молодец. Согласись, это не так уж страшно! Поначалу свист немного поражает. Ну, еще один выстрел.

Ромул вздрогнул, но рука хозяина тут же успокоила его. И он просто чихнул два-три раза из-за маленького облачка сиреневого дыма, вылетевшего из этой штуковины.

— Молодец! Очень хорошо! — говорит Г. — Теперь мы сможем защитить себя. А кто заслужил хорошую косточку? Ромул. Знаешь, мне не очень нравится твое имя. Ничего. Не беда, поищем другое.

Ромул садится прямо перед холодильником и, как только открылась дверца, сует нос внутрь. Но тут же получает затрещину.

— Что за манеры! Нет, ты… Сейчас отправимся в Генруе за продуктами. А пока держи этот кусок голяжки. Чересчур холодный! А ты как думал? Ничего! Обсасывай!

Утро как утро. Но Г так хочется, чтобы все грядущие утра были похожи на это. Вскипятить воду для кофе. Достать чашку. Сахар. Ах, а масло-то… Слышно, как работают клыки Ромула. Дрозд прыгнул на порог. А где-то, склонившись над картой, замер мсье Луи. Хватит колебаний. Пора действовать.

Глава 8

В Генруе Г идет к Неделлеку, последнему оставшемуся в округе шорнику, и заказывает поводок для Ромула, дабы приучить его степенно ходить рядом с хозяином. Ромул натягивает поводок изо всех сил, чуть не задохнувшись. Но после того как его сурово одернули, быстро образумился. И даже согласился сидеть возле кассы, пока Г, раздобыв наконец наличные деньги, расплачивался с мясником за свой заказ.

— Какой красавец! — замечает Жюльен. — Он не злой? Можно его погладить?

И Ромул крутится от радости, посылая языком поцелуи во все стороны. Он заслужил кусочек кровянистого лакомства, который мигом проглатывает. Г гордится своей собакой, объясняет, что это совсем еще молоденькая овчарка, немножко взбалмошная, но редкостная умница.

— Мы с ней беседуем! — рассказывает он. — Уверяю вас.

— А дорого обходится ее воспитание? — спрашивает коммерсант.

Время бежит себе потихоньку, восхитительно обыденно. После мясной лавки они идут в бакалею. Фернан печатает список, который диктует ему Г.

— Вот это да! — произносит лавочник, выстукивая заказ одним пальцем. — Видишь вас нечасто, но зато когда появляетесь, этого трудно не заметить! А как зовут вашу псину?

— Ромул.

— Неплохо. Такое на улице не валяется!

Собственная шутка приводит его в восторг. Он угощает Ромула сахаром, протягивая его на ладони, и смотрит, как тот ест.

— Хорошие зубки. С ним вам нечего опасаться грабителей, жаль, что он хромает.

А вот этого не следовало говорить. Г сразу замыкается, но страх оказался проворнее. Он снова поселился в нем. Зачем этому идиоту Фернану понадобилось напоминать, что он обречен и что все это только отсрочка. Расплатившись, Г уходит, держа Ромула на коротком поводке, словно собаку-поводыря. Что поделаешь! Надо было уладить все самое неотложное. Да, не забыть купить журналы, которые выходят по четвергам: «Матч», «Жур де Франс», «ВСД»… Уже издалека видны огромные заголовки: «КТО УБИЛ ГЕНЕРАЛЬНОГО ДИРЕКТОРА». «КРОВАВАЯ ТАЙНА В ШАТЕЛЬГЮЙОНЕ». Киоскер встречает его с радостью.