Женщина, которую нельзя забыть - Сандра Мартон

Каллен поднес чашку к губам, скорчил гримасу, но допил кофе.

Чашка сильно врезалась в руку Каллена и треснула. Он ругнулся и посмотрел на белые фарфоровые осколки, лежащие у его ног. Он рванул дверь террасы, вошел на кухню, взял совок и щетку из подсобки.

Какую игру она затеяла?

Он поклялся себе, что не прикоснется к ней. Он не хотел, чтобы она была рядом, если ему придется бороться с ее презрением, бороться до тех пор, пока она не признает, что хочет его. Каллен вернулся на террасу и начал собирать осколки чашки в совок. И тут заметил красное пятно на щетке и красные капли на двери террасы. Он глубоко поранился и даже не почувствовал. Он вернулся в квартиру за бинтом и увидел, что за ним тянется красная полоска по жемчужно-серому берберскому ковру.

Этого только не хватало.

— У тебя кровь!

Каллен оглянулся.

Марисса стояла на верхней ступеньке широкой мраморной лестницы, которая вела в гостиную из прихожей. Ее лицо было белее мела.

— Марисса?

Она открыла рот и покачнулась. Каллен бросил совок и щетку и побежал к ней.

— Марисса, — сказал он, хватая ее, — в чем дело?

— Все в порядке, — прошептала она, но он прекрасно видел, что это не так.

— Святая Мария! Что-то с ребенком?

Каллен оглянулся и увидел Консепсьон. Экономка стояла в вестибюле, ее карие глаза округлились от ужаса.

— Я не знаю. Моей жене стало плохо.

— Мне не плохо, — неуверенно сказала Марисса. — Правда. Отпусти меня. Со мной все в порядке.

И Каллен, и экономка проигнорировали ее слова.

— Усадите сеньору на софу. Опустите ей голову. Да, так. — Консепсьон скрестила руки на груди. — Она может потерять ребенка. Кровь…

— Это моя кровь, не ее.

Каллен присел на корточки рядом с женой и взял ее руки в свои.

— Марисса. Поговори со мной.

— Я сказала тебе, все хорошо. У меня просто закружилась голова.

— Сеньора? Что происходит? Это ребенок?

Марисса покачала головой.

— С ребенком все в порядке. Голова уже прекратила кружиться. Кровь…

— А, да. Кровь.

Каллен переводил взгляд с одной женщины на другую. Они говорили по-испански. Почему ему не приходило в голову, что эти женщины могут говорить на одном языке?

И как могло получиться, что Марисса была в более близких отношениях с экономкой, чем с ним?

Пошло все к черту. Как вышло, что он не знал такой важной вещи о своей жене?

— Что? — спросил он. — Что она говорит?

— Во всем виновата кровь. При виде крови сеньоре стало плохо.

Каллен посмотрел на свою руку. Кровотечение прекратилось, но были видны капли крови на ковре и на джинсах.

— Ничего страшного, — сказал Каллен Мариссе, — просто небольшой порез. Порез, — повторил он для экономки.

Консепсьон кивнула.

— Я уберу все, сеньор.

— Спасибо, Консепсьон. Но пока не принесешь ли ты нам холодный компресс?

— Мне не нужен компресс, — запротестовала Марисса и посмотрела на него. — Я в порядке. Правда.

Каллен подумал, что она выглядит неважно: бледная, круги под глазами, дрожащие губы. Разве две недели отдыха и хорошего питания не пошли ей на пользу?

— Лучше все-таки приложить компресс.

Она покачала головой, распрямилась и аккуратно высвободила руки. Нетрудно было понять, что она опять уходит в себя.

Марисса не хотела помощи ни от кого, особенно от него.

Консепсьон шумно вошла в комнату, неся пакетик со льдом. Она передала пакетик Каллену и так же шумно вышла, чтобы собрать осколки. Когда она скрылась на кухне, Марисса попробовала подняться.

Каллен схватил ее за руку и задержал около себя.

— Посиди спокойно пару минут.

— Дай мне лед.

— Я сделаю сам. Ты только наклонись вперед. Вот и все.

Марисса нагнула голову. Каллен убрал волосы с ее шеи. Кожа там была мягкой и нежной. Он представил, что она сделает, если он приложит свои губы к ее шее вместо льда.

— Смешно, правда? — сказала Марисса. — Взрослая женщина вырубается при виде крови.

Он улыбнулся и нежно прижал пакетик со льдом к освобожденному от волос месту.

— Однажды мы были на пикнике, и паук упал в суп моей сестры Меган. Она завизжала, как бэнши note 1.

Марисса издала какой-то приглушенный звук, будто пыталась не рассмеяться.

— Она, наверное, была очень маленькая?

— Ей было двадцать.

На этот раз Марисса засмеялась. Он не мог понять, почему ему вдруг стало хорошо.

— Ладно, ей было пять. Но ее представление никто из нас до сих пор не забыл.

Каллен прижимал лед к затылку Мариссы.

— Знаешь, не жаль потерять немного крови, чтобы узнать, что тебе не все равно.

— Мне не… — Ее щеки покраснели. — Это не имеет отношения к тебе.

— А-а. Я мог бы догадаться. Я мог бы упасть к твоим ногам с торчащим из сердца мечом, и ты даже не моргнула бы глазом.

Марисса издала очередной смешок. Было бы ошибкой сближаться с этим человеком. Не стоило показывать ему, что он что-то для нее значил.

Каллен О'Коннелл появился на горизонте, выбил почву у нее из-под ног и заставил ее принять то, что он считал правильным.

Но он не принадлежал ей. Он исполнил свою обязанность, женился на ней. Привез ее в свой дом…

И поселил ее в комнату для гостей.

Отдельные комнаты. Разные жизни. Он сбежал в первое же утро. Оставил ей короткую сухую записку, в которой написал, что у него встреча.

Марисса встала. Каллен убрал пакетик со льдом.

— Сейчас лучше?

— Да. Спасибо за помощь.

Он посмотрел на нее, но не сдвинулся с места. «Встань, — приказала себе Мариса. — Сейчас же…» Каллен взял ее за руку.

— Держу пари, у тебя нет братьев.

— Да. У меня нет братьев.

— Если бы они были, ты бы так привыкла к виду ссадин, что и глазом бы не моргнула.

— Действительно, — согласилась молодая женщина, пытаясь придать голосу скучающее выражение, но это у нее не получилось. У этого человека был дар красноречия. В тот вечер, когда они встретились, она нашла этот дар очаровательным. В ту ночь он заставил ее забыть о себе, забыть, кем она была, заставил ее забыть обо всем на свете.

Она снова попыталась встать. Каллен не дал ей этого сделать.

— А сестры? У тебя есть сестры?

— Я — единственный ребенок, — коротко ответила она.

— Счастливица.

— Нет, это не так. — Слова вырвались сами собой. — То есть, это должно быть приятно иметь родных братьев и сестер.

Каллен усмехнулся.

— Родных, да? Ну, что ж, ты назвала их лучше, чем называю я по временам. Особенно братьев.

— Сколько у тебя братьев? — Не то чтобы это имело какое-то значение. Его жизнь интересовала ее только в связи с ребенком.