Утром деньги, вечером пуля - Наталья Александрова

И потом, одно дело услышать об убийстве, и совсем другое – увидеть своими глазами место, где это убийство произошло…

Как раз тут перед нами раскрылась кабина лифта. Мы вошли в нее, поднялись на третий этаж. Люба порылась в кармане своего фартука, нашла связку ключей и открыла дверь пятьдесят второй квартиры.

– Прибраться-то я не успела… – проговорила она, включив свет в прихожей. – Ну да ничего, она девушка аккуратная, большого беспорядка не оставила…

На мой взгляд, в квартире не было не то что большого беспорядка – в ней царил просто идеальный, образцовый порядок, как в операционной или в лаборатории. Все вещи стояли на своих местах, нигде не валялось ни клочка бумаги, ни яблочного огрызка. Мне не удалось бы добиться такой умопомрачительной чистоты, даже если бы я потратила целый день на уборку. Впрочем, у меня есть Бонни, который умудряется за считаные минуты любое жилище превратить в помесь помойки с лавкой старьевщика.

Квартира была небольшая – кухня, ванная, просторная комната и прихожая. Я обошла ее всю за несколько минут и, кроме образцовой чистоты и порядка, не нашла в ней ничего интересного.

То есть это интриговало само по себе – в этой квартире не нашлось ничего, что хоть как-то охарактеризовало бы личность только что съехавшей жилички.

Дядя Вася, обучая меня основам детективного дела, говорил, что любое жилище несет на себе отпечаток живущего в нем человека. Когда человек живет какое-то время в квартире, он оставляет в ней отпечаток своей личности, нечто вроде отпечатков пальцев: книги, которые он читал, журналы или газеты, календари – настенные или маленькие карманные, какие-то квитанции, магазинные чеки, мелкие сувениры… Все это характеризует его привычки, манеры, образ жизни. В этой же квартире совершенно отсутствовали все подобные мелочи. Казалось, здесь жил человек без свойств, человек-невидимка…

Обойдя квартиру, я зашла на кухню. Здесь тоже царил образцовый порядок – на полке стояли в ряд чистые кастрюльки и ковшики, баночки с солью и специями.

Да, Алена Щукина была просто маниакальной чистюлей.

Или перед тем, как освободить квартиру, самым тщательным образом ее вылизала.

Правда, Люба, заглянув в шкафчик под мойкой, обнаружила наполненное мусорное ведро.

– Видно, спешила очень жиличка, – проговорила дворничиха, вытаскивая пакет с мусором. – Ну, ничего, я сейчас прихвачу…

При виде мусора у меня загорелись глаза: дядя Вася неоднократно говорил мне, что мусор – это еще один способ узнать человека, и часто в мусорном ведре находились важные улики и вещественные доказательства. Может быть, если в самой квартире не осталось ничего важного, что-то обнаружится среди отходов? Но не могла же я вырывать мусорный пакет у дворничихи!

– Ну, как – осмотрела квартирку? – спросила Люба, возвращаясь в прихожую. – Подходит тебе?

– Да вроде неплохая, – признала я. – Главное, место подходящее. Подумаю до завтра и снова зайду…

– Думай, да только не очень тяни, – Люба вышла на лестничную площадку, выпустила меня и заперла дверь. – Квартира хорошая, уйдет быстро!

Спорить с ней я не стала, хотя в наше время съемные квартиры не в дефиците, все столбы и стены в окрестностях обклеены объявлениями о сдаче жилья.

Мы спустились по лестнице, вышли на улицу. Навстречу нам спешил коренастый мужчина лет сорока в кожаной куртке.

– Люба! – окликнул он дворничиху. – Ты где пропадаешь? Во втором подъезде грязь! Кто-то пакет с кефиром разлил и не признается! Я тебя ищу-ищу…

– Сейчас, Иван Константинович! – всполошилась дворничиха. – Я тут на лестнице прибиралась…

Она мигнула мне, чтобы я не выдала ее маленький бизнес.

– Смотри у меня! – кипятился управляющий. – Я на твое место быстро желающих найду!

В руке у Любы был пакет с мусором, и я поняла, что она разрывается – то ли бежать за начальником, то ли свернуть к помойке и выбросить этот пакет…

– Люба, давай я выброшу! – пришла я ей на помощь. – Мне все равно в ту сторону идти…

– Вот спасибо! – Люба отдала мне пакет и, благодарно улыбнувшись, припустила вслед за управляющим ко второму подъезду. Из кустов тут же выскочила кошка Нюська и понеслась за хозяйкой.

А я направилась к площадке сбоку от дома, где располагались мусорные контейнеры.

Однако, убедившись, что дворничиха скрылась из виду и больше никто меня не видит, я резко изменила направление и отправилась домой со своим сомнительным трофеем – мешком мусора из квартиры Алены Щукиной.

Дома меня встретил Бонни.

Он с ходу попытался встать мне лапами на плечи, а когда я ловко увернулась, дал мне понять, что очень соскучился и что ему совершенно необходимо немедленно отправиться на прогулку. Ведь утром-то не ходили… А пройтись хочется, погода такая хорошая, и наверняка на набережной Смоленки собралось самое изысканное собачье общество…

– Перебьешься! – ответила я строго и выпустила его в наш собственный маленький садик.

Мне самой требовалось хоть на какое-то время выпроводить его из дому, потому что разбирать при нем мусор было нереально: он принял бы в этом процессе самое живое участие, растащил бы весь мусор по квартире, после чего понадобилась бы генеральная уборка, а со всеми ценными находками, на которые я рассчитывала, пришлось бы распрощаться.

Бонни дал мне понять, что обижен до глубины души. Я, однако, была неумолима, закрыла за ним входную дверь и приступила к «следственным действиям», как называет дядя Вася любую работу с уликами.

Прежде чем начать, я натянула на руки тонкие резиновые перчатки, расстелила на полу газету (это была рекламная газета, в которой дядя Вася публикует свои объявления) и высыпала на нее содержимое мусорного мешка.

Первым делом я отделила и выкинула пищевой мусор – коробочку из-под сметаны (низкой жирности), упаковку от творога (вовсе обезжиренного) и обертку от диетических зерновых хлебцев. Этот мусор ничего не говорил об Алене Щукиной, кроме того, что она следила за фигурой и вела здоровый образ жизни.

Затем в пакет с отходами отправилась пустая баночка из-под тонального крема, упаковка от бумажных салфеток, пластиковая коробочка от ватных палочек для ушей, флакончик от жидкости для снятия лака, картонная коробка от одноразовых чайных пакетиков (английский чай для завтрака с ароматом бергамота). Одну использованную салфетку я отложила, чтобы предъявить Гене Прыщу на предмет запаха духов, после сегодняшнего пятиразового ночного моциона я Гену очень зауважала.

В итоге на газете осталась груда бумажных обрывков размером с почтовую марку или еще меньше. Это была изорванная на мелкие клочки газета.

Я тупо уставилась на обрывки.

Может быть, это было что-то важное, что-то, что прольет свет на все мое расследование, но для того, чтобы соединить эти клочки воедино, требовалось время, а еще – совершенно фантастическое терпение, которым я не обладала.

Кроме того, дверь квартиры уже несколько минут сотрясалась от тяжелых ударов. Это Бонни, которому надоело находиться в садике, просился домой в свойственной ему грубой и примитивной манере.

Я поняла, что еще несколько ударов – и дверь просто слетит с петель, а установка новой мне обойдется очень дорого. Поэтому я поспешно ссыпала бумажные обрывки в приготовленный пакетик, а все остальное затолкала в мусорное ведро.

Ведро было и так переполнено, его давно уже следовало вынести, но первым делом я должна была впустить Бонни. Иначе придется делать в квартире ремонт.

Я открыла дверь, он ворвался внутрь и едва не свалил меня с ног.

За ним протиснулся в дверь дядя Вася, у которого имелись собственные ключи от калитки.

– Вот хорошо, что вы пришли! – обрадовалась я. – Надо срочно поговорить…

И я повела дядю Васю прямиком на кухню. Потому что питается он по-холостяцки: пельменями и сардельками, и я чувствую за него ответственность и стараюсь при каждом удобном случае старика подкормить. Покойная жена дяди Васи была женщина домовитая, готовила очень хорошо, мне за ней не угнаться, однако стремиться к этому надо. Сегодня на обед были борщ и рыба. Бонни, разумеется, тоже увязался за нами, но я сделала страшные глаза.

– Ты забыл, как провели мы сегодняшнюю ночь?

Бонни потупил очи – так он показывает, что смущен.

Однако когда я отвернулась к плите, у меня за спиной негромко хлопнула дверца холодильника, и тут же раздался ни с чем не сравнимый звук, который издает, захлопываясь, огромная пасть Бонни. Я развернулась, но оба – и Бонни, и дядя Вася – смотрели на меня совершенно невинными глазами.

– Дядя Вася! – сказала я сурово. – Не надо портить мою собаку! Он и так недисциплинированный, непослушный и прожорливый пес, а вы его еще больше распускаете!

– Да ладно, – миролюбиво протянул Василий Макарович. – Всего-то маленький кусочек ветчинки… Собачка же кушать хочет! У него же молодой, растущий, развивающийся организм!