Главный свидетель - Николай Рыжков

Волна антикоммунизма, все круче поднимаемая так называемыми демократами, не встречала на своем пути никакого сопротивления. Третий внеочередной Съезд народных депутатов, на котором Президентом страны был избран М. Горбачев, под улюлюканье и неистовые восторги отменил 6-ю статью Конституции СССР о роли и месте КПСС в государстве.

Наступило время, как говорили остряки, когда советский народ под руководством КПСС стал бороться против КПСС. И если в первой части этой формулы — народ — содержалось немалое преувеличение, то вторая, увы, была близка к истине: партию разрушали самые активные ее члены, пользовавшиеся слепотой, бездеятельностью, а то и попустительством и поддержкой ее высших руководителей. И вскоре уже миллионы покинули партию, после того, как пример им подали идеологические вожди КПСС. Она и пала в результате беспрецедентного предательства.

В начале июля 1990 года открылся последний, XXVIII съезд КПСС.

В партии практически произошел раскол, размежевание в ее рядах по идейно-политическим и даже национальным мотивам, возникло глубокое отчуждение и между ЦК, его Политбюро и Генсеком — с одной стороны, и партийными организациями на местах — с другой. С каждым месяцем оно разрасталось. Не случайно за год- полтора до XXVIII съезда численность партии уменьшилась на миллион человек.

Раскол произошел и в самом Политбюро. Прошли времена, когда в этом высшем органе КПСС в жарких дискуссиях находили необходимые решения. Сейчас же в нем образовалось несколько групп, и они были непримиримы. Одна — Горбачев, Яковлев, Шеварднадзе, Медведев, другая — Рыжков, Воротников, Слюньков, Зайков. Было, конечно, и «болото». Разногласия по отдельным, иногда даже частным, вопросам отражались на взаимоотношениях и вредили общему делу.

Хотя с начала 90-го года Политбюро практически прекратило свою деятельность, все же за несколько дней до съезда оно было созвано. Заседание проходило в Ново-Огарево. Там Горбачев работал над своим докладом съезду. Никто из моих соратников, сослуживцев не принимал участия в его подготовке. Не было и традиционного тщательного рассмотрения на Политбюро этого документа.

В процессе обсуждения некоторых проблем встал вопрос о будущем составе новых Политбюро и Секретариата. Кто-то из присутствующих в дополнение к тем кандидатурам, которые были уже названы, внес предложение ввести в состав Политбюро меня и А. Лукьянова. Мы с ним понимали, что в сложившейся обстановке это принесет лишь вред партии. Президент страны — Генсек КПСС, Предсовмина и Председатель Верховного Совета — члены Политбюро, это даст противникам КПСС повод активизировать ее травлю, обвинить в монополизме и сосредоточении высших государственных постов в руках одной партии. Мне и Анатолию Ивановичу пришлось долго убеждать присутствующих в нецелесообразности подобного шага. А членами ЦК мы считали необходимым остаться, если нас изберут на съезде. Я пишу об этом, так как впоследствии появились публикации, особенно в связи с 20-летним «юбилеем» перестройки, будто мы с А. Лукьяновым рвались в члены Политбюро, а нас не пустили.

До запрета КПСС оставалось менее двух лет…

Я был членом Компартии в первом и, как оказалось, последнем поколении. Мои дед и отец трудились на шахте в Донбассе. Позднее работал на этой же шахте, но уже на глубине один километр, младший, ныне покойный, брат Евгений. Они трудились в темноте и сырости не ради партийных званий. Это прежде всего был их образ жизни.

В шахту с ее тяжелыми, а во многих случаях и опаснейшими условиями труда, всегда сопряженными с риском, идут люди с крепким характером. Там, под землей, с человека сдирается всяческая шелуха. Труд шахтеров сродни повседневному героизму, и они знают себе цену. Наверное, поэтому, когда однажды в отпуске я заехал к родным проведать их, брат, увидев в моем чемодане журнал «Огонек» с фотографией на обложке Хрущева в шахтерской каске, сурово спросил:

— А это что за морда надела на себя нашу шахтерскую каску?

Так получилось, что из семьи только я стал членом КПСС. Даже моя супруга, Людмила Сергеевна, на предложения вступить в партию отвечала: у нас в семье есть один член партии, и этого достаточно.

22 ноября 1982 года на Пленуме ЦК в своем коротком выступлении по оргвопросу Ю.В. Андропов проинформировал членов ЦК о том, что, поскольку экономике надо сейчас уделять особое внимание, Политбюро считает необходимым ввести должность Секретаря ЦК по экономике. И тут же назвал мою фамилию. Пленум Андропова поддержал.

Сразу после пленума я был назначен заведующим Экономическим отделом ЦК. Я навсегда запомнил этот пленум — он повернул мою жизнь совершенно в иное русло. И не будь его, неизвестно еще, как сложилась бы моя дальнейшая судьба.

Потом были многочисленные устные и письменные поздравления. Я храню телеграмму моих родителей — теперь уже ушедших из жизни отца и мамы:

«Дорогой Николай, поздравляем тебя с избранием Секретарем ЦК КПСС. Большая ответственность легла на твои плечи, сынок, оправдай доверие народа, желаем тебе крепкого здоровья и больших успехов в работе. Целуем, обнимаем».

Простые труженики из шахтерского края, далекие от начальственных вершин и большой политики, говорили о доверии народа, потому что они и были им, тем народом, во имя кого и должны руководители страны жить и работать.

В своей жизни я старался оправдать доверие народа, своих родителей. КПСС предали, и я дал себе слово, что никогда больше не вступлю ни в какую другую партию. Слово свое держу.

Часть 2

РОКОВЫЕ СЪЕЗДЫ

Первый Съезд первых демократически избранных народных депутатов, как известно, открылся в Кремлевском Дворце съездов 25 мая 1989 года в 10 часов утра… Сегодня нет Советского Союза, нет Съезда и Верховного Совета СССР. Избранники народа спрятали в ящики свои депутатские значки — внучатам на память. Но всем полезно бы помнить, что роспуск Съезда и Верховного Совета СССР был первым звонком в череде «демократических» извращений власти в России после августа 91-го года. И сделал это Верховный Совет РСФСР — тот самый, который всего через два года будет расстрелян из танковых пушек…

Два не очень веселых воспоминания о Съезде. Первое — нежелание поддержать вполне разумное, в духе общего демократического настроя предложение академика Сахарова выслушать платформы кандидатов на пост Председателя Верховного Совета СССР. Настрой остался настроем, но предложение не прошло. Поскольку, как вскоре выяснилось, кандидат был всего один, и он предпочел сначала быть избранным, а уж потом выступить с докладом. И хотя еще до выборов с трибуны Дворца съездов прозвучали сомнения в целесообразности совмещения двух постов, депутаты эти выступления не поддержали. Их можно было понять: в те дни альтернативы Горбачеву не видели. Известный писатель, авторитетный депутат Чингиз Айтматов и внес его кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета СССР.

Выборы его на пост Председателя обещали быть чисто формальным актом, вот почему общий смех вызвало самовыдвижение на тот же пост депутата А. Оболенского. Никому не известный житель города Апатиты, сотрудник лаборатории полярного геофизического института, хочет померяться силами с самим автором Перестройки… Но в том-то и дело, что этот человек своим истинно гражданским поступком хотел всего лишь укрепить едва рожденную демократию. Напомню его слова: «Ведь я прекрасно понимаю, что шансов в борьбе с Михаилом Сергеевичем Горбачевым у меня никаких. Я хочу, чтобы в нашей истории, в нашей с вами практике возник прецедент проведения выборов. Путь это и не совсем альтернативная основа, но это — выборы».

Он даже не попал в бюллетень для голосования. Мы, депутаты, не захотели или, точнее, еще не сумели понять, что однажды рожденная и объявившая об этом событии демократия требует ежечасного, ежеминутного, ежесекундного подтверждения собственного существования. Даже в мелочах. Тем более в мелочах! И коли говорить о неприятно резанувшем, так это то, что Горбачев счел за лучшее промолчать. Не пытаюсь угадывать мотивы его молчания, но думаю, он тоже не смог правильно оценить смысл поступка Оболенского.

И второе — попытка народного депутата из Свердловска Г. Бурбулиса угодить своему земляку-соратнику Б. Ельцину, внеся его кандидатуру на пост Председателя Верховного Совета СССР. Примечателен невнятный ответ Ельцина на это предложение:

«В связи с тем, что я со вчерашнего дня безработный, я мог бы, работая серьезно и признавая перестройку, согласиться на какое-то предложение. А сейчас я беру самоотвод».

Когда Ельцин пришел к власти, он не забыл услуг этого «без лести преданного» человека: назначил его государственным секретарем — на доныне непонятную и ненужную должность. Поистине, долг платежом красен.