Мальчик, который умел летать - Гала Рихтер

— Мне надо, чтобы вы чувствовали друг друга! — орет он каждый вечер, — Чтобы улавливали малейшие изменения в настрое и состоянии! Чтобы если у одного из вас голова закружилась, второй бы сразу же подлетел и помог. Чтобы один подумал, о том, что надо поворачивать, а второй уже разворачивался!

Тимур обычно огрызается:

— А может нам просто заранее договориться и не придумывать себе сложности, а?

Я просто молчу и отрабатываю движения. Почти ничего не получается. У Тимура получается, а у меня нет. Я злюсь, но молчу. А что тут скажешь? Сам виноват. Понимаю всё не с первого раза.

Мы летаем ночью, в темноте. Днем Леку занимается со всеми. Ночью только с нами. На общих занятиях он спокойный. На нас "отрывается". Мы все делаем не так. Не так летаем, не так поворачиваемся. Тимур говорит, что он похож на всех его учителей разом. Не знаю. Леку он ведь не просто учитель, он Учитель.

Сил на разговоры у нас не хватает. У меня точно, насчет Тимура не знаю. Я возвращаюсь в комнату, падаю на кровать и засыпаю. Но мне это нравится. Наверное, так правильнее.

После недели тренировок Леку дает нам поблажку.

— Завтра выходной, — говорит он, смеясь, — А то Фиона мне проела всю плешь, дескать, замотал я вас.

Тимур поднимает глаза к небу:

— Ушам своим не верю. Неужели завтра будем спать всю ночь?

— Именно. Но послезавтра тренировки продолжатся. Так что, я бы, на вашем месте, особо радоваться не стал бы, — предупреждает Леку. Он отпускает нас с занятия, и мы идем по коридору вдвоем. Тимур держит факел и размышляет.

— Блин, ну один только день — это маловато…Я так уставал только после футбола, мы с пацанами через день ходили в спортзал. А ты чего молчишь, не вымотался еще?

Качаю головой. Мне нравится уставать. Нравится, когда ноги болят.

Тимур доходит до своей комнаты, кивает. Я иду дальше, в свою.

На следующий день на занятиях у Фионы появляется Айше. Лата бережно усаживает ее в кресло, садится рядом. Мы переглядываемся, Айше улыбается. Только улыбка не такая, как раньше, грустная.

— Как твои ноги? — спрашивает она. Я пожимаю плечами. Ходят, чего ж еще от них надо?

— А ты как? — глупо спрашиваю я. Айше улыбается одними губами:

— Фиона сказала, что послезавтра снимет повязку.

Я за нее рад. Правда, рад. Но за все время, что она выздоравливала, я ни разу не смог к ней зайти. Все ходили, даже мастер Леку пару раз был. А я не мог.

Вроде как я ее спас. А на самом деле, если бы не гарпия, я никогда бы не полетел.

— Я даже спасибо тебе не сказала… — начинает она.

— Не за что, — быстро говорю я. Она непонимающе на меня смотрит. От необходимости что-то говорить меня спасает Фиона.

— Айше, Кир, может, вы потом обсудите что вас интересует, а пока меня послушаете? — ехидно спрашивает она. Лата и Лейка одновременно ухмыляются. Я краснею и поворачиваюсь к окну. Не люблю, когда все на меня смотрят.

За окном солнечно. Снег шел всю неделю, а сегодня прекратился.

Вечером я не могу уснуть. Слишком рано, привык уже по ночам летать. Ворочаюсь с бока на бок и думаю о разном. Потом не выдерживаю и встаю.

На площадке для полетов, конечно же, никого. Тихо. Я сажусь на скамейку и смотрю на звезды, их много сегодня. До них будто рукой можно дотянуться. Некоторые созвездия я знаю, Белка показывала. Вот там Медведица, например. Интересно, а почему она — Медведица? Больше похоже на кастрюлю с ручкой.

Фиона сказала, что звезды во всех мирах одинаковые. И люди, и животные, и континенты — все такое же. Даже над Замком, где всё по-другому, звезды светят те же. И еще она сказала, что если один мир уничтожить, то и все остальные будут разрушаться.

Кристалл — достаточно простая система устройства Мироздания. Все его грани взаимосвязаны. Если в одном из миров идет война, в других может бушевать непогода или разгореться эпидемия, или еще что-нибудь, но что-то обязательно произойдет. Именно поэтому вам всем и необходимо охранять собственные миры — чтобы не погибли все остальные, и Кристалл не потерял свою целостность.

Я все еще думаю над словами Фионы, когда сзади раздаются шаги.

— Так и знал, что ты здесь, — довольно говорит Тимур. Бухается на скамью рядом и протягивает мне фляжку, — Не замерз еще? На, грейся.

С опасением открываю крышку фляги. От Тимура всякого можно ожидать. Он же отчаянный, с Леку спорит постоянно, лезет во всё первый, правила нарушает.

Принюхиваюсь, делаю глоток. Во фляжке горячий чай с травами, а не что-то другое. Он быстро согревает.

— Ночные вылеты запрещены, — передразнивает он тон Леку, — так что, колись, чего тут делаешь в темноте?

— Не спалось, — коротко объясняю я. Тимур хмыкает. Огрызаюсь, — А ты чего здесь?

— И мне не спится, — коротко смеется он, — Привык я что ли к занятиям…

Несколько минут просто смотрим на небо. Тимур называет имена созвездий.

— Видишь вон ту группку, которая на букву "М" перевернутую похожа? Это Кассиопея. А вон там вот Сириус светит. А красная — это Марс. Только Марс не звезда, планета. Видишь?

— Вижу, — вру я. Ничего я не различаю, ни Марс, ни Кассиопею, ни Сириус. Леку пытался нас научить ориентироваться по звездам. У Тимура хорошо получается. У меня не очень. Когда я смотрю на звезды, я вижу звезды, а не карту.

Тимур вдруг замолкает. А потом говорит совсем другим голосом.

— Мы с отцом были прошлым летом в планетарии, когда его только открыли. Помнишь, который рядом с автовокзалом?

Серый вокзал с немытыми окнами, вечно орущим репродуктором и холодным залом помню. Пробовал там сидеть, выгнали через неделю.

— А что такое планетарий? — спрашиваю я. Я вправду не знаю. Ну, понимаю, конечно, что что-то с планетами связанное.

Тимур не смеется.

— Это место, в котором можно звезды увидеть, и планеты тоже. На музей похоже немного. Папа рассказывал, что раньше за городом был настоящий планетарий, с телескопом, но его закрыли давным-давно. Там еще фильм показывали про туманности и кометы, а отец торопился на работу и мы раньше уехали…

Голос начинает срываться. Тимур вдруг делает глубокий вдох и отворачивается.

Я — кретин. Совсем забыл, что после смерти его родителей только месяц прошел. Он же смеется все время, прикалывается, болтает, дурака валяет. А что там внутри у него творится, никто не знает.

Наверное, надо сказать что-то. Только я не умею.

— Расскажи еще про звезды, — прошу я вместо этого. Он шумно выдыхает.

— Было бы о чем рассказывать, нашел специалиста, тоже мне! Леку спроси, он лучше знает.

Мотаю головой. Ничего я спрашивать не буду. Даже в темноте видно как Тимур кривит губы в усмешке.