Евгений Евтушенко. Все стихи - Евгений Евтушенко

1955

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Ольховая сережка

Д. Батлер

Уронит ли ветер          в ладони сережку ольховую,начнет ли кукушка          сквозь крик поездов куковать,задумаюсь вновь,          и, как нанятый, жизнь истолковываюи вновь прихожу          к невозможности истолковать.Себя низвести          до пылиночки в звездной туманности,конечно, старо,          но поддельных величий умней,и нет униженья          в осознанной собственной малости —величие жизни          печально осознанно в ней.Сережка ольховая,          легкая, будто пуховая,но сдунешь ее —          все окажется в мире не так,а, видимо, жизнь          не такая уж вещь пустяковая,когда в ней ничто          не похоже на просто пустяк.Сережка ольховая          выше любого пророчества.Тот станет другим,          кто тихонько ее разломил.Пусть нам не дано          изменить все немедля, как хочется,—когда изменяемся мы,          изменяется мир.И мы переходим          в какое-то новое качествои вдаль отплываем          к неведомой новой земле,и не замечаем,          что начали странно покачиватьсяна новой воде          и совсем на другом корабле.Когда возникает          беззвездное чувство отчаленностиот тех берегов,          где рассветы с надеждой встречал,мой милый товарищ,          ей-богу, не надо отчаиваться —поверь в неизвестный,          пугающе черный причал.Не страшно вблизи          то, что часто пугает нас издали.Там тоже глаза, голоса,          огоньки сигарет.Немножко обвыкнешь,          и скрип этой призрачной пристанирасскажет тебе,          что единственной пристани нет.Яснеет душа,          переменами неозлобимая.Друзей, не понявших          и даже предавших,— прости.Прости и пойми,          если даже разлюбит любимая,сережкой ольховой          с ладони ее отпусти.И пристани новой не верь,          если станет прилипчивой.Призванье твое —          беспричальная дальняя даль.С шурупов сорвись,          если станешь привычно привинченный,и снова отчаль          и плыви по другую печаль.Пускай говорят:          «Ну когда он и впрямь образумится!»А ты не волнуйся —          всех сразу нельзя ублажить.Презренный резон:          «Все уляжется, все образуется…»Когда образуется все —          то и незачем жить.И необъяснимое —          это совсем не бессмыслица.Все переоценки          нимало смущать не должны,—ведь жизни цена          не понизится                    и не повысится —она неизменна тому,          чему нету цены.С чего это я?          Да с того, что одна бестолковаякукушка-болтушка          мне долгую жизнь ворожит.С чего это я?          Да с того, что сережка ольховаялежит на ладони и,          словно живая,                    дрожит…

1975

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Памяти Есенина

Поэты русские,          друг друга мы браним —Парнас российский дрязгами засеян.но все мы чем-то связаны одним:любой из нас хоть чуточку Есенин.И я — Есенин,          но совсем иной.В колхозе от рожденья конь мой розовый.Я, как Россия, более суров,и, как Россия, менее березовый.Есенин, милый,          изменилась Русь!но сетовать, по-моему, напрасно,и говорить, что к лучшему,—                          боюсь,ну а сказать, что к худшему,—                        опасно…Какие стройки,          спутники в стране!Но потеряли мы            в пути неровноми двадцать миллионов на войне,и миллионы —           на войне с народом.Забыть об этом,           память отрубив?Но где топор, что память враз отрубит?Никто, как русскиe,              так не спасал других,никто, как русскиe,              так сам себя не губит.Но наш корабль плывет.               Когда мелка вода,мы посуху вперед Россию тащим.Что сволочей хватает,                   не беда.Нет гениев —            вот это очень тяжко.И жалко то, что нет еще тебяИ твоего соперника — горлана.Я вам двоим, конечно, не судья,но все-таки ушли вы слишком рано.Когда румяный комсомольский вождьНа нас,     поэтов,         кулаком грохочети хочет наши души мять, как воск,и вылепить свое подобье хочет,его слова, Есенин, не страшны,но тяжко быть от этого веселым,и мне не хочется,               поверь,                  задрав штаны,бежать вослед за этим комсомолом.Порою горько мне, и больно это все,и силы нет сопротивляться вздору,и втягивает смерть под колесо,Как шарф втянул когда-то Айседору.Но — надо жить.            Ни водка,                    ни петля,ни женщины —            все это не спасенье.Спасенье ты,          российская земля,спасенье —          твоя искренность, Есенин.И русская поэзия идетвперед сквозь подозренья и нападкии хваткою есенинской кладетЕвропу,    как Поддубный,            на лопатки.

1965

Евгений Евтушенко.

Ростов-на-Дону: Феникс, 1996.

Парк

Разговорились люди нынче.От разговоров этих чад.Вслух и кричат, но вслух и хнычат,и даже вслух порой молчат.

Мне надоели эти темы.Я бледен. Под глазами тени.От этих споров я в поту.Я лучше в парк гулять пойду.

Уже готов я лезть на стену.Боюсь явлений мозговых.Пусть лучше пригласит на сценуменя румяный массовик.

Я разгадаю все шарадыи, награжден двумя шарами,со сцены радостно сойдуи выпущу шары в саду.

Потом я ролики наденуи песню забурчу на тему,что хорошо поет Монтан,и возлюбуюсь на фонтан.

И, возжелавши легкой качки,лелея благостную лень,возьму я чешские «шпикачки»и кружку с пеной набекрень.

Но вот сидят два человекаи спорят о проблемах века.

Один из них кричит о вредеоткрытой критики у нас,что, мол, враги кругом, что времянеподходящее сейчас.

Другой — что это все убого,что ложь рождает только ложьи что, какая б ни была эпоха,неправдой к правде не придешь.

Я закурю опять, я встану,вновь удеру гулять к фонтану,наткнусь на разговор, другой…Нет,— в парк я больше ни ногой!

Всё мыслит: доктор медицины,что в лодке сетует жене,и женщина на мотоцикле,летя отвесно но стене.

На поплавках уютно-шатких,и аллеях, где лопочет сад,и на раскрашенных лошадках —везде мыслители сидят.

Прогулки, вы порой фатальны!Задумчивые люди пьют,задумчиво шумят фонтаны,задумчиво по морде бьют.

Задумчивы девчонок челки,и ночь, задумавшись всерьез,перебирает, словно четки,вагоны чертовых колес…

1955

Евгений Евтушенко. Мое самое-самое.

Москва, Изд-во АО «ХГС» 1995.

Паровозный гудок…

Паровозный гудок,журавлиные трубы,и зубов холодоксквозь раскрытые губы.

До свиданья, прости,отпусти, не неволь же!Разойдутся путии не встретятся больше.

По дорогам весныпоезда будут мчаться,и не руки, а сныбудут ночью встречаться.

Опустевший вокзалнад сумятицей судеб…Тот, кто горя не знал,о любви пусть не судит.

1951