Пожизненный найм - Катерина Кюне

***

Праздничные мероприятия «Танит-групп» традиционно обслуживала фирма «G&K», что на язык родных осин переводилось как ООО «Гоша и Коша». Гошей звали генерального директора фирмы Гарсевана Артаваздовича, а «Кошей» Гоша-Гарсеван во время приливов нежности звал свою жену и по совместительству главного бухгалтера семейного предприятия Марину (а по паспорту Манушак) Акоповну.

В «Танит-групп» никто уже и не помнил, почему именно «Гоша и Коша» удостоились чести обслуживать все фуршеты и банкеты Корпорации, несмотря на то, что у «Танит» был собственный отдел корпоративного питания.

Объяснялось всё очень просто. Двадцать с лишком лет назад, когда Марина Акоповна была еще не грозной усатой женщиной, а хрупкой Манушак, она записалась на курсы японского языка. Не то, чтобы Манушак сильно интересовалась японской культурой. Просто в эпоху расцвета московских суши-баров ей пришла в голову хитрая мысль создать аутентичный японский ресторан с настоящими японскими поварами. И, чтобы понимать о чем говорят эти повара у неё за спиной, Манушак пошла на курсы.

Язык она не выучила и ресторан не открыла, но зато познакомилась с менеджером «Танит» Аллой, которая сосватала ей первый заказ. Аллы давно не было не только в структурах «Танит-групп», но и вообще в России, но позвать кого-то другого вместо «G&K» менеджерам казалось кощунством по отношению к традициям Корпорации.

Выяснить, кто будет организовывать стол на День Корпорации, было делом плевым. Первый же запрос в поисковике выдал на восьмом месте ссылку на портфолио «G&K», где те хвастливо вывесили грамоту от руководства «Танит» за многолетнее безупречное обслуживание корпоративных праздников.

Гошу товарищ Генерал застал за просмотром каталога столовых приборов. Увидев липовое удостоверение ФСБ, которое незнакомец сунул ему прямо под крючковатый нос, Гарсеван Артаваздович испуганно вызвал секретаршу и велел ей немедленно подать кофе с коньяком и пирожными.

– Вам кофе эфиопский или кубинский? – заискивающе поинтересовался он у Генерала.

– Кофе на ваше усмотрение. А коньяк только армянский. Я как Черчилль – очень «Двин» уважаю.

Услышав название, дорогое сердцу каждого пьющего армянина, Гоша облегченно вздохнул – забирать не будут.

– Гарсеван Артаваздович. Мы знаем, что 24 августа вы работаете в «Танит-Групп».

– Да, так получилось, – виновато отозвался Гоша. – Но мы только столами занимаемся. Про их дела мы практически ничего не знаем.

– А вам и не надо знать. Про их дела знаем мы. Сколько человек вы собираетесь туда послать?

– Тридцать.

– А кто у вас занимается подбором персонала?

– Когда я, когда жена, иногда сыновья помогают.

– В этот раз персонал подбирать будем мы, а вы с семьей отдохните, как следует. Я знаю, вы много работаете.

Гоша согласно кивнул.

– А столы поставят возле алтарной колонны или перед сценой рядом с боковыми входами?

Гоша выпучил на Генерала глаза. Когда он ездил смотреть здание, ему сказали, что он в концертном зале первый гость, никто из посторонних в нем раньше не был – только проектировщики и несколько танитовских начальников. «Надо же, как работают! – восхитился Гоша. – Всё уже пронюхали!»

– Два перед сценой и ещё два вдоль боковых стен.

Минут через пятнадцать они уже обо всем договорились. Со стороны можно было подумать, что вот сидят два старых приятеля, выпивают, общаются. Уходя, Генерал поблагодарил за плюшки и поинтересовался у Гоши:

– Гарсеван Артаваздович, а коньяк где берете?

– Уже много лет у Баграма из «Арарата» беру.

Про загадочного Баграма, видимо, большого специалиста по коньякам, Давид-Сосиска, который помогал «полковнику ФСБ» готовиться к спецзаданию, не упоминал ни разу. Но Генерал на всякий случай сделал удобрительный жест и на том они с Гошей распрощались. А после того, как гость ушел, Гоша ощутил чувство, подобное тому, которое испытал его средневековый соплеменник Филарет Амнийский, когда в его дом на берегу Черного моря однажды постучались послы Византийского императора. Всё-таки, не каждый день пьешь коньяки с полковниками ФСБ.

– Коша! – позвал он, входя в кабинет жены. – «Мираксу» мы отказывать не будем.

– Гарик, ты ума сошел! Как мы успеем?!

– Ещё как успеем! Мы не будем работать в «Танит».

– Что за идеи, не понимаю? Почему?

– Потому.

ГЛАВА 4

Прошла неделя и Лия начала скучать по Андрею. В детстве она очень любила вместе с мамой смотреть сентиментальные фильмы про любовь. Там разлученные влюбленные не ели, не пили, не спали, бесцельно бродили по городу и часами пялились в окна. Лия ещё тогда не могла понять – откуда они брали столько времени на страдания? А став немного старше, Лия окончательно убедилась, что все плаксивые фильмы, сделанные из старой, приторно пахнущей губной помады и сладкого клубничного сиропа, равно как и книги, написанные на узорной надушенной бумаге, все они рассказывают о любви форменных бездельников. И если в восемнадцатом веке, когда аристократки и впрямь лезли на стены от скуки, эти герои чему-то соответствовали, то зачем показывать их сегодня – непонятно. Где режиссеры и сценаристы берут таких влюбленных в современном мире, и с какой целью они так нагло врут? Ведь каждому мало-мальски психически здоровому человеку понятно, что от любви, конечно, не спят ночами, но это следствие расстроенных нервов, и если такое происходит, нужно как можно быстрее начинать принимать успокоительное и снотворное, а лучше обратиться к специалисту. А что до пропажи аппетита, то, если бы это было так, это был бы отличный рецепт похудания для миллионов девиц. Небольшая влюбленность, и без всяких спортзалов и таблеток вы сбросите от трех до пяти килограммов. Каково, а?

В общем, Лия разработала свою собственную программу любовных страданий. Как только она почувствовала, что начинает скучать по Андрею, она отказалась ехать в гости к подруге, поставила грустную музыку и когда в комнату зашли сумерки и принялись расхаживать по углам, она не стала включать света. Серые вечерние тени расселись у стен, а Лия забралась на качели. Она толкала носками потемневшую воду, и, пока можно было разглядеть, следила, как испуганно танцует на дне черный укроп. Потом в соседнем доме одно за другим стали лопаться окна, и их желтый свет выливался прямо в Лиино море и дрожал на поверхности. Лия размешивала свет и воду пальцами ног и дружески улыбалась тоскливым серым теням, сгорбившимся под подоконником. Это был удивительный вечер! Выглянула луна и Лия помахала ей рукой, как старой подружке. Она уже мысленно скользила над ночным городом, схватившись за лунные лучи как за длинные лианы. Она раскачивалась над крышами и парками и её ночные гости – грустные тени, испуганно жмурились, опасаясь, что она сорвется. Но она держалась крепко и прекрасно справлялась с управлением, да-да-да. К тому же Лия была уверена, что, даже разжав пальцы, она не упадет, а легко и плавно, как газовый платок, соскользнувший с плеч путешественницы на воздушном шаре, вальсируя в воздухе, опустится на влажную траву.

Когда окончательно стемнело, и летать над городом Лие наскучило, она достала из шкафа коробку со светящимися шариками – домашними светлячками, как она их называла – и стала по одному аккуратно опускать их в аквариум. Шарики медленно опускались на дно и оттуда загадочно мерцали, заставляя множество мелких отсветов метаться по потолку.

Потом она сделала себе розовую ванну с лепестками, запустила в неё несколько светлячков и долго лежала в душистом полумраке. Ей захотелось сходить в какой-нибудь старый кинотеатр, и она позвонила подруге. Подруга, конечно, согласилась – она была уверена, что Лия страдает и поэтому необходимо ей во всем поддакивать. Лия специально выбрала старый сентиментальный фильм, купила мороженое. А когда она уже с влажными глазами выходила из зала, и подруга кидала на неё встревоженные взгляды, ей подумалось, что это был один из самых лучших вечеров за несколько последних месяцев. Лия улыбнулась этой мысли про себя и ничего не сказала подруге.

А утром Лие позвонил Андрей.

Конечно, она много раз обдумывала, что скажет ему, когда он позвонит. Варианты, приходящие в голову в первую очередь, отметались сразу, поскольку звучали как жалобы истерички, но чем дальше, тем более бесстрастные и ледяные речи прокручивала Лия у себя в уме.

Голос и тон Андрея в трубке были настолько неожиданными, что намеченные ответные речи никак к ним не подходили. Всегда отстраненный, волевой, держащий себя в руках, он говорил взволнованным, почти дрожащим голосом.

Он сказал, что на протяжении этой недели много думал о Лие. Что он всё испортил. Что он был неправ, и хочет извиниться. Что, наконец, то необъяснимое раздражение, которое охватило его, когда он попал в Лиину квартиру, было ревностью. Ревностью к вещам. Да, это странно звучит. Но ему показалось, что это не ему показывают квартиру, а его показывают ей. Что его приход – это просто повод для очередной экскурсии, проводить которые так приятно. А сам по себе он не очень-то и нужен, не очень-то и важен. И его ущемленное чувство собственной важности стало взбунтовалось и вышло из-под контроля. Конечно, когда он успокоился, он понял, что причин для ревности не было, что всё это ему только показалось, понял, какой он кретин… И что если бы она позволила ему исправить ошибку… Если бы она только позволила… И Лия, конечно, позволила, как не позволить?