Обратная сторона гламура - Светлана Мерцалова

Вике так опротивело происходящее — эта грошовая клоунада, которая завершится банальным сексом. Она попросила:

— Может, побыстрее закончим сегодня.

— Мне решать, когда закончить. В советах я не нуждаюсь! — резко ответил он.

Вику от гнева затрясло. Как он смеет так обращаться с ней? Да еще при этих тварях?

— Перерыв пять минут!

Она присела на стул и закурила, руки тряслись. Фотограф на ноутбуке просматривал только что отснятые фотографии, недовольно хмурясь.

— Плохо. Вы как парализованные. Вика сделай лицо попроще. Что ты такая набыченная? — сказал он.

Вика посмотрела в зеркало и поправила потекший грим.

— Всем приготовиться! Будем снимать заново! — крикнул фотограф.

Это означало следующее, что еще не один час под жаром софитов они будут корячиться в идиотских позах.

Вика развернулась и направилась в раздевалку. Вслед послышалось:

— Виктория! Ты куда?

— Я свое отработала. Не собираюсь еще не один час извращаться в этом отстойном бельишке!

— За этот день ты не получишь ни рубля! Ты сорвала съемку! — закричал фотограф.

— Да не деньги и были.

— Если ты сейчас уйдешь, то это значит, что ты последний день отработала. Ты не получишь работу в будущем!

— Кто ты такой, чтобы решать, получу я работу в будущем или нет? — взбесилась Вика.

— Я тебя предупредил…

— Грязный извращенец, — произнесла Вика негромко, но ее все равно услышали.

— Ушла с глаз моих! И чтобы я тебя не видел!

— Да пошли вы все! — крикнула она, выплескивая всю накопившуюся горечь. — Мутанты!

Выскочив на улицу, она облегченно вздохнула, так была рада что все позади. Ей хочется домой и хочется выпить, на все остальное ей положить…

Не раздеваясь, она налила себе полстакана виски и выпила залпом. Постепенно дрожь в руках стала проходить, и ей стало лучше. Скинув обувь и плащ, она наполнила еще полстакана. После того как тепло разлилось по телу, она смогла соображать. Идиотка! Зачем нужно было устраивать эту сцену, теперь точно не получить никакой работы.

Уже несколько дней ее подташнивало, она проверила по календарю — период задержался на три недели. В том бардаке, что жила последнее время, она не заметила этого. Так влипнуть…

Один немаловажный вопросик: папаша, кто? Как бы вспомнить подробности этих ночек?

В кабинете врача она чувствовала себя неловко, и это злило ее. Мерзко от того, что врачиха оценивающе разглядывает ее, и от того, что она хорошо знает, для чего Вика пришла сюда.

— После любых вмешательств в полость матки, искусственного прерывания беременности, осложнениях после аборта увеличивается риск развития опухолевых процессов в молочных железах, воспаление шейки матки или ее стенок, травмированных во время операции. Результатом невылеченных вовремя воспалений может стать нарушение работы яичников, регулярные выкидыши и последующее бесплодие.

У Вики не было никакого желания слушать ее тупую, нескончаемую болтовню:

— Не нужно меня учить жизни. Я не за это плачу!

— Хорошо, перейдем к делу. Вот направление на анализы, когда результаты будут готовы, я назначу день. Всего хорошего!

Когда Вика шла в операционную, то колени у нее дрожали и она испытывала всепоглощающий страх. Ей казалось, что этот темный коридор никогда не закончится. По пути ей попалась санитарка с тазом в руках. В тазу кровавые тряпки, вата или это остатки ребенка? Она в испуге замерла на полпути.

И это все что останется от моего малыша? Куда это выкинут? Тоской сжалось сердце. Ей хотелось повернуть и убежать из этого здания, где пахнет стерильностью и смертью. Но из двери вышла сестра и приветливо завела ее внутрь.

Анестезия. Яркий свет. Хирургические инструменты. Лицо в маске, склонившееся над ней… И ты возвращаешься домой пустая…

Кто сказал, что желанный ребенок лишь от любимого? Какая чушь! Любой ребенок желанный. Только ему ты нужна и днем и ночью. Только ему ты даришь бескорыстную любовь и рассчитываешь на взаимность.

Маленькие ручки тянуться к тебе, требуя тепла и ласки. Тебя любят просто так, ни за что, такую, какая ты есть. Кто еще в этом долбанном мире будет любить тебя так? Как больно знать, что ты никогда не укачаешь этого нерожденного ребенка перед сном, и не услышишь от него самое первое слово: мама…

Пересекая центр города, Вика вспомнила, что недалеко клуб, где работает Катрин. Заехать и посмотреть на этот балаган, что ли?

Клуб выглядел роскошно — столы с неоновыми подсветками, светящийся танцпол, шикарный бар. На сцене девица в чем-то прозрачном вяло двигалась под медленную музыку.

Катрин сидела за стойкой в серебристом платье с обнаженной спиной, а рядом с ней красномордый бундес. Катрин выглядела на удивление стильно и дорого, что неприятно поразило Вику. Где эта девка из тундры набралась таких манер?

— Привет, рабочему классу! Вижу, что трудишься в поте лица, — сказала Вика.

Перед Катрин в серебренном ведерке стояла бутылка «Dom Pйrignon».

— Высоко взлетела, сестричка! «Дом Периньон» лакаешь, — засмеялась Вика.

— Хочешь шампанского? — смутившись, предложила Катрин. — Ханс угощает.

— Если Ханс желает угостить меня, то пусть купит виски. Шампанское меня давно уже не вставляет.

Катрин повернулась к Хансу, а Вика уставилась на бутылку шампанского. Последний раз она пила «Dom Pйrignon» в Тичино… Она вспомнила Клаудио и их безумную ночь. И стало больно…

Перед ней поставили стакан с виски.

— Скажи своему колбаснику, чтобы чокнулся со мной, — и, не дождавшись, сама обратилась к нему:

— Prosit, Hans!

— Ты чего приперлась? — зашипела на нее Катрин.

— Какая-то ты неласковая сегодня. Я с визитом к тебе, а ты не рада.

— Нечему тут радоваться, от тебя не знаешь, чего ждать…

— К тебе что ли перебраться? — задумчиво начала Вика. — Заведу себе краснорожего добропорядочного бюргера и пусть он втихушечку под столом тискает меня за ляжки. Буду пить шампанское…

— Ты тут сопьешься.

— Ты-то, милая, почему не спилась? — резко спросила Вика.

— У меня есть цель в жизни. Ханс предложил мне стать его женой, — прошептала Катрин на ушко.

Какая лгунья! Дешевым шлюшкам ее пошиба такие вещи не предлагают.

— Тупица! Это чистый развод, тобы трахать тебя бесплатно, — ехидно сказала Вика. — Ты еще ведешься на такие байки? Вроде большая уже девочка…

Ханс не понимал о чем они говорят, но чувствовал, что девушки не сошлись во мнениях. Он по-хозяйски обнял Катрин за талию:

— Meine liebe Frau.

Ханс подтвердил свое намерение жениться. Вот кретин! Получше не мог себе найти?

— Дас ист фантастиш! — ответила ему Вика и накинулась на Катрин.

— Чего это тебя прет? Невеста!

Вику бесило все: и как достойно Катрин держится, и как хорошо смотрится на ней платье, и самодовольный вид Ханса. Чему он только радуется? Болван!

— Что, и свадьба будет? Ты будешь в белом платье, наш ангел невинности? — засмеялась Вика.

Ей хотелось сделать ей больно, высмеять эту ситуацию, чтобы не удавиться от зависти. И она продолжала издеваться:

— Эти бундесы работают на совесть не только на работе. Они и в постели не халявят. Смотрела как-то немецкую порнушку. Эти хансы-мюллеры могут так отодрать — по самое не хочу. А как твой? Еще не пробовали? Ты случаем не прогнала телегу, что девственница? — и Вика заржала во все горло.

Все то напряжение, в котором она жила последнее время, вдруг нашло в себе выход, и она наслаждалась.

— Слушай, тут не принято так вульгарно себя вести, — зашипела на нее Катрин.

— Ага! В вашем блядушнике все играют в «леди». Главная леди — Катрин, прибывшая из тундры…

— Веди себя прилично! — Катрин уже стала выходить из себя.

— Какие приличия? Меня тошнит от ваших приличий!

Неожиданно она почувствовала сильную усталось, ставшую обыденной в последнее время. Она допила виски и встала.

— Ладно, ребята, мне пора! Блудите тут втихушечку. Ауфидерзейн, Ханс! — и, повернувшись к Катрин, спросила. — Ты меня на свадьбу пригласишь? Честное пионерское, буду паинькой!

— Ты меня пугаешь, — сказала Катрин на прощание.

— Верю. Я и сама себя боюсь…

Часть 8

Вика тихо зашла в студию и оглянулась — ничего здесь не изменилось. Она словно вернулась в тот день, когда впервые пришла на съемку к Мише.

Тогда она была такая неискушенная, милая, юная. Стояла здесь и смущалась, исполненная решимости покорить мир. Казалось, это было так давно, словно в прошлой жизни. Сегодня, в конце пути, от ее прежней не осталось и следа. Лишь надорванное сердце и глухое отчаяние, которое давило на нее.

Увидев ее, Миша Вульф остолбенел.

— Изменилась? — спросила Вика.

— Да-а… уж, — протянул Миша.