Мертвая яхта - Чарльз Вильямс

Мы сможем найти какой-нибудь риф здесь, неважно какой. Им сойдет любой.

Я сместил точку нашего месторасположения на карте миль на пятнадцать к востоку и немного на север и разорвал листок выкладок. Прибавив завтра миль десять — пятнадцать, мне Удастся обмануть Беркли, не вызывая у него никаких подозрений. Сегодня была среда. Я сказал им, что мы прибудем на место в пятницу.

Я ничего не сообщил Шенион. Смысл всего этого заключался в том, чтобы убрать ее с яхты, а если она будет знать, зачем я это делаю, она ни за что не согласится. И мне не удастся убедить ее в том, что мне необходимо остаться на судне одному — в этом наш единственный шанс.

Беркли, видимо, ничего не заподозрил, когда на следующее утро проверил наше местоположение на карте. В сущности, он был удовлетворен моей работой в течение этих нескольких дней. По моим приблизительным подсчетам, мы находились совсем неподалеку от цели и теперь мы внимательно осматривали водную гладь моря на горизонте, выискивая малейшие признаки "белой воды" и прислушиваясь, не слышно ли неумолчного шума прибоя у рифов. Но никаких признаков отмели мы не находили.

Беркли стал более холодным и не сказал ни слова, когда миновал четверг и мы снова ничего не обнаружили.

Лицо, вернее физиомордия, Бартфильда становилось все более неприятным и отталкивающим, когда он искоса посматривал на Шенион, и я несколько раз перехватил его вопросительный взгляд, адресованный Беркли.

В четверг вечером мы собрались на кокпите. Я находился у румпеля.

— Послушайте, — хрипло проговорил я. — Вы оба. Пропустите через свои мозги следующее. Мы ищем здесь не перекресток Третьей авеню и Мейн-стрит. Тут нет дорожных указывающих знаков. Мы в открытом море и приблизительно в нужном нам месте. Но Макслей мог допустить ошибку в расчетах миль на десять. Мои выкладки могут иметь погрешность от двух до пяти миль. Погрешности иногда складываются. Ясно?

Они слушали меня с ничего не выражающими лицами. Я должен был объяснить им все ясно и доходчиво, от этого зависела наша дальнейшая судьба.

— Макслей потерпел аварию и во время отлива видел сильный прибой. Теперь в этом месте может быть слабая рябь. В этот день тут мог возвышаться девятый вал, а сегодня это лишь подводное течение. Нам необходимо тщательно прочесать весь этот район вдоль и поперек. Это может затянуться дня на два или дольше.

Беркли раздраженно уставился на меня:

— Ладно, но не затягивайте поиски слишком надолго.

Наступил рассвет, и море было по-прежнему пустынно на всем протяжении, насколько только хватало глаз. Беркли вытащил мой бинокль и, стоя на палубе, внимательно осматривал горизонт. Затем он обратился к Бартфильду:

— Приготовь кофе, Джордж.

Бартфильд отправился вниз, через минуту за ним последовал Беркли. Я прислушался: до меня из каюты донеслись их приглушенные голоса.

Шенион вышла из каюты и устроилась рядом со мной. Лицо ее было грустным и усталым. Когда она заметила, что я смотрю на нее, она попыталась улыбнуться.

С севера подул ветерок.

Вскоре он засвежел и на волнах стали появляться белые гребни. И тут меня словно осенило… Только так и не иначе! Я быстро наклонился к Шенион.

— Направляйтесь на бак. Ложитесь на палубу вдоль передней стенки каюты и оставайтесь там. Если со мной что-нибудь случится, вы сможете поставить кливер, слышите? Держите курс прямо по ветру и вы доберетесь до Мексиканского побережья или Техаса.

— Нет! — решительно возразила она и покачала головой.

Я ухватил ее за плечо и сильно встряхнул.

— Скорее же, черт тебя побери!

Она попыталась что-то сказать, но взглянула на мое лицо и молча побежала вдоль борта на бак.

Мне следовало торопиться. Они могли в любую минуту выйти на палубу. Я немного стравил гик-шкот и, нагнувшись над трапом, заорал что было мочи:

— Риф! Риф!!!

Беркли и Бартфильд мгновенно очутились на палубе. Беркли бросился к наветренному борту. Он прикрыл глаза ладонью, словно козырьком, изо всех сил стараясь разглядеть среди белых гребешков несуществующий прибой у рифа.

Я весь сжался в комок, поджидая удобного момента для задуманного мною курбета.

— Притащи бинокль, Джордж, — не оборачиваясь, приказал Беркли. — Скорее! Я оставил его внизу на койке…

Бартфильд бросился вниз. Большей удачи нельзя было ожидать!

Теперь нечего мешкать! Я круто переложил руль на борт, и тяжелый гик над моей головой с шумом пронесся с правого борта на левый. Удар, который пришелся по затылку Беркли, был достаточен. чтобы переломить хребет лошади. До меня донесся только хриплый крик и плеск волн за бортом… Итак, одним меньше!

В каюте что-то загремело, послышались яростные ругательства на разных языках этого ублюдка Бартфильда. Теперь мне предстояло расправиться с ним. Это будет сложнее. У него было оружие. Наконец в дверях возникло разъяренное и недоумевающее лицо Бартфильда. Я ждал его и был готов. Прыгнув на него, я цепко схватил его за глотку. Мы оба покатились по палубе. Громадный кулак обрушился на мое лицо. Я отлетел к борту. Открыв глаза, я увидел, что он вытаскивает из кармана пистолет. Зацепив его носком ноги, я бросился на него и рубанул ребром ладони по бицепсу. Пистолет отлетел к правому борту. Он зверского удара в лицо и в висок у меня потемнело в глазах. Я грохнулся навзничь и с размаху ударился затылком о палубу.

Он поднялся на колени, шаря позади себя рукой в поисках пистолета. Мне в руки попалось помойное ведро, которое оборвалось со стены, и я запустил им в гангстера. Но он ловко отклонился. И тут сзади него я увидел Шенион. Она со всех ног бежала к нам по палубе, держа пистолет Бартфильда в руках. Вместо того, чтобы стрелять, она подбежала и ударила его рукояткой пистолета по голове. Такой удар свалил бы с ног любого, но он вскочил на ноги и небрежно отмахнулся рукой, словно от надоедливой мухи. Шенион, как подкошенная, рухнула на кокпит, ударившись головой о трап.

Однако эта передышка предоставила мне возможность немного прийти в себя. Я поднялся на ноги и пошел на него. Мы вновь сцепились и покатились по палубе. В это мгновение судно сильно качнуло, и мы оба свалились за борт в воду…

Я вынырнул на поверхность полузадушенный и полуоглушенный, ловя воздух широко раскрытым ртом и жмурясь от солнечного света и сверкающей голубизны. Секунды проходили за секундами, и я понял, что он больше не выплывет. Он потерял сознание как раз перед тем, как мы свалились в воду, и сразу же захлебнулся.

Беркли тоже нигде не было видно.

Я повернулся, чтобы определить, в какую сторону плыть, и замер, ошеломленный. "Балерина" находилась в двухстах ярдах от меня и шла прямо на Юкатан, удаляясь от меня и никем не управляемая. Шенион потеряла сознание, а румпель был закреплен мною же.

Не то чтобы меня охватило отчаяние или паника — нет. Я просто ощущал мучительную обиду от того, как близка была от меня победа.

Один гребок, другой, и не думай ни о чем…

Прошел час, а может быть, и больше, а я все еще плыл за яхтой.

Всякий раз, когда волна приподнимала меня на гребень, я высовывался из воды насколько мог, кричал и махал руками.

Похоже, что мой бинокль воистину окупил себя сторицей. Я увидел наконец, как нос яхты поворачивает в мою сторону, и понял, что Фортуна решила обратить свой благословенный взор и на нас…

ГЛАВА 24

Нам не надо было много говорить друг другу о том, что мы чувствовали. Почти все, что я сказал ей за эти несколько дней на борту, могло уместиться в нескольких словах:

— Ты моя дорогая, маленькая, ненаглядная, божественная.

Она казалась совершенно счастливой. Я пытался отогнать легкое облачко грусти, преследующей ее. Этот последний месяц с Макслеем, страшное, неимоверное напряжение этих дней, трагическая гибель мужа — все это повлияло на нее в большей степени, чем я мог предположить. Я непрестанно повторял ей свой план о том, как мы сменим название корабля и порт его приписки. Эти восемьдесят тысяч долларов предоставят нам возможность безбедного существования в течение долгого времени. Она благодарно улыбалась мне в ответ, но ее выдавали глаза. Несколько раз за ночь она просыпалась дрожа, и я понимал, что это не было последствием тропической лихорадки. Что-то продолжало мучить ее, удерживая по ту сторону рая, который всецело принадлежал нам на борту "Балерины".

Время остановилось для нас. Несколько дней я провел, перекрашивая название судна на корме, выводя красными буквами новое имя: "ФРЕЙЯ" и порт приписки "САН-ХУАН". Моя милая помогала мне. Вообще она оказалась способной ученицей. Она ловила на лету буквально все, чему я ее учил. Она научилась пользоваться аквалангом, и мы с ней целыми часами плавали под водой, наблюдая немыслимые чудеса подводного царства. Она восхищалась жизнью моря так, словно это был совершенно иной мир, и мы любовались подводными красотами, как малые дети.