Подвиг - Владимир Набоков

Тамъ онъ отдышался, ощущая во всемъ тeлe ломоту и дрожь. Ногти были темно-красные, словно онъ рвалъ клубнику, и горeло ободранное колeно. Опасность, которую онъ только что пережилъ, казалась ему куда дeйствительнeе той, на которую онъ напоролся въ Крыму. Теперь онъ испытывалъ гордость, но эта гордость вдругъ утратила всякiй вкусъ, когда Мартынъ спросилъ себя, могъ ли бы онъ снова, уже по собственному почину, продeлать то, что онъ продeлалъ случайно. Черезъ нeсколько дней онъ не выдержалъ, опять поднялся по вересковымъ кручамъ, но, добравшись до площадки, откуда начинался карнизъ, не рeшился на него ступить. Онъ сердился, науськивалъ себя, {102} издeвался надъ своей трусостью, воображалъ Дарвина глядящаго на него съ усмeшкой... постоялъ, постоялъ, да махнулъ рукой, да пошелъ назадъ, стараясь не обращать вниманiя на грубiяна, буйствовавшаго у него въ душe. Вновь и вновь, до самаго конца каникулъ, врывался тотъ и буянилъ, и Мартынъ рeшилъ, наконецъ, больше не подниматься въ тe мeста, чтобы не мучиться видомъ каменной полки, по которой не смeетъ пройти. И съ язвительнымъ чувствомъ недовольства собой онъ въ октябрe вернулся въ Англiю, и прямо съ вокзала поeхалъ къ Зилановымъ. Горничная, которая ему открыла, оказалась новой, и это было непрiятно, словно онъ попалъ къ чужимъ. Въ гостиной, вся въ черномъ, стояла Соня и поглаживала виски, а потомъ, рeзко и прямо, по привычкe своей, протянула ему руку. Мартынъ съ удивленiемъ подумалъ, что ни разу не вспомнилъ ее за лeто, ни разу ей не написалъ, а что все-таки, - вотъ ради этой неловкости, которую онъ чувствуетъ, глядя на ея хмурое, блeдное лицо, - стоитъ продeлать немалый путь. "Вы вeроятно не знаете о нашемъ несчастьe", сказала Соня и какъ-то сердито разсказала, что на прошлой недeлe, въ одинъ и тотъ же день, пришло извeстiе, что Нелли умерла отъ родовъ въ Бриндизи, а мужъ ея убитъ въ Крыму. "Ахъ, онъ поeхалъ отъ Юденича къ Врангелю", безпомощно сказалъ Мартынъ и съ рeдкой ясностью представилъ себe этого Неллинаго мужа, котораго видeлъ всего разъ, и самое Нелли, казавшуюся ему тогда скучной, прeсной, а теперь почему-то умершей въ Бриндизи. "Мама въ ужасномъ состоянiи", - сказала Соня, перелистывая страницы книги, которая валялась на диванe. - "А папа Богъ знаетъ гдe побывалъ, {103} чуть ли не въ Кiевe", - добавила она погодя и, захвативъ первымъ пальцемъ нeсколько страницъ, быстро ихъ процeдила. Мартынъ сeлъ въ кресло, потирая руки. Соня захлопнула книгу и сказала, поднявъ лицо: "Дарвинъ былъ идеаленъ, идеаленъ. Онъ страшно намъ помогъ. Такой трогательный, и такъ все безъ лишнихъ словъ. Вы у насъ ночуете?" "Собственно говоря, - отвeтилъ Мартынъ, - я бы могъ и нынче поeхать въ Кембриджъ. Навeрно, вамъ неудобно и такъ далeе". "Да нeтъ, ерунда какая", - сказала Соня со вздохомъ. Внизу раздался глухой звонъ гонга, и это не вязалось съ тeмъ, что въ домe трауръ. Мартынъ пошелъ мыть руки и, открывъ дверь уборной, столкнулся съ Михаиломъ Платоновичемъ, у котораго не въ обычаe было запираться на ключъ. Онъ посмотрeлъ на Мартына тусклымъ взглядомъ, неторопливо вжимая пуговку въ петлю. "Примите мое глубокое соболeзнованiе, - пробормоталъ Мартынъ и почему-то щелкнулъ каблуками. Зилановъ прикрылъ глаза въ знакъ признательности, пожалъ Мартыну руку, и то, что все это происходитъ на порогe уборной, подчеркивало нелeпость рукопожатiя и готовыхъ словъ. Зилановъ, подрыгивая ногами, словно утряхивая что-то, медленно удалился; Мартынъ увидeлъ въ зеркало свой болeзненно сморщенный носъ. "Но я же долженъ былъ что-нибудь сказать", проговорилъ онъ сквозь зубы.

Обeдъ прошелъ молчаливо, если не считать шумное присасыванiе, съ которымъ Михаилъ Платоновичъ eлъ супъ. Ирина съ матерью была въ загородной санаторiи, а Ольга Павловна къ обeду не вышла, такъ что сидeли втроемъ. Позвонилъ телефонъ, и Зилановъ, жуя на ходу, {104} проворно ушелъ въ кабинетъ. "Я знаю, вы баранину не любите", - тихо сказала Соня, - и Мартынъ молча улыбнулся, чуть-чуть приглушая улыбку. "Зайдетъ Iоголевичъ, сказалъ Михаилъ Платоновичъ, вновь садясь за столь. - Онъ только что изъ Питера. Дай горчицу. Говоритъ, что перешелъ границу въ саванe". "На снeгу незамeтнeе, - черезъ минуту выговорилъ Мартынъ, чтобы поддержать бесeду, но бесeды не вышло.

XXIII.

Iоголевичъ оказался толстымъ, бородатымъ человeкомъ въ сeромъ вязаномъ жилетe и въ потрепаномъ черномъ костюмe, съ перхотью на плечахъ. Торчали ушки черныхъ ботинокъ на лястикахъ, а сквозь неподтянутые носки брезжили завязки подштанниковъ; его полная невнимательность къ вещамъ, къ ручкe кресла, по которой онъ похлопывалъ, къ толстой книжкe, на которую онъ сeлъ и которую безъ улыбки вынулъ изъ-подъ себя и, не посмотрeвъ на нее, отложилъ, - все это указывало на его тайное родство съ самимъ Зилановымъ. Кивая большой кудреватой головой, онъ только кратко поцокалъ языкомъ, узнавъ о горe Зилановыхъ, и затeмъ, съ мeста въ карьеръ, мазнувъ ладонью сверху внизъ по грубо скроенному лицу, пустился въ повeствованiе. Было очевидно, что единственное, чего онъ полонъ, единственное, что занимаетъ его и волнуетъ, - это бeда Россiи, и Мартынъ, съ содроганiемъ представлялъ себe, что было бы, если бъ взять {105} да перебить его бурную, напряженную рeчь анекдотомъ о студентe и кузинe. Соня сидeла поодаль, оперевъ локти на колeни, а лицо на ладони. Зилановъ слушалъ, положивъ палецъ вдоль носа, и изрeдка говорилъ, снимая палецъ: "Простите, Александръ Наумовичъ, - но вотъ вы упомянули..." Iоголевичъ на мгновенiе останавливался, моргалъ и затeмъ продолжалъ говорить, и его лeпное лицо замeчательно играло, безпрестанно мeняя выраженiе, - играли косматыя брови, ноздри грушеобразнаго носа, складки волосатыхъ щекъ, между тeмъ, какъ руки его, съ черной шерстью на тыльной сторонe, ни одной секунды не оставались въ покоe, что-то поднимали, подбрасывали, схватывали опять, расшвыривали во всe стороны, и жарко, съ раскатами, онъ говорилъ о казняхъ, о голодe, о петербургской пустынe, о людской злобe, скудоумiи и пошлости. Ушелъ онъ за-полночь, и уже съ порога вдругъ обернулся и спросилъ, сколько стоятъ въ Лондонe галоши. Когда закрылась за нимъ дверь, Зилановъ остался нeкоторое время стоять въ раздумьи и, погодя, ушелъ наверхъ, къ женe. Черезъ три минуты раздался звонокъ: Iоголевичъ вернулся; оказалось, что онъ не знаетъ, какъ дойти до станцiи подземной дороги. Мартынъ взялся его проводить и, шагая рядомъ съ нимъ, мучительно придумывалъ тему для разговора. "Напомните вашему отцу, - я совсeмъ забылъ передать, - что Максимовъ проситъ поскорeе его статью о добровольческихъ впечатлeнiяхъ, - вдругъ сказалъ Iоголевичъ, - онъ знаетъ, въ чемъ дeло, - вы только передайте, Максимовъ уже вашему отцу писалъ". "Непремeнно", - отвeтилъ Мартынъ, - хотeлъ что-то добавить, но осeкся. {106}

Онъ, неспeша, вернулся въ домъ, - представляя себe то Iоголевича, въ бeломъ балахонe, переходящимъ границу, то Зиланова съ портфелемъ на какой-то разрушенной станцiи, подъ украинскими звeздами. Все было тихо въ домe, когда онъ поднимался по лeстницe. Раздeваясь, онъ позeвывалъ и чувствовалъ странную тоску. Ярко горeла лампочка на ночномъ столикe, пухло бeлeла широкая постель, халатъ, вынутый горничной изъ портпледа, отливалъ синимъ шелкомъ, уютно растянувшись на креслe. Вдругъ Мартынъ съ досадой замeтилъ, что забылъ захватить съ собой книгу, которую облюбовалъ въ гостиной, тогда же мелькомъ рeшивъ взять ее съ собою въ постель. Онъ накинулъ халатъ и спустился во второй этажъ. Книга была потрепаннымъ томомъ Чехова. Онъ нашелъ ее - почему-то на полу - и вернулся къ себe въ спальню. Но тоска не прошла, хотя Мартынъ былъ изъ тeхъ людей, для которыхъ хорошая книжка передъ сномъ - драгоцeнное блаженство. Такой человeкъ, вспомнивъ случайно днемъ, среди обычныхъ своихъ дeлъ, что на ночномъ столикe, въ полной сохранности, ждетъ книга, - чувствуетъ приливъ неизъяснимаго счастья. Мартынъ началъ читать, выбравъ разсказъ, который онъ зналъ, любилъ, могъ перечесть сто разъ подрядъ, - "Дама съ собачкой". Ахъ, какъ она хорошо потеряла лорнетку въ толпe, на ялтинскомъ молу! И внезапно, безъ всякой какъ будто причины, онъ понялъ, что именно такъ безпокоитъ его. Въ этой свeтлой комнатe спала годъ назадъ Нелли, а теперь ея нeтъ.

"Какiе пустяки", - сказалъ Мартынъ и попробовалъ продолжать чтенiе, но это оказалось невозможнымъ. {107} Онъ вспомнилъ давно минувшiя ночи, когда ждалъ, что покойный отецъ царапнетъ въ углу. У Мартына сильно забилось сердце; въ постели стало жарко и неудобно. Онъ представилъ себe, какъ самъ будетъ когда-нибудь умирать, - и было такое ощущенiе, словно медленно и неумолимо опускается потолокъ. Что-то мелко застучало въ тeневой части комнаты, - и у Мартына екнуло въ груди. Но это просто закапала на линолеумъ вода, пролитая на доску умывальника. А вeдь странно: если бродятъ души покойниковъ, то все хорошо, есть, значитъ, загробныя движенiя души, почему же это такъ страшно? "Какъ же я самъ буду умирать?" - подумалъ Мартынъ и началъ перебирать въ умe всe разновидности смерти. Онъ увидeлъ себя стоящимъ у стeнки, вобравшимъ въ грудь побольше воздуха и ожидающимъ залпа, и вспоминающимъ съ дикой безнадежностью вотъ эту, вотъ эту нынeшнюю минуту, - свeтлую спальню, пухлую ночь, безпечность, безопасность. Могли быть и болeзни, ужасныя болeзни, разрывающая внутренности. Или крушенiе поeзда. Или, наконецъ, тихое замиранiе старости, смерть во снe. А еще темный лeсъ и погоня. "Пустяки, - подумалъ Мартынъ. - У меня большой запасъ. Да и каждый годъ - цeлая эпоха. Что же тутъ тревожиться? А можетъ быть Нелли здeсь и сейчасъ видитъ меня? Можетъ быть, вотъ-вотъ - подастъ мнe знакъ?" Онъ посмотрeлъ на часы, было около двухъ. Безпокойство становилось нестерпимымъ. Тишина какъ будто ждала, - дальнiй рожокъ автомобиля былъ бы счастьемъ. Тишина лилась, лилась - и вдругъ перелилась черезъ край: кто-то на цыпочкахъ босикомъ шелъ по коридору. {108} "Спите?" - раздался вопросительный шопотъ черезъ дверь, и Мартынъ не сразу могъ отвeтить, что-то заскочило въ горлe. Соня, войдя, тихо опустилась съ пальцевъ на пятки. На ней была желтая пижама, жесткiе черные волосы были слегка растрепаны. Такъ она постояла нeсколько мгновенiй, моргая спутанными рeсницами. Мартынъ, присeвъ на постели, глупо улыбался. "Нeтъ никакой возможности спать, - таинственно проговорила Соня. - Мнe непрiятно, мнe какъ-то жутко, - и потомъ эти ужасы, которые онъ разсказывалъ". "Отчего вы, Соня, босикомъ? - пробормоталъ Мартынъ. - Хотите мои ночныя туфли?" Она покачала головой, задумчиво пуча губы, и затeмъ опять тряхнула волосами и посмотрeла неопредeленно на Мартынову постель. "Хопъ-хопъ", - сказалъ Мартынъ, похлопывая по одeялу въ ногахъ постели. Она влeзла и встала сперва на колeни, а потомъ медленно задвигалась и свернулась въ уголку, на одeялe, между изножьемъ постели и стeной. Мартынъ вытащилъ изъ-подъ себя подушку и подложилъ ей за спину. "Спасибо", - сказала она совершенно беззвучно, очертанiе слова можно было только угадать по движенiямъ блeдныхъ мягкихъ губъ. "Вамъ удобно?" - нервно спросилъ Мартынъ, поджавъ колeни, чтобы ей не мeшать, а потомъ опять наклонился впередъ и, взявъ съ кресла рядомъ халатъ, прикрылъ ея босыя ноги. "Дайте мнe папиросу", - попросила она погодя. Мартынъ далъ. Отъ Сони шло нeжное тепло, и вокругъ прелестной голой шеи была тонкая цeпочка. Она затянулась и, щурясь, выпустила дымъ и отдала папиросу Мартыну. "Крeпкая", - сказала она съ грустью. "Что вы дeлали лeтомъ?" спросилъ Мартынъ, стараясь побороть {109} что-то глухое, сумасшедшее, совершенно невозможное, отъ котораго даже знобило. "Такъ. Ничего. Были въ Брайтонe". Она вздохнула и добавила: "Летала на гидропланe". "А я чуть не погибъ, - сказалъ Мартынъ. - Да-да, чуть не погибъ. Высоко въ горахъ. Сорвался со скалы. Едва спасся". Соня смутно улыбнулась. "Знаете, Мартынъ, она всегда говорила, что самое главное въ жизни - это исполнять свой долгъ и ни о чемъ прочемъ не думать. Это очень глубокая мысль, правда?" "Да, можетъ быть, - отвeтилъ Мартынъ, невeрной рукой суя недокуренную папиросу въ пепельницу. - Можетъ быть. Но вeдь иногда это скучновато". "Ахъ, нeтъ же, нeтъ, - не просто дeло, не работу или тамъ службу, а такое, ну такое, - внутреннее". Она замолчала, и Мартынъ замeтилъ, что она дрожитъ въ легонькой своей пижамe. "Холодно?" - спросилъ онъ. "Да, кажется холодно. И вотъ, это нужно исполнять, а у меня, напримeръ, ничего нeтъ". "Соня, сказалъ Мартынъ, - можетъ быть, вы..?" Онъ слегка отвернулъ одeяло, и она встала на колeнки и медленно подвинулась къ нему. "И мнe кажется, продолжала она, вползая подъ одeяло, которое онъ, ничего не слыша изъ того, что она говоритъ, неловко натянулъ на нее и на себя. - Мнe вотъ кажется, что многiе люди этого не знаютъ, и отъ этого происходитъ..." Мартынъ глубоко вздохнулъ и обнялъ ее, прильнувъ губами къ ея щекe. Соня схватила его за кисть, приподнялась и мгновенно выкатилась изъ постели. "Боже мой, сказала она, - Боже мой!" И ея темные глаза заблестeли слезами, и въ одно мгновенiе все лицо стало мокро, длинныя свeтлыя полосы поползли по щекамъ. "Ну, что вы, не надо, я просто, ну, я не знаю, ахъ, {110} Соня", бормоталъ Мартынъ, не смeя ея тронуть и теряясь отъ мысли, что она можетъ вдругъ закричать и поднять на ноги весь домъ. "Какъ вы не понимаете, сказала она протяжно, - какъ вы не понимаете... Вeдь я же вотъ такъ приходила къ Нелли, и мы говорили, говорили до свeта..." Она повернулась и, плача, вышла изъ комнаты. Мартынъ, сидя въ спутанныхъ простыняхъ, безпомощно ухмылялся. Она прикрыла за собой дверь, но снова ее отворила, просунула голову. "Дуракъ", - сказала она совершенно спокойно и дeловито, - послe чего засeменила прочь по коридору.