Христианство: век за веком. Очерки по истории христианской Церкви - Сборник

Блаженный Августин родился 13 ноября 354 года в небольшом городке на границе современного Алжира и Туниса. Его отец был закоренелым язычником, мать – ревностной христианкой. Сам он стал христианином только в 32 года. Знаменитая «Исповедь» блаженного Августина – одна из самых волнующих книг христианской древности, и наиболее полная его автобиография сполна открывает нам этого человека. «Душа моя не знала покоя, ни в чем не находила удовлетворения, – пишет он о своей юности, – я желал одного, а устремлялся к другому, плоть пребывала в постоянном борении с духом. Два человека жили во мне…» Когда он заводил речь о сладострастии, уже будучи епископом, сердце его содрогалось при одном воспоминании о том, каких неимоверных усилий стоило ему высвободиться из этих пут. Сладострастие было для него не отвлеченным понятием, но фактом собственной жизни. Отсюда и суровость его аскезы, его духовность, которая не была чужда человечности. Напротив, он был озарен пониманием нравственной хрупкости человека. Грешник казался ему больным, запустившим свою болезнь человеком, которому непременно предстоит еще не одна вспышка этой болезни. Он и сам был восприимчив ко многому: к похвале, к аплодисментам, к почестям… С одной стороны, он все это очень ценил, с другой – укорял себя даже за то, что его услаждали литургические песнопения. И такое смирение перед собственной естественной слабостью трогает душу читателя даже больше, чем любой аскетизм.

Он был углублен в себя и робок, ему легче было с книгами, нежели с людьми. Он притягивал людей, но сближался далеко не с каждым. Если же кому-то доверял, то был редкостным другом. В нем всегда чувствовалось скромное провинциальное происхождение, не было благородства крови, но было всеопределяющее благородство духа.

Окончательное обращение Августина необычайно. Однажды, когда сомнения и печаль о грехах терзали его, произошло следующее. «Слышу я голос из соседнего дома, – вспоминает Августин, – голос ребенка, повторяющий нараспев слова: “Во-озьми, чи-и-итай! Во-о-озьми, чи-и-итай!” Это, наверно, дети напевают в какой-то игре, подумал я. Но нигде ранее не доводилось мне слышать такой игры… А пение все продолжалось и продолжалось. Я встал, истолковывая эти слова как откровение Бога, и взяв Писание, прочел строки, первыми попавшимися мне на глаза: “Будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти… облекитесь в Господа нашего Иисуса Христа, и попечения о плоти не превращайте в похоти”. Я не захотел читать дальше, да и не нужно было: после этого текста сердце мое залили свет и покой; исчез мрак моих сомнений». Это событие перевернуло всю жизнь Августина.

Он принимает крещение, а уже через восемь лет становится епископом Гиппона. Для него, ищущего уединения и созерцания, это была тяжелая и нежданная «епитимья». И он жертвует собственными пристрастиями ради обременительных обязанностей. Он погружается в реальную жизнь епархии с ее немощами и невзгодами, не единожды замечая, что «удручен своими епископскими заботами». Можно только оценить ту душевную щедрость и безграничное милосердие блаженного Августина, который отдался служению христианской общине с безграничной любовью и попечением о ее нуждах. Об этом ярко свидетельствуют его письма, в которых нет изящества или язвительности, а лишь неиссякаемое благодушие, доброжелательность, душевная теплота и понимание, желание утешить и дать наставление. Он часто повторял: «Назначение всякого епископа не руководить, а служить». В продолжение 35 лет он нес бремя своего тяжелого послушания, оставаясь епископом Гиппонийским. Таков был этот замечательный человек, столь богато одаренный и столь честный во всех своих поступках.

М.В. Первушин

Блаженный Иероним Стридонский

IV столетие в истории Церкви носит наименование золотого века христианской письменности. Такого расцвета богословской мысли Церковь не знала ни до, ни после этого столетия. Именно в это время христианская вера получает свободу исповедания, выходит из катакомб и из гонимой становится господствующей. Без боязни преследований лучшие умы христианской Церкви занялись созидательной работой в области богословия. Одним из тех, кто прославил это столетие, был экзегет и переводчик Библии блаженный Иероним Стридонский – монах, ученый, аскет, писатель. Его называли «учителем всего Востока». Популярность Иеронима была столь велика, что иконография его выглядит как история средневекового просвещения, живописи и гравюры. Немногие святые удостоились такого внимания. Лишь ленивый не брался писать портрет или сюжет из жизни блаженного Иеронима. Он приносил отраду и вдохновение всем великим художникам эпохи Возрождения – Леонардо, Рафаэлю, Эль Греко, Рубенсу, Перуджино, Кранаху, Дюреру… Его почитали более всех иных мужей христианской древности.

Никто не знает точно, где и когда он родился. Наиболее вероятным считается, что он происходил из далматского города Стридона на территории современной Хорватии и является одним из немногих святых в Древней Церкви славянского происхождения. С детства он получил христианское воспитание и хорошее классическое образование. Он был одаренным, но трудным учеником. Живое воображение и цепкая память мальчика сочетались в нем с восприимчивым, пылким и порывистым характером, от которого он потом страдал всю жизнь. Для завершения учебы юного Иеронима отправили в Рим. Вечный город произвел неизгладимое впечатление на уроженца далекой Далматин: «О могучий город, владыка мира, восхваленный апостолом!» Здесь он приобщился столичному красноречию, жадно вчитывался в латинских классиков, которые определили его слог и дух. Сначала он вел рассеянный образ жизни. Параллельно с упорным трудом он отдавался безудержным развлечениям со всей пылкостью своей натуры. Но постепенно в нем произошел переворот, приведший Иеронима к изучению Библии и богословия. В итоге он принял крещение от римского епископа, после чего отправился путешествовать на Восток.

Именно там он ощутил всю притягательность монашеской жизни и решил посвятить себя Богу. Он жаждал одиночества, бдений, покаяния и трудов. Но как тяжело ему давались духовные подвиги. Иероним пытался побороть как свой огненный темперамент, так и интеллект. Вот как он сам вспоминает в письме об этом периоде жизни: «Меня преследовали видения и кошмары. Дни и ночи смешались; опомнившись, я испускал крики. Я непрестанно бил себя в грудь. Мне становилась ужасна и сама моя келья, сообщница моих мечтаний… Гневаясь и негодуя на себя, я все дальше углублялся в пустыню, я бросался к Писанию, жадно читал пророков и… говорил себе: “О сколь же грубы и дики их речи!” После ночи, проведенной в бдении и молитвах, вновь возвращался я к Виргилию, Цицерону, Платону… Однажды в полубреду я увидел Престол и Сидящего на нем:

– Кто ты? – спросил Восседавший.

– Я христианин.

– Ты лжешь, – возразил Он, – не христианин ты, а цицеронианец. Где твое сокровище, там и сердце твое…»

Спасением для Иеронима оказался умственный труд, которому он предался с самозабвением.

В 35 лет блаженный Иероним вновь прибывает в Рим на Собор в составе делегации от Антиохийской Церкви. Римский папа заметил молодого и образованного монаха. И по окончании Собора взял его к себе в секретари. Вскоре он поручил Иерониму грандиозную задачу – пересмотреть латинский перевод Евангелий, а затем и всей Библии. Это дело заняло у Иеронима более двадцати лет. Однако при его жизни этот поистине великий труд не был полностью и по-настоящему оценен. Только после смерти Иеронима перевод будет собран, одобрен и под названием Вульгаты введен во всеобщее употребление в Западной Церкви. Но пока Иероним, пользуясь покровительством папы, работал над переводом, о нем поговаривали как о возможном преемнике папы на римский престол. Как только папа скончался, Иерониму пришлось покинуть Рим. Его вспыльчивый характер и неуемный темперамент были помехой лучшим начинаниям. Он был гневлив, непримирим, насмешлив. Его словесные портреты светских грамотеев были столь язвительны и беспощадны, что вызывали ответную ярость.

«Теперь можешь быть спокоен, двуногий осел, – писал Иероним одному из них, – злодейства твои прославят тебя». Нравственность его была безупречна, но язык несдержан. Придворные не простили ему и благорасположения папы.

Иероним снова отплыл на Восток, избрав для своей жизни Вифлеем – город рождения Спасителя. Именно здесь в течение долгих лет он переводил Ветхий и Новый Завет на латинский язык. Не было человека более эрудированного, более научно организованного, более подходящего для такой грандиозной работы, которую проделал вифлеемский старец. Он явился отцом науки о Священном Писании. Подход Иеронима вызвал бурю протестов у его современников. Иеронима обвиняли в своевольном обращении с каноническими текстами, запрещали и проклинали, а он работал, несмотря ни на что. Его трудолюбие и ученость были направлены к разъяснению Писания. Его суровая жизнь внушала уважение и отводила клевету. Его любовь к Церкви и бережное отношение к ее учению не подвергали сомнению его веру.