Опасная охота - Валерий Еремеев

— Послушайте, что вы себе позволяете?! Кто вы вообще такой?! Я вас не знаю! — с дрожью в голосе произносит он.

— Что ж, можно сказать и так. Но это не страшно. Сейчас познакомимся.

Ойффе снова делает попытку прорваться к двери, но вместо этого натыкается своим интересным местом на носок моего ботинка, взвывает от боли и падает на колени. Боже, как долго я ждал этого момента! Я поднимаю его за шиворот и с силой направляю ему свой кулак в район печени. Он падает на стол, сбивая на пол письменный прибор и дорогие настольные часы с маятником. Я усаживаю нокаутированного в одно из кресел для посетителей и выливаю ему за шиворот пол стакана воды из графина. Придя в себя, он некоторое время лишь тупо вращает глазами по сторонам.

— Надеюсь, что теперь вы меня все-таки узнали? — снова вопрошаю я Александра Александровича голосом полным надежды.

У него больше нет сил, чтобы дальше сопротивляться.

— Что вам от меня надо?

— Хороший вопрос! В прошлый раз вы так внезапно исчезли, что я даже не успел с вами попрощаться. Это не хорошо. Но я — очень добрый человек и вам прощаю. А вы, в свою очередь, тоже сделаете мне доброе дело и очень подробно, в свойственной вам скрупулезной манере, напишите, как и почему вы спланировали убийство Коцика Юрия Ивановича.

— Вы сумасшедший! Вы забыли, что Коцика убили вы!

— А с чего вы взяли, что его убили?

Глаза у архитектора становятся круглыми от удивления, что дает мне повод предположить, что все эти пару дней он жил в блаженном неведение об истинном положении дел, наслаждаясь мыслью о совершенной им мести. Значит, ни к человеку приходившему справляться о здоровье Юрия Ивановича, ни к обыску его квартиры, он не имеет никакого отношения.

— Я не знаю никакого Коцика! Что вам надо от меня?! — вопреки логике заявляет он, забыв о том, что несколько секунд назад сам произносил его имя.

Он еще не успевает закончить, а ладонь моей правой руки уже с громким хлопком опускается на его левое ухо.

— Вы за это ответите! Я буду жаловаться вашему начальству, — протестует он хнычущим голосом.

— Дело в том, что у меня нет начальства. Я лицо неофициальное. Правда, вы можете подать на меня в суд, но думаю, что в ближайшее время вам будет очень не до этого.

— Кто вы такой?

— А разве вы не знаете? Я одинокий и очень несчастный человек, которого один говнюк попытался использовать, чтобы убить бывшего любовника своей жены, потому что у него самого кишка тонка.

— Ладно, скажите, сколько вы хотите? — спрашивает Ойффе, понимая, что зацепил я его крепко.

— Очень любезно с вашей стороны предлагать мне деньги. Поэтому и я сделаю вам одолжение, причем совершенно бесплатно. Я дам вам последнюю возможность явиться с повинной.

Кто-то дергает за ручку двери со стороны коридора. Ойффе собирается вскочить, но поскольку у меня нет намерений собирать вокруг себя кучу зевак, я быстро вынимаю из кармана пушку и тихим голосом говорю:

— Не рыпайся. Если хоть слово вякнешь, я отстрелю тебе член и твоя супруга будет вынуждена найти себе нового любовника.

Шаги за дверями стихают, и я снова спрашиваю у Александра Александровича намерен ли он колоться. Тот уверенный, что доказать его причастность не удастся, отрицательно машет головой. Я раздумываю, не дать ли ему еще разочек по роже, но потом решаю, что не стоит. Злость моя уже прошла. Не упуская его из виду, я набираю прямой номер Барышева.

— Барышев, — слышу я знакомый голос.

Я сообщаю ему, что нашел заказчика убийства Коцика и прошу подъехать за ним по указанному мою адресу, поскольку сам он в милицию не хочет, а нести его на себе я не собираюсь

— Вы точно уверены, что это тот самый человек? — с сомнением интересуется он.

— Гадом буду, Олег Станиславович!

Я слышу, как на том стороне провода Барышев недовольно шевелит губами, но поскольку я давно не в его подчиненный, то я буду разговаривать так, как сочту нужным, плевать нравиться ему это или нет.

— Хорошо. Но учтите, если вы втянете нас в скандал, то я сделаю все, чтобы ваше частное агентство лишили лицензии.

Мы вешаем трубки одновременно. Вскоре появляется милицейский эскорт и Александра Александровича препровождают по назначению. В отделении с него первым делом снимают отпечатки пальцев и закрывают в камере, в ожидании пока остальные участники спектакля подготовят все нужное для финальной сцены. Надо отдать должное Жулину, который на протяжении этих двух дней тоже не грел свою задницу возле батареи и теперь может преподнести Сан Санычу пару неприятных сюрпризов.

Все это время Ойффе держит себя спокойно. Увидев меня, он здорово перетрусил, очевидно, решив, что я могу поступить с ним так же, как и с его недругом. Теперь же, сознание того, что он находиться в милиции, подействовало на него успокоительно. Он подобрал сопли и снова напустил на себя уверенный вид, так как полагает, что его вину никто не сможет доказать. Презрительно он смотрит на окружающих, как будто хочет сказать, что еще покажет им всем кузькину мать, и они будут целовать ему руки, умоляя о прощении.

И вот, наконец, звучит третий звонок и занавесь поднимается.

— В чем меня обвиняют? — вполне резонно интересуется задержанный.

— Вы подозреваетесь в организации покушения на жизнь Коцика Юрия Ивановича и в незаконном приобретение и хранении огнестрельного оружия, — отвечает Саша Жулин.

— Я должен сделать заявление.

— Это ваше право. Должен вас предупредить, что наша беседа записывается на магнитофон.

Кроме Жулина, Ойффе и меня присутствуют также начальник отдела Шитрин и, только что вернувшийся в отделение, оперуполномоченный Сорока. Сороке, как молодому, отвели роль слушателя, а Шитрин, несмотря на то, что он здесь самый старший, предпочел на всякий случай переложить ведение допроса на Жулина. Кто его знает, как все обернется? Если вина Ойффе останется не доказана, то он будет совсем не причем. Допрашивал Жулин, а указания на его задержание вообще давал Барышев, который повелся на весь тот бред, который ему сообщил одни придурок — его бывший подчиненный. Поэтому он молчит и только, астматически пыхтя, обозревает кабинет таким взглядом, каким должно быть Наполеон обозревал свои войска перед Бородинским сражением.

— Во-первых, я не знаю никакого Коцика, — заявляет Ойффе. — Во-вторых, я возмущен поведением вашего работника, который ворвался ко мне в кабинет, устроил там разгром и жестоко избил меня. И, в-третьих, вы не сообщили моим близким, о том, что я нахожусь у вас!

— Если не возражаете, я начну с обратного конца. Сообщать близким о том, что вы задержаны мы обязаны в течении суток. Время еще есть. Второе, Лысков Сергей Николаевич не является нашим работником, а также работником органов милиции вообще. Поэтому ответственности за его действия мы не несем. По этому делу он проходит как свидетель. Что же касается первого пункта, то на нем, мы остановимся более подробно. У нас есть письменные показания Лыскова, в которых он подробно описывает, как вы планировали покушение на жизнь Коцика.

Жулин поворачивается в мою сторону:

— Сергей Николаевич, вы подтверждаете, что в прошлую субботу, двадцать второго февраля присутствующий здесь Александр Александрович Ойффе пытался нанять вас для того, чтобы вы убили человека, которым, как вы узнали позже, оказался Юрий Иванович Коцик?

— Подтверждаю.

— Вы подтверждаете, что он сам разработал весь план убийства и снабдил вас оружием?

— Подтверждаю.

Саша достает ТОЗовку и кладет передо мной.

— Вы узнаете эту винтовку?

— Да, это ее я получил от Ойффе утром двадцать четвертого февраля.

Мы стараемся, чтобы наши вопросы и ответы звучали очень внятно, даже торжественно, чтобы Александр Александрович быстрее проникнулся чувством, что его карта бита. Видимо это у нас получилось, так как он не выдерживает и утрачивает свой спокойный вид.

— Все это ваши дурацкие домыслы! Я ничего не знаю ни о Коцике, ни о винтовке! Слышите вы?! А этого человека я увидел впервые только сегодня в своем кабинете!

— Успокойтесь, пожалуйста, — говорит Жулин спокойно и твердо.

— Успокойтесь! Вам легко это говорить. Вас же не обвиняют в преступлении.

— Кстати, Александр Александрович, а почему у вас мешки под глазами? Вы что, сильно выпиваете или плохо спали в последнее время. Нервничаете, да?

— Нет, я не нервничаю и не пью. Мне нельзя пить, у меня слабая печень. От этого и мешки под глазами. Не понимаю, какое это имеет отношение ко всему этому?

— А пиво вы тоже не пьете?

— Особенно пиво.

Жулин оставляет тему о здоровье Ойффе и просит меня рассказать, что мною было сделано, после того как я дал видимое согласие на совершение убийства. Я говорю, что сообщил об этом своему начальнику, так как Юрий Коцик уже к тому времени являлся нашим клиентом, а он уже в милицию.