Уроки истории - Павел Бегичев

Всем выйти из гоголевской шинели!

Фраза эта про то, что все мы, якобы, вышли из этого пресловутого форменного пальто со складками на спине, приписываема Достоевскому, а на самом деле принадлежит французу Эжену Вогюэ.

Француз считал, что мы из шинели вышли в том смысле, что все нуждаемся в понимании, любви и дружеском участии со стороны общества.

Сам же Николай Васильевич, живописуя трагедию Акакия Акакиевича, похоже, мечтал о возмездии, которое неотвратимо должно случиться с каждым «значительным лицом», глумящимся над маленьким человеком. Пусть даже возмездие это принимает вид призрака, бродящего по Петербургу. Призрак сей, как и вся история Акакия Акакиевича Башмачкина — блестящий литературный вымысел, но история дополнила сюжет классика.

Призрак вышел из шинели и стал мстить, образно говоря, переместившись из Питера в Европу, попав на страницы марксовского манифеста и на горе всем буржуям, мировой пожар таки ж раздул.

Только вот счастья это никому не принесло. Когда униженный и оскорбленный берет в руки топор, мня себя не тварью дрожащей, но имеющим право, когда он начинает мстить обидчикам, результат всегда плачевен.

Как говорится: при капитализме человек эксплуатирует человека, а при социализме наоборот!

Сегодня я хочу рассказать о человеке, который тоже однажды «вышел» из гоголевской шинели, точнее не из шинели, а из шубы… Хотя обстоятельства этого «выхода» были подобны обстоятельствам А. А. Башмачкина — в нашей истории тоже фигурируют «какие то люди с усами»… Только вот человек этот сумел выйти из шинели не для разрушений, убийств, возмездий и прочих «кровопролитиев», а совсем для других целей…

Впрочем, давайте обо всем по порядку…

Историю эту мне поведал на исходе минувшего века дьякон одной из баптистских церквей Самарской области.

Он рассказал мне, что был в Самаре (тогда еще город назывался Куйбышев) такой баптистский пресвитер Антон Кондратьевич Тычкин.

Архивы «Братского Вестника» подтверждают: действительно был. С 1973 по 1979 годы…

В официальных журналах о самом Антоне Кондратьевиче остались теплые воспоминания некоторых служителей. Но почему то никто из них не рассказал эту историю. А она весьма колоритна.

Была у Антона Кондратьевича шинель хорошая шуба, и вот как то лютой зимою шел этот смиренный Божий служитель из церкви домой.

На улице темно, холодно и ни души…

Вдруг, откуда ни возьмись, прямо по Гоголю появляются «какие то люди с усами». Точнее несколько подозрительных личностей, которые, минуя традиционный гоп–стоповский этикет, т. е. даже не прося закурить, велят:

— Скидовай шубу, дед!

А дед вместо того, чтобы дрожать со страху этак спокойно и ласково молвит:

— Ребята! Побойтесь Бога. Я ведь старый уже, замерзну насмерть. Я тут живу недалеко, давайте дойдем до подъезда, я вам там шубу отдам, а сам домой шмыгну!

Не известно почему, но грабители согласились. И вот идут они тесной компанией, стерегут деда, чтобы не убёг.

Тут прямо, как в кино, из темноты вырывается свет фар, раздается скрежет тормозов и рядом с милой гоп–компанией останавливается легковушка. За рулем дюжий братец, член церкви и с ним еще трое молодых мускулистых баптистов. Которые хотя и пацифисты в глубине души, но надавать люлей за пастыря могут только так!

Завидя своего пресвитера, кричат:

— Антон Кондратьич! Как раз одно место есть в машине, садитесь, подвезем. Время то позднее, неровен час, шпана какая пристанет!

Тут то бы и разразиться нашему пресвитеру счастливым смехом! Сесть в машину, да умчаться в туманную даль, крича вслед растерянным грабителям слова о Божьем суде и карах небесных!

Но вместо этого, Кондратьич спокойно так заявляет:

— Вы, братья дорогие, поезжайте себе с Богом. Меня вон друзья до дома проводят! — и показывает на своих «зверообразен быша» спутников…

Братья пожали плечами, но рассудили, что старцу видней с кем дружить, послушно уехали. А изрядно струхнувшая уже гоп–компания продолжила путь к дому пресвитера.

У подъезда брат Тычкин начал кряхтя снимать шубу, как вдруг тяжелая рука одного из бандитов легла ему на плечо:

— Ты, отец! Того… Не трудись! Прости нас, а шубу себе оставь. Мы друзей не грабим!

Так вот и вышел простой куйбышевский пресвитер из гоголевской шинели не туда, куда обычно выходят призраки.

А туда, куда хочется дойти всем святым. К Тому, Кто тоже однажды вышел из Своей цельнотканной «шинели», чтобы взойти на Крест… Но воскрес и простил тех, кто разыграл Его «шинель» в кости…

А заодно и нас простил.

Как бы и нам научиться прощать обидчиков, записывая их в друзья, и превращая в таковых на деле? А? 

Где же кончается мир? Одорик Порденонский

Сам виноват – и слезы лью,

И охаю -

Попал в чужую колею

Глубокую.

Я цели намечал свои

На выбор сам,

А вот теперь из колеи

Не выбраться.

…

Прошиб меня холодный пот

До косточки,

И я прошелся чуть вперед

По досточке.

Гляжу – размыли край ручьи

Весенние,

Там выезд есть из колеи -

Спасение!

…

Эй, вы, задние! Делай, как я.

Это значит – не надо за мной.

Колея эта – только моя!

Выбирайтесь своей колеей.

Иногда полезно свернуть с пути… Чтобы найти свою дорогу!

Мы с вами довольно долго писали про монахов. У впечатлительного читателя даже может сложиться мнение, что монашеский путь служения самый правильный и нет подобного ему…

Это, конечно, не так!

Кому то Бог дал дар бесстрастия, но дар этот бесполезен, если ты женат и хочешь оставить после себя многочисленное потомство.

Да и не все одарены Богом талантом безбрачия. А мериться размерами талантов также неразумно, как спорить о том, чья болезнь опасней.

Однако бывает, что человек начнет заниматься тем, что ему не свойственно. А потом уж вроде бы и бросить стыдно…

Говорят, что как то раз в разговоре с великим Вагнером Франсуа Обер со вздохом сказал:

— Маэстро, я вполне осознаю свою бездарность. Жаль, что для того, чтобы постигнуть это мне потребовалась пропасть времени – почти в полжизни…

— Почему же вы не оставили занятия музыкой, когда это поняли?

— Дело в том, что когда мне это стало ясно, я уже был весьма знаменит… 

Молодой чех по фамилии Матиуш, попал в Италию. Либо родители туда эмигрировали, то ли сам пришел. Теперь уже доподлинно и не узнать…

Было мальчику 15 лет, когда он решил стать монахом. Можно сказать, в этом только и видел он смысл своей жизни. Да и дело то было в конце 13 века… Всего 70 лет назад умер великий Франциск Асизский. Кому ж и подражать в жизни, как не святому Франциску? Спайдермены и Шварцнеггеры еще не народились, до модных кинозвезд еще тоже не дошло время. Поэтому мальчики грезили карьерой или рыцаря, или монаха… Или того лучше — отшельника.

Юный Одорико (а именно так звали нашего героя) грезил об отшельнической доле… С измальства мечтал поселиться в пещере и предаваться уединению и молитвенному созерцанию.

Мечта сбылась. Францисканцы из местечка Удине приняли мальчика в свои братские ряды.

Одорик стал монахом и отшельником.

Но вскоре оказалось, что отшельничать — это довольно скучно и неинтересно. Людей нет, поговорить не с кем. С Богом постоянно общаться неловко. А грудь распирает некий ораторский зуд. Что же делать?

И тут пришла спасительная мысль: БЕЖАТЬ!!!

— Но ведь ты же всю жизнь мечтал быть отшельником? — вопрошает глупый внутренний голос.

— Так что же теперь, погибать от своего неразумия? — отвечает вопросом на вопрос совесть.

Одорик решился бежать из отшельнической пещеры в итальянские города, чтобы проповедовать Христа.

Вскоре юный монах и несостоявшийся отшельник стал весьма знаменитым проповедником. Но к ораторскому зуду присоединился вдруг зуд лингвистический, превращая юношу в полиглота и путешественника.

Одорик уехал из Италии. К тому времени ему уже перевалило за 30. Сначала он решил посетить край земли — то есть современную Турцию. Проповедовать там сложно, ибо мусульмане — не самая простая аудитория, но вскоре арабы начали каяться и исповедовать Христа, открывая монастыри. Тогда опасность гонений поторопила юношу дальше на восток. И вот уже Персия, и там проповедь и снова обращенные, потом Иран, Афганистан, Пакистан, и наконец, Индия. Но выяснилось, что и тут мир не кончается. Везде наш юноша основывал монастыри, как миссионерские центры. Сотни людей обращались к Богу.

Наконец Китай. Там окончательно выяснилось, что монахом быть юноше не следовало бы.