КГБ в 1991 году - Василий Михайлович Сойма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У читателей может возникнуть вопрос: почему же тогда вся эта мощь, которой обладала Лубянка, весь ее огромный интеллектуальный, научно-технический и финансовый потенциал не смог противостоять жалкой кучке крикунов-антисоветчиков?
Как такое могло произойти? Кто в этом виноват?
Вильнюсская башня
Январь 1991 года начался с крупных политических потрясений. Уже в самые первые дни после новогодних праздников главные новости шли из республик Прибалтики. Особенно тревожная ситуация складывалась в Литве.
Еще в марте 1989 года Верховный Совет Литвы отменил действие Конституции СССР на территории республики. В 1990 году он принял законодательный акт «О восстановлении независимости Литовского государства». Кремль потребовал ввести мораторий на этот документ. Председатель литовского парламента Витаутас Ландсбергис категорически отказался выполнять требование союзного центра, о чем и заявил 2 января — на второй день нового года.
В Латвии рижский ОМОН взял под охрану издательство ЦК Компартии республики, национализированное сепаратистки настроенным руководством Латвии.
8 января в Москву срочно прибыл член Политбюро ЦК КПСС, первый секретарь временного ЦК Компартии Литвы (на платформе КПСС) М.М. Бурокявичюс. Просил Горбачева ввести в Литве президентское правление. Телеграмму примерно такого же содержания прислал Главком Сухопутных войск генерал армии В.И. Варенников. Однако Горбачев указ не подписал.
Председатель КГБ Крючков ежедневно докладывал Горбачеву о накалявшейся обстановке. Тревожная информация поступала и от министра внутренних дел СССР Б.К. Пуго. Крючков позднее вспоминал: когда вставал вопрос о конкретных мерах, то в ответ от Горбачева было слышно одно и то же:
— Изучайте, не спешите, готовьте предложения, в свое время определимся.
«Я выдерживал линию, — излагал Крючков свою позицию по этому вопросу в мемуарной книге “Личное дело”, - Комитет госбезопасности силовыми методами будет действовать лишь в том случае, если получит соответствующее указание. Именно в этом плане — не предпринимать никаких самостоятельных силовых акций — я ориентировал не только своих заместителей и начальников соответствующих подразделений Комитета, но и представителей на местах.
Слишком свежи были еще события в Тбилиси и Баку, после которых Горбачев ловко ушел из-под огня критики под предлогом своей якобы неосведомленности… В то же время КГБ СССР был готов защитить законность в Литве, причем особых трудностей тогда это не представляло».
Когда в декабре 1990 — начале 1991 года обстановка в Вильнюсе достигла высшей точки накала, Горбачев, похоже, решился. Читаем в книге Крючкова: «В конце декабря 1990 года на совещании у Горбачева было принято решение применить силу против действий экстремистов в Литве и Латвии, пытавшихся явочным порядком сменить общественный строй, покончить с советской властью и выйти из Союза».
Горбачев вел себя решительно, отмечает Крючков, но тут же добавляет: это не прибавило уверенности в нем.
Читаем дальше: «Горбачев дал указания Язову, Пуго и мне ускорить подготовку конкретных мероприятий, но к вечеру того же дня всем нам было дано уточнение: “Вы особенно не горячитесь, поделикатнее изучите, все взвесьте, потом еще раз обсудим”. По словам Болдина, до этого у Горбачева состоялся продолжительный разговор с Яковлевым».
Если бы только с Яковлевым! Крючков, работая над книгой воспоминаний, не знал еще об одном разговоре Горбачева. Фрагменты того телефонного разговора с президентом США Дж. Бушем приведены в книге «В Политбюро ЦК КПСС… По записям Анатолия Черняева, Вадима Медведева, Георгия Шахназарова (1985–1991)», изданной в 2008 году.
Дата разговора — 11 января 1991 года. Время — с 16.00 до 16.40.
«Буш. Меня беспокоят и даже мучают ваши внутренние проблемы. Хотелось бы надеяться, что вы найдете возможность избежать применения силы для их решения. Американская позиция на этот счет ясна. Это будет хорошо для ваших отношений с нами, да и не только с нами.
Гэрбачев. Именно к этому мы стремимся. И вмешаемся мы только в том случае, если прольется кровь или возникнут такие беспорядки, которые поставят под угрозу не только нашу Конституцию, но и жизни людей.
Сейчас на меня и на Верховный Совет оказывается колоссальное давление в пользу введения в Литве президентского правления. Я пока держусь, но, откровенно говоря, Верховный Совет Литвы и Ландсбергис похоже не способны ни на какое конструктивное встречное движение.
В ответ на то давление, которое на меня оказывается, вчера я обратился к Верховному Совету Литвы с тем, чтобы они сами восстановили действие Конституции. Однако ситуация и сегодня развивается неблагоприятно. В Литве забастовки, нарастает напряженность.
Вы знаете мой стиль. Я постараюсь исчерпать все возможности политического решения, лишь в случае очень серьезной угрозы пойду на какие-то крутые шаги.
Буш. Я ценю это. Вы знаете, у нас свой взгляд на Прибалтику, но лишь в силу исторических причин. Я ценю ваши разъяснения.
Гзрбачев. Мы будем действовать ответственно, но не все зависит от нас. Сегодня там уже стреляли.
Буш. Это плохо.
Гэрбачев. Я сделаю все, чтобы развитие событий не сопровождалось крайностями. Но, естественно, если возникнет серьезная угроза, определенные шаги станут необходимыми».
Горбачев пожаловался американскому президенту на нарастание напряженности, забастовки в Литве. Почему они приобрели массовый характер именно в начале января нового года? Почему Вильнюсская телебашня до сих пор упоминается в прессе — конечно, не так часто, как Вавилонская, но все же…
О событиях вокруг телецентра в Вильнюсе написано за четверть века столько, что все версии не пересказать. Остановимся на основных.
Что тогда в действительности произошло в Вильнюсе? Ответ можно найти в дневниковых записях члена Политбюро ЦК КПСС В.И. Воротникова, изданных в 1995 году под интригующим названием «А было это так…».
14 января 1991 года, на второй день после штурма телебашни, состоялось заседание палат Верховного Совета СССР.
Депутаты заслушали информацию главы МВД Б.К. Пуго и Минобороны Д.Т. Язова.
«В Вильнюсе, — записал услышанное В.И. Воротников, — в связи повышением
