Артур – король драконов. Варварские истоки величайшей легенды Британии. - Говард Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вильгельм Завоеватель {67}, высадившийся в Британии в 1066 году, был незаконнорожденным сыном герцога Нормандии – скандинава или викинга по происхождению, осевшего в Северной Франции. «Норманн» – это упрощенная форма от Norse-man («человек с севера»). Будучи всего лишь герцогом, Вильгельм являлся вассалом короля Франции и мог претендовать на английский престол только от имени французского короля. Однако Вильгельм утверждал, что его мать была бретонкой и на самом деле происходила по прямой линии от великого короля Артура. Вильгельм таким образом использовал «королевское» происхождение своей матери в качестве основания для своих притязаний на британский трон.
Норманны подавляли англосаксонское население Англии с исключительной жестокостью, однако, их целью было господство над саксами, а не полное их истребление. Им нужны были саксы в качестве крепостных, для того чтобы возделывать землю, строить для них замки и церкви, сражаться в войнах. Они быстро уничтожили саксонскую аристократию и распределили земли между своими сородичами, но им так и не удалось заменить английский язык французским, который они ранее сами заимствовали. Французский был языком двора и всей властной верхушки на протяжении более 200 лет, многое из него проникло в местный язык, но народ упорно отказывался его принимать.
Возможно, к началу XII века правящая элита, осознав, что навязать свой язык и культуру саксам ей никогда не удастся, пошла по другому пути – принижению саксонской культуры и возвышению своей собственной. С публикацией Гальфридом Монмутским повествования об Артуре у высшей знати появилась новая возможность доказывать законность своих притязаний на престол по родословной Вильгельма. В этой истории героями были предки Вильгельма, а злодеями, конечно же, саксы.
Я подозреваю, что у Гальфрида не было намерения сделать из своей книги нечто большее, чем просто пересказ предания, сохранявшегося на протяжении нескольких столетий, главным образом, в устной традиции Уэльса. Однако в контексте политических устремлений правящей элиты, которым она полностью соответствовала, книга гарантированно должна была стать «бестселлером».
Возможно, я чересчур снисходителен к Гальфриду. Он был, конечно, старым хитрым лисом. С самого начала его история касается незаконнорожденного сына (Артур), который становится героем-победителем и королем, точно так же, как и Вильгельм Завоеватель (тоже бастард). А кому Гальфрид посвящает эту книгу? Да конечно же Роберту, графу Глостерскому, незаконнорожденному сыну короля Генриха I {68}. И он очень искусно снимает с себя ответственность за достоверность изложенных фактов, сообщая нам во втором параграфе предисловия, что:
… Архидиакон Оксенфордский Вальтер {69}, муж отменно сведущий в искусстве красноречия и в иноземной истории, предложил не некую весьма древнюю книгу на языке бриттов, в которой без каких-либо пробелов и по порядку повествовалось о правлении всех наших властителей, начиная с Брута, первого короля бриттов, и кончая Кадваладром, сыном Кадваллона. Поддавшись его увещеванию и не собирая в чужих садах сладкозвучных слов, но, довольствуясь деревенским слогом и собственным пером, я постарался перевести сочинение это на латинский язык. [7]
Источника, на который ссылается Гальфрид, и в природе не было, как не существует и других упоминаний об истории королей Британии, написанных на языке бриттов. Это такой манускрипт, который в нужный момент таинственным образом появляется, а затем так же непостижимо исчезает по воле своего «переводчика». Мы не можем доказать, что этот важный источник вообще не существовал, точно так же мы не располагаем и каким-либо свидетельством о его существовании.
Каковы бы ни были источники, использованные при написании «Истории бриттов», повествование Гальфрида об Артуре качественно отличается от всех более ранних источников в том, что оно является очень пространной и всеобъемлющей, как его называет сам Гальфрид, «историей». В этом смысле книга Гальфрида справедливо считается краеугольным камнем множества последовавших после него повествований об Артуре, которые составляют канон Артурианы, достигнув своей высшей точки в «Цикле Вульгаты» {70} во Франции и в «Смерти Артура» Мэлори в Англии. Как работа, претендующая на историчность, она была раскритикована даже современниками Гальфрида. Спустя сорок лет после его смерти хронист Вильям Ньюбургский вынес книге суровый приговор:
Вполне очевидно, что все написанное этим человеком об Артуре и его преемниках, или в равной степени его предшественниках, начиная с Вортигерна и далее, было придумано частично им самим и частично другими или из необузданного пристрастия ко лжи, или из желания угодить бриттам.
Однако не следует только обвинять Гальфрида, ибо о значимости его работы было бы правильнее судить с учетом его центральной роли в создании артурианского цикла. Льюис Торп выбрал верный тон в своем предисловии к сочинению Гальфрида:
Какие бы любопытные элементы истины эта книга ни содержала, «История бриттов» Гальфрида Монмутского была, как мы видим, подвергнута суровой критике более ортодоксальными историками, которые писали в то же столетие, что и автор. С другой стороны, как романтизированная история, как письменный первоисточник, вдохновивший других авторов, как источник вдохновения для создания произведений поэзии, драмы и художественной прозы на протяжении многих веков эта книга имеет мало, если имеет вообще, себе равных во всей истории европейской литературы.
Роль Гальфрида в зарождении артурианской романтической литературы является неопровержимым фактом, но есть ли в его повествовании достоверные крупицы правды – это уже более проблематичный вопрос. Чтобы придать своим историям больше убедительности, Гальфрид помещает свои персонажи и события в знакомый пейзаж Британских островов и некоторых частей Европы. Подобным образом он выстраивает ряд «артурианских ассоциаций», которые прекрасно сохранились и по сей день. Нередко под влиянием этих ассоциаций в некоторых местах, бывших ареной главных событий повествования, проводились археологические исследования с целью отыскать присутствие хоть доли истины в рассказах Гальфрида.
По утверждению Гальфрида, Артур был зачат в королевском замке Тинтагель, на северном побережье Корнуолла {71}. Мерлин на время придает внешность Горлоя, герцога Корнуолла, отцу Артура, Утеру Пендрагону, который обманом, под видом законного супруга овладевает Ингерной, женой герцога. Уловка удалась, и таким образом был зачат Артур. Несомненно, это красочное и подходящее начало для королевской легенды, но едва ли оно является отголоском исторической правды. Тем не менее, это место стало ассоциироваться с Артуром, чему отчасти, должно быть, способствовала мистическая красота природы Тинтагеля. Живописная бухта глубоко врезается в зубчатые утесы. Узкая полоска суши природным мостом соединяет остров с большой землей. Волны непрерывно разбиваются о береговую линию, наполняя воздух шумом прибоя и солеными брызгами. Когда море проникает глубоко в пещеры, включая ту, что известна как пещера Мерлина, в них раздается таинственное эхо. Некоторые пещеры промыты волнами и простираются под мысом от бухты до бухты.
Если отвести взгляд от туристов, разбредшихся по вершине утеса, то можно почувствовать, что это место окружено магическим кольцом. Если на перешейке соорудить укрепления, остров стал бы фактически неприступным, а занимаемая им площадь намного больше, чем об этом можно судить по привычным аэрофотоснимкам. Так что там наверняка было достаточно места для жилищ и выпаса скота, а обеспечив безопасное и стабильное водоснабжение острова, можно было выдерживать осаду почти неограниченное время.
Во времена Гальфрида там не было замка, но уже тогда это место было известно как резиденция знатной особы, может быть, даже короля. Подтвердили это предположение недавние раскопки, выявившие, что это место было заселено в римские и постримские времена и выступало важным центром международной торговли. Раскопанные культурные слои, относящиеся к V и VI векам, то есть ко времени Артура, содержат огромное количество фрагментов привозной керамики, в основном сосудов для вина и масла, из Восточного Средиземноморья. Недавние раскопки выявили там таких фрагментов больше, чем их было найдено во всей остальной Британии и Ирландии. Другие находки указывают на существование в V веке прямых торговых связей между Испанией и Британией; и такие находки однозначно подтвердили значимость Тинтагеля как крупного торгового города, специализировавшегося на предметах роскоши, поставляемых ко дворам аристократических и королевских семей.