Одиночество-12 - Арсен Ревазов

– Далеко от Иерусалима?

– Близко. Двадцать минут на машине.

– И, наверно, близко к Богу? – спросил я.

Мири отшутилась анекдотом про местный звонок.[22]

И тут, действительно, начались горы. Свет сделался контрастным. Я вертел головой по сторонам. Мири вдруг сказала мне «Look!». Я посмотрел вперед и сказал «О-о-о…».

Я и не думал, что в жизни бывает так красиво. Впереди, за витками серпантина на самом верху горы, прямо под голубым небом появилась тройная цепь маленьких позолоченных домов. Я раскрыл рот. Иерусалим с каждым поворотом дороги становился ближе. Наконец, такси въехало в город, и с левой стороны дороги я увидел почти отвесно падающий вниз со скалы амфитеатр старой разрушенной деревни.

– Археологические раскопки?

– Нет. Национальный позор, – сказала Мири.

– Позор? – удивился я. – Посреди такой красоты?

– Это Дир-Ясин. Арабская деревня. Во время войны за независимость один из наших партизанских отрядов вошел в эту деревню и вырезал ее. Женщин, детей, стариков – всех. И с тех пор деревня осталась в таком виде. Чтоб мы помнили…

Маршрутка доехала до центральной автобусной станции. Мири попрощалась со мной и исчезла. Я растерялся и даже не успел взять у нее телефон. Потом, сообразив что Мири – это сокращение от Мириам (даже не верится, что Деву Марию звали в земной жизни Мири), я решил что это – судьба. Маши, конечно, хороши, но видно с ними пора заканчивать.

Вокруг царила расслабленная суета.

Я посмотрел на оборванца лет пятидесяти, в истрепанных джинсах с длинными седыми волосами. Оборванец пел под гитару Высоцкого голосом автора.

Столько летСтолько летВсе одно и тожеВодки нет, денег нетДа и быть не может.

В гитарном чехле лежало несколько монет. Я бросил шекель. Оборванец сказал на цыганском проигрыше thank you, sir и внимательно на меня посмотрел. Я улыбнулся ему и пошел искать такси.

Через пятнадцать минут я оказался в районе Старые Катамоны и был сбит с толка окружившими меня запахами цветов, трав, деревьев и горной свежести. Это в центре-то города! Я недоверчиво покачал головой, поднялся на второй этаж и позвонил.

Сначала я услышал бешеный лай. «Крыся, пошла вон» – прозвучало в ответ. Не «Крыса», как у меня в PR-Technologies, а немного по-польски. Крыся.

Дверь открылась, и ко мне бросилась маленькая мохнатая очаровательная терьерша. За ней стоял длинный немного сутулый лысый человек в металлических очках с лицом серийного убийцы. По крайне мере я представлял серийного убийцу именно таким.

– Вы Иосиф? – приветливо и тепло сказал он. – Здравствуйте. Заходите.

– Спасибо. А вы – Аркан, – уточнил я.

– Да, – сказал он и внимательно посмотрел на меня. – Заходите-заходите.

Я вздрогнул. От очков за версту несло тюремной поликлиникой. На лысый череп я вообще старался не смотреть. Но виноватые интеллигентные глаза скрашивали впечатление. Строго по выражению: «Ребенок весь в меня – умный, спокойный. А глаза – в мужа – виноватые, бегают…»

Аркан предложил кофе, укрепив меня в уверенности, что друзей-маньяков у Антона нет. Не могу поверить, чтоб серийные убийцы предлагали кофе; конфетку – могу, а кофе – нет.

Пока он варил кофе, я осмотрелся. Мне всегда было интересно, как обустраиваются люди почти из моей тусовки на новом месте.

Прямо напротив входной двери торчал большой двурогий тренажер, который использовался под вешалку для ковбойской шляпы и полотенец.

В комнате, которая служила одновременно прихожей, салоном и кухней громоздились полупустые открытые картонные коробки. Скосив глаза в одну из них я увидел смесь книг, кассет и дисков. На маленьком стуле громоздились джинсы, носки, трусы, свитера и рубашки, создавая впечатление, что шкафа у Аркана нет.

Мебели вообще было не по-московски мало: красненький плюшевый диванчик, на котором сидел я, стул со шмотками на который, скинув джинсы и свитера на пол, сел Аркан и облезлый столик, за которым мы предполагали пить кофе.

Зато кофе оказался густой и душистый, сваренный в джазве и поданный в крохотных чашечках. Я еще раз огляделся по сторонам.

– Уютная квартирка, – я начал разговор по-светски.

Но, похоже, я сказал что-то не то.

– Уютная?! – испуганно огляделся Аркан сутулясь больше обычного. – Мои друзья, говорят, что это антилувр.

– Антилувр?

– Ну да. Бедненько. Но грязненько.

Я вежливо улыбнулся шутке друзей и решил перейти на менее опасную тему.

– Мне Антон сказал, что вы можете помочь выйти на коптскую общину.

– Помочь? Не знаю. Могу попытаться. Копты – очень закрытые ребята. Никого близко к себе не подпускают. Но у меня есть один знакомый армянский священник, Варкес. Он вроде бы общается с кем-то из коптских священников. Можно его попросить. А что ему сказать, если он спросит, зачем?

– Ну скажите ему, что есть один важный теологический вопрос.

Я помнил запрет Антона и решил держать язык за зубами. Аркан задумался.

– Может быть, перейдем на ты?

– Перейдем, – осторожно сказал я.

Аркан пообещал сделать все, что сможет. Завтра он позвонит Варкесу. И может быть. Что нибудь. Хотя он опять же не очень… Но. Это же завтра! А пока – еще продолжается сегодня. Скоро вечер. Гость из Москвы может выбрать себе развлечение по вкусу.

К сожалению, живет Аркан скромно, поэтому вариантов, собственно, два. Или курить траву с друзьями Аркана здесь или отправиться курить траву к друзьям. В любом случае, друзья очень хотят познакомиться с московским другом Антона, восходящим светилом российского пиара.

Я чуть не поперхнулся от последних слов, но все-таки сделал вид, что их не услышал. Зато я отметил масштабность выбора, стилистическую точность терминологии (не шмаль, не ганжа, не дурь), а вслух порассуждал на тему, что устал с дороги и курить траву, наверно, лучше здесь, хотя быт его друзей меня, конечно, тоже очень интересует.

Меня вообще интересует быт. Я умираю, хочу узнать, как чистили зубы дворяне в 18-ом веке, если они вообще их чистили. Мне страшно интересно, как одевались в холодную погоду моряки на корабле Колумба. Я был бы счастлив очутиться в доме египтянина времен Хатшепсут. Просто, чтоб посмотреть, какая там мебель.

Я помылся и переоделся, решив что мне уготовано стать звездой вечера. Но не тут то было. Звездой вечера оказался не я. И не Аркан. И не заячьего вида помощник депутата Кнессета Пини, он же Пинхас Бар-Зеев, он же в прошлой жизни и русском паспорте – Петр Волков. И не Ваня с Маней, – пара приехавшая из Петропавловска-Камчатского ухитрившаяся наполовину забыть русский. И не израильтянин Рони, который ухитрился его наполовину выучить. И даже не трава.

Звездой вечера была медсестра Аня. Классическая русская красавица с длинной косой. Не до пояса, конечно, но все-таки. Я и в Москве таких русских красавиц не встречал. Она говорила медленно и спокойно, она смотрела приветливо и открыто такими глубокими и такими внимательными глазами…

Я отозвал Аркана в сторону. Стороной оказалась крошечная спальня.

– Аркан, – сказал я. – Аня-то – хороша!

– Хороша, – согласился Аркан.

– А она… м… свободна?

– Как все мы, – сказал Аркан со вздохом.

– А куда у вас возят девушек, если хотят им понравиться?

– В Эйлат, – уверенно сказал Аркан. – Девушек возят в Эйлат. И место – клевое, и дорога прикольная. Ваня с Маней только что оттуда, они сейчас тебе расскажут.

По просьбе Аркана Ваня с Маней, перебивая друг друга и стараясь говорить для меня на чистом русском языке, рассказали о романтическом месте длиною в триста пятьдесят километров под названием «Ночная дорога из Иерусалима в Эйлат».

Ты выезжаешь из Иерусалима, кинув взгляд на подсвеченные желтым светом зубцы и башни старого города, и спускаешься за двадцать минут и 30 километров из горного Иерусалима в самое низкое место на земле. Доехав до указателя «Иерихон 6 км налево», ты поворачиваешь направо и встречаешься с Мертвым морем.

Если вылезти из машины, то сначала на тебя чуть не обрушивается огромное количество крайне низких звезд. Потом ты понимаешь, что видишь млечный путь и так ясно, как ты не видел его никогда в жизни.

От стоящей вокруг тишины в голову приходят глупые мысли. Например, не является ли самое глубокое место на Земле самым главным? Впрочем, какие только мысли не приходят в голову в этом районе земного шара? Все зависит от воспитания, которым снабдили тебя молодые годы, музыки, которую ты слушаешь в дороге… Ну, конечно и от спутницы, которую ты взял.

Дорога идет себе, спокойно петляя, и море остается позади. И тут перед тобой постепенно возникает огромный светящийся корабль. Он медленно приближается и становится ясно, что таких больших судов не бывает. Особенно в пустыне. Корабль от носа до кормы увешан гирляндами лапочек, отчего вокруг корабля струится мерцающее сияние. Если ты видишь это первый раз в жизни, у тебя сносит крышу. Но это опять же зависит от музыки и от спутницы.