Пятьдесят на пятьдесят - Джон Гилстрап

– Что он покупал в магазине? – спросил Расселл.

– Заправился бензином и купил пачку подгузников.

Глава 7

Криста Ортега, как и подобает юной леди, сидя на заднем сиденье, ждала, пока дядюшка Хесус откроет ей дверцу. Карлос с плохо скрываемой гордостью наблюдал за тем, как она опирается на поданную Пеньей руку и выпархивает из авто. Когда Криста уже стояла на тротуаре, за ней последовала жена Карлоса, Консуэла, которой Пенья также подал руку. Сам Карлос, сидевший спереди, вышел последним и проследовал за дамами к зданию школы. Пенья шел за ними, неся в левой руке футляр с виолончелью Кристы.

Правая его рука была свободна.

– Карлос, по-моему, это как-то глупо выглядит, – сказала со смехом Консуэла. – Можно подумать, мы прибыли на вручение «Оскара».

– Это получше «Оскара», – ответил Карлос. – Сегодня моей дочери представилась возможность продемонстрировать свой талант.

– Ну, папа! – залилась краской Криста. – Я ведь толком даже не солирую.

Карлос и Консуэла расстались с дочерью у дверей в артистическую. Криста забрала у Пеньи виолончель и отправилась готовиться к концерту.

Оркестр в школе Святого Игнатия был немаленький. Нечто среднее между струнным ансамблем и симфоническим оркестром. Сегодня вечером играть будут сто детей. По два родителя на каждого плюс работники школы, значит, в зале будет человек двести с лишним. Супруги Ортега хоть и прибыли заранее, но выяснилось, что свободные места есть не ближе третьего ряда.

– Она почти так же красива, как ее мать, – раздался у них за спиной чей-то голос.

Ортега обернулся и увидел улыбающегося отца Юджина.

– Отец Юджин! – обрадовался Карлос.

Именно благодаря этому человеку Карлос не отдалился от церкви. Пожилой священник был неизменно добр и внимателен и, хотя к занятиям Карлоса относился резко отрицательно, самого Карлоса числил в рядах своих духовных детей.

Ровно в семь свет в зале погас, дети вышли на сцену. Когда оркестранты расселись по местам, сердце у Карлоса тревожно забилось.

– Где Криста? – шепнул он.

Пенья, увидев, как забеспокоился босс, вскочил на ноги. Глаза прищурены, губы сурово сжаты – он был готов к бою.

Консуэла потянула Пенью за полу пиджака.

– Садись! – прошипела она. – Криста выйдет позднее.

В зал вошел мужчина, одетый во все черное. Люди, сидевшие на задних рядах, его заметили, но никакого подозрения человек в сутане у них не вызвал. Пышные усы не очень вязались с обликом священника, но и это никого не насторожило.

Мужчина увидел свободное место в середине зала, в трех креслах от прохода. Подойдя к человеку, сидевшему с краю, он наклонился к нему и шепнул:

– Прошу прощения, если вы не возражаете, будьте добры, пересядьте. Чтобы мне не пришлось через вас пробираться.

Мужчина возражал, но как откажешь священнику? Он подтолкнул локтем жену, и они пересели в глубь ряда.

Священник благодарно кивнул:

– Спасибо вам огромное.

Никому и в голову не пришло спрашивать священника, почему он не снял перчатки.

Уильям Симпсон был вне себя. Он Эйприл не секретарь, ему осточертело отвечать за нее на звонки. И как, интересно, они будут сводить концы с концами, если она не появляется ни на одной из своих работ?

Нужно срочно выпить. Схватив со столика в прихожей ключи и куртку, Уильям выскочил на улицу. Детская площадка его всегда раздражала. Он терпеть не мог открытого пространства – здесь не скроешься, не убежишь. Днем еще ничего, но в сумерках ему всегда становилось не по себе.

Невесть откуда взявшаяся невидимая лошадь заехала ему копытом в живот. Удар отбросил его назад метра на полтора, и он рухнул наземь. Попробовал подняться, но ноги его не слушались.

Какого черта?…

Он попытался рукой подтянуть ногу, но тут лошадь снова его лягнула, и он взвыл от ужаса. В него стреляли! Должно быть, стреляли… Так должно было…

Дышал он с трудом. Что-то сдавило грудь. Нет, не боль, просто что-то тяжелое навалилось. И тут он увидел кровь.

Уильям пытался закричать, позвать на помощь, но тяжесть от груди ползла вверх, к горлу, связки отказали – как отказали ноги.

Он лежал, уставившись в черное небо, и никак не мог понять, куда подевались звезды.

В квартале от него, на третьем этаже заброшенного дома, Рики Тиммонс любовался в оптический прицел на свою работу – задание оказалось на редкость легким.

Одно беспокоило Рики – эту бабу, Эйприл, нигде не нашли.

Когда Бобби наконец увидел свет фар – приехала Сьюзен, – он уже не просто злился, он был в ярости. Никогда прежде он не испытывал такого страха, какой мучил его последние двадцать четыре часа. Ему нужна была помощь лучшего друга – жены, а ее рядом не оказалось. Она отправилась за покупками. Сбежала в придуманный ей же самой мир, в котором потерявшегося ребенка можно объявить своим собственным, словно это не ребенок, а подобранный на улице щенок.

Зовет его Стивеном. Ну разве это не безумие?

Когда он увидел свет фар, буря эмоций улеглась, осталось лишь липкое чувство страха. Он стоял у окна гостиной, света не зажигал, поэтому с улицы его видно не было. С того самого момента, как уехал агент Коутс, Бобби не мог избавиться от ощущения, что за ним следят. Как это копы называют? А, да! Держат под наблюдением.

Сьюзен открыла гараж, но из машины вышла прямо на улице и пошла к задней дверце. Бобби сначала не понял зачем, а потом увидел детскую головку и вспомнил – в гараже места мало, Сьюзен не смогла бы вынуть его из машины.

Глядя на то, как легко она движется, как улыбается, можно было подумать, что в жизни у нее все прекрасно, лучше не бывает. Подойдя к багажнику, Сьюзен достала оттуда штук пять пакетов. Один она дала мальчику, и он прижал его к груди, а в левой руке у него был плюшевый тигренок.

Бобби пошел к кухне – им навстречу. Они со Сьюзен оказались у двери одновременно.

– Ой! – воскликнула Сьюзен. – Как ты меня напугал!

– Извини, – сказал он, хотя извиняться ему совсем не хотелось.

– Мы со Стивеном так чудесно провели время! Ты просто не представляешь, сколько днем в торговом центре матерей с детьми. Мы всего-всего накупили. – Она говорила, захлебываясь от восторга, ведя мальчика в гостиную, где он сразу залез в пакет, в котором оказался медвежонок Винни-Пух. Сьюзен тут же уселась на пол рядом с ним – играть. Мальчишка светился от радости.

– Днем сюда приезжали из ФБР, – сказал Бобби.

– Правда? – Она даже головы не повернула. – Чего хотели?

У Бобби глаза на лоб полезли:

– Как чего? Они хотели побеседовать о некоем трупе, обнаруженном вчера ночью неподалеку от того места, где мы ставили палатку. Сьюзен, ты меня слушаешь? Нужно что-то делать.

– Я и делаю. Играю со своим сыном. Иди лучше сюда, поиграй с нами.

– Со своим сыном? Сьюзен, прекрати!

Сьюзен перешла на снисходительный тон:

– Ты, Бобби, все время забываешь, что этого ребенка послал нам Господь. И Он не допустит, чтобы его у нас забрали. ФБР или еще кто.

У Бобби отвисла челюсть:

– Я в это не верю.

– У тебя – страх, у меня – вера. Все очень просто. – Она снова повернулась к малышу. – И вообще, я считаю, что в присутствии Стивена мы этого обсуждать не должны.

– Это не Стивен! – взорвался Бобби. – Стивен умер.

Мальчик заплакал, и Сьюзен взяла его на руки.

– Бобби, замолчи! – Она встала. – Я не собираюсь все это выслушивать.

– Нет уж, послушай! – не унимался Бобби. Она хотела выйти, но он схватил ее за руку: – Сьюзен, нельзя скрыться в придуманном мире и сделать вид, будто ничего не было.

Сьюзен резко отдернула руку:

– Не смей меня трогать! И сына моего тоже, понял? Он мой мальчик. Мой Стивен. Мне плевать, что ты собираешься делать. Хочешь – уходи. Хочешь – сдайся полиции. Но моего малыша у меня больше никто не отнимет.

Бобби даже не пытался возражать – надеялся, что Сьюзен сама поймет, что за чушь она несет.

– Извини, – сказал он мягко. – Мне очень стыдно. Я на тебя накричал. Сорвался.

– Не забирай у меня Стивена.

Бобби пристально посмотрел на Сьюзен. Взгляд ее был исполнен решимости.

– Ладно, – сказал он, помолчав. – Стивена я не заберу.

– Никогда?

Он не знал, что ответить. Он слишком любил ее и не мог ей лгать.

– Этого я обещать не могу. Я ведь сказал, что не заберу его. Сегодня – точно. Клянусь. Но большего я тебе обещать не могу. Сегодня я уже разговаривал с агентом ФБР. Рано или поздно они снова придут сюда. Не заставляй меня обещать то, чего я обещать не могу. Не заставляй лгать тебе.

Сьюзен сосредоточенно нахмурилась – взвешивала его слова. В конце концов она кивнула.

– Ну ладно, – прошептала она. – Но сегодня ведь мы одна семья, да?

Эйприл едва взглянула в лицо надзирательницы и сразу поняла – случилось что-то ужасное.

Она сидела с десятком других женщин, и те ясно давали понять, что в их компании она лишняя. Ей было плевать. Она думала только о Джастине. Когда Карлос исполнит свое обещание, когда привезет его домой?