Найтблюм - Мэри Блэкуотер

Захлопнув за собой дверь, он уставился стеклянными глазами на оторопевшую Викторию. Он поставил бутылку и, не произнеся ни слова, приблизился к ней и окинул взглядом с ног до головы, как какую-то вещь. Лейн вновь посмотрел в ее глаза, будто что-то пытался в них рассмотреть, но видел лишь знакомый холод. Надо отдать ей должное – она так и не отводила взгляда в сторону при виде темных синих глаз. Тяжелый, полный необъяснимой ненависти взгляд мог выдержать далеко не каждый, не говоря уже о хрупкой женщине. Но Виктория видела в нем лишь глупое примитивное существо. Ее даже забавляла ненависть в его взгляде. Ей казалось, что даже сам Лейн не понимает природы своей злости. В ее глазах он был всего лишь неандертальцем, пытающимся силой взять то, что силой взять нельзя. Не отрывая взгляда от Виктории, Хью посмотрел на ее губы и провел по ее щеке обратной стороной своей грубой ладони. Он ухмыльнулся после того как увидел скривившиеся от отвращения губы. Не успев открыть рот, чтобы сказать ей то, что собирался, как получил хлесткую оплеуху. На его лице проступил жгучий румянец, но подействовало это слабо. По всей видимости, ему было не привыкать.

Схватив Викторию за шею, Лейн прижал ее к шкафу. Он наблюдал за тем, как ее лицо багровеет. Разгоряченная спиртным, его высвободившаяся садистская натура дала о себе знать. Бедная девушка пыталась держаться безразличной, сколько могла, но вскоре ее обуяла паника и она стала сопротивляться. Тщетно. Ее утонченные ручки мало что могли противопоставить пьяному здоровяку Лейну, если вовсе ничего. Хью ослабил хват и приблизился, чтобы поцеловать ее, но тут же получил удар наотмашь. Острые ноготки прошли по его лицу, еда не задев глаз, и оставили три приличные царапины, вскоре заполнившиеся кровью. Это не могло на него не подействовать. Схватившись за лицо, он, наконец, выпустил почти потерявшую сознание Викторию из своих медвежьих лап. Она едва успела прийти в себя, как со всего размаха ударил ее по лицу. От сильнейшего удара девушка, разбив головой стекло во фрамуге окна, упала без чувств.

Диковинной работы шлем черного металла не украшал боле стального бюста в коридоре. Теперь его сжимали руки Найтблюма. Ненависть заполонила комнату. Хью это почувствовал. Почувствовал что рядом есть кто-то еще. Мгновенно развернувшись, он нанес сильнейший «боковой» и разворотил свой кулак об угол стального шлема, уже двигавшегося на свидание с ним. Кулак превратился в кровавую мочалку из переломанных костей и плоти. Своим воем Лейн разбудил бы и карликов в подвале. Такой боли он еще никогда не испытывал. Схватившись за руку, Хью согнулся, упав на колено. Ухватив шлем за пику на макушке, Хэмминг замахнулся:

– Нарекаю тебя… – злобно выговорил он и ударил по левому плечу, – лордом… – ударив по правому, – Беззубым, – довершив «шлемным» апперкотом в челюсть и не промазал.

Тот упал навзничь. Но непривыкший проигрывать Лейн быстро поднялся и, с трудом разжав челюсть, выплюнул сломанные зубы на ковер. Словно дикий бык он помчался на невидимого противника, наугад, пытаясь сгрести как можно больше пространства. Чуть было не задев увернувшегося Хэмминга, Лейн споткнулся и ударившись животом в столешницу, угодил головой в большое настольное зеркало. Осколки звонко рассыпались по сторонам. Мотнув замазанной кровью головой здоровяк наконец «поплыл». Он вновь упал только на одно колено. С размаху напялив ему шлем на голову, который сел как влитой, Найтблюм, во второй раз рискуя своими штанами, пинком в лицо послал Лейна в окно.

Снаружи поместье выглядело безмятежным и спокойным, почти не ощутимый ветерок и щебет далеких птиц – вот и все, что мог уловить блаженный слух. Звук разбивающегося стекла нарушил идиллию. Летящий из окна Хью Лейн кричал в шлем как бык в жестяное ведро – гулко и громко. Как, кстати, и его древний обладатель, перед тем, как сигануть в пропасть на своем зазевавшемся скакуне. Через пару мгновений его нынешний обладатель на землю. Что-то неприятно хрустнуло и, снова замычав, Лейн схватился за поясницу.

Хэмминг подбежал к лежащей на полу Виктории. Он попробовал нащупать пульс, но не почувствовал его. Ощущение теплого камня, вот и все. Он наклонился и прислушался – она дышала. Это не могло не радовать. Не разожми Лейн в последний момент кулак в открытую ладонь, то убил бы бедную женщину на месте. Хэмминг жалел, что не мог оказать ей хоть какую-то помощь. Спустя несколько мгновений, Виктория сделала глубокий вдох и открыла глаза. Хэмминг со спокойным сердцем удалился.

Продолжая осматривать помещение, он думал о том, не перегнул ли он малость палку, обойдясь так с Хью Лейном. Так, как он поступил по отношению, пускай даже, к собственной жене – непростительно, но он не заслуживал смерти или инвалидной коляски, в которую Хэмминг мог его запросто отправить.

Он пытался понять причину столь резко нахлынувшего на него гнева, отвратительной ненависти – такого он себе никогда не позволял. Довольно быстро он пришел к пониманию данной причины, запрятавшейся где-то в отдаленном уголке его сердца за стальной дверью с дюжиной замков. Он знал название этого чувства, которое испытывал по-настоящему всего лишь раз. Больше оно его, как он считал – к счастью, никогда не беспокоило. Он попросту не давал никому и шанса. Как только прекрасная особа начинала лезть к нему в душу, она натыкалась на необъятное поле острого кустарника. Хэмминг беспощадно гнал оттуда любого.

Он совершенно не любил людей. Не любил, прежде всего, за их слабость и глупость. Из которых вытекало огромное количество последствий, которые, несомненно, ухудшали жизнь окружающих. «Уроборос» – змея, кусающая себя за хвост. Он увидел этот символ еще во времена своей учебы, на одной из исторических выставок. Еще тогда он понял, как содержателен и одновременно прост этот символ. Преподаватель истории описывал змею как символ круговорота жизни, смерть-рождение. Он присутствовал во множестве древних культур: Майя, Ацтеки, был даже в Индии. Первое его появление отмечено в древнем Египте более полутора тысяч лет до нашей эры. Но у Хэмминга было свое особое мнение на этот счет. Он был уверен, что значение символа было более прозаично. По его мнению, он явно показывал непревзойденное умение людей кусать себя за зад. Стремление создавать что-то новое, по пути разрушая все остальное. «Что же, по видимости такова природа человека – вечно кусать себя за зад», – рассуждал тогда молодой Найтблюм.

Покончив с философскими бдениями, он обнаружил, что стоит в еще одном коридоре и созерцает тот же пейзаж через высокое окно. Все то же блеклое поле, все те же темные деревья, серые облака. Будто день и вовсе не начинался.

Громыхая подошвами по каменному полу, мимо пронеслись дети. Они весело хохотали и дурачились, на бегу бросая друг другу черный комочек. Маленький мальчик и две девочки чуть постарше. На вид лет восемь – десять. За ними спешил рассерженный повар. Вскоре озорная кампания скрылась за углом.

Настала полная тишина, Найтблюм снова погрузился в размышления. Вскоре его настигло ощущение того, что он снова что-то упустил, какую-то очень важную деталь. Эта важная деталь как-то связана с дворецким. «Но какая? Что же это может быть?» – допытывал он себя. Наконец его осенило – шкатулка. Тот диковинный замок в форме расходящихся лучей. Точно такое же изображение он видел совсем недавно. «Нагрудник», – вспомнил он. Именно тот знак был выдавлен у него прямо по центру. Он понял, что это не может быть совпадением. Почти бегом он ринулся туда.

Добежав до лестницы, он услышал едва уловимый лязг. Взбежав по ступеням, Хэмминг второй раз наступил на те же грабли. Он налетел на, взявшуюся невесть откуда, Маршу. Последствия не заставили себя долго ждать. С огромной силой его отшвырнуло прочь. Он проелозил по массивным перилам лестницы. Падая, он с силой сжал перила, в надежде хоть как-то смягчить падение. Тщетно. Достигнув последних ступеней, он со всего размаху ударился о каменную балюстраду яруса. Громом и молнией боль прокатилась по голове. Пробив током от подбородка в зубы, она пронеслась по переносице и, вонзившись в глазницы, раскатилась по всему лбу. Хруст кости, звон в ушах и боль пламенной струей залила половину лица. Схватившись за искаженное гримасой боли лицо, Хэмминг умудрился отпрянуть от быстро надвигающейся Марши. Избежав участи быть затоптанным под ногами старой карги, он вскоре дал боли полностью объять себя.

Боль казалась нестерпимой. Он отнял руку от сломанных зубов и с трудом выпрямившись, закрыл глаза. Боль разошлась по всей голове. Через минуту она начала отступать, струясь от неприятно тукающей челюсти, растворяясь в висках. Но тут что-то неладное нахлынуло на него. Ноги начали дрожать, переставая слушаться. Колени подогнулись. Схватившись за перила лестницы он, еле перебирая ногами, поднялся и забился в угол возле нее. Опершись о стену, он медленно сполз. Голову наполнила свинцовая тяжесть, глаза – тьма. Все заволокло чернотой.