Злая корча. Книга 1. Невидимый огонь смерти - Денис Абсентис

Во-вторых, непосредственно по антонитам бьет другой фактор — все более ширится понимание, что причиной гангрены являются вовсе не «наказание Господне» и «происки бесов», а всего лишь черные рожки спорыньи. Такие слухи ходят и непосредственно в Эльзасе, что мы видим даже из опубликованного «отцом картофеля» Парментье в Физическом журнале (Journal de physique) в 1774 году письма мадам Дюпиль: «Мсье, я читала в последнем Меркурии в июне 1774 года извлечение из ваших публикаций касательно спорыньи ржи. Уже несколько лет назад я слышала об опасности такого зерна и об ужасных болезнях, которые оно, как говорили, произвело в Эльзасе (если я правильно помню) или его окрестностях»[130]. То есть понятно, что дальнейшее существование ордена св. Антония уже под большим вопросом. Так оно и происходит. Сам Парментье во вред спорыньи не верит, но в это время аббат Тессье и другие врачи тщательно исследуют причины гангрены и окончательно приходят к выводу об ответственности спорыньи за огонь св. Антония. Члены Королевской Академии Наук после докладов и последующих демонстраций, проведенных Тессье, Поле и Жюсье в 1776 году, уже больше не сомневаются, что болезнь вызывается отравлением, и лишь ждут проверки вины именно спорыньи в опытах на заключенных[131].

Вот и все, орден св. Антония больше не нужен, «чудо» излечений этой болезни антонитами теперь прозрачно: не надо есть ржаной хлеб. Бизнес можно сворачивать. Лечебные мази и вино из мандрагоры, настоянное на мощах якобы св. Антония, уже никого не привлекут, заболевание окончательно потеряло мистический ареол. В том же 1776 году, 17 декабря, папа Пий VI выпускает буллу Rerum humanarum conditio, согласно которой неактуальный более орден антонитов поглощается госпитальерами св. Иоанна (Мальтийским орденом)[132]. Булла дополняется папой 24 марта 1777 года, а во Франции — с подачи «Монастырской коммиссии» королевской грамотой (Lettre patente) от 25 июля 1777 года. Не подчинились папскому распоряжению три десятка обителей антонитов в Кельне; в 1803 году они были секуляризированы.

Вскоре исходный ужас изображенной на Изенхеймском алтаре болезни позабылся. Некоторые даже стали считать это произведение искусства связанным то ли с сифилисом, то ли с чумой. На этот момент указывали искусствоведы еще в середине прошлого века:

В Германии придерживались мнения, что Изенхеймский Алтарь работы Маттиаса Нитхардта, известного также как Грюневальд, был «алтарем чумы». Тем не менее, эта замечательная работа, несомненно, относится к другой эпидемии, огню св. Антония, бедствию, вызываемому грибком ржи и чреватому очень болезненными поражениями кожи, гангреной конечностей и неврологическими расстройствами[133].

Вообще говоря, если орден св. Антония, занимающийся больными, страдающими от огня св. Антония, заказывает алтарь с несколькими изображениями св. Антония, то странно искать здесь изображения какой-нибудь другой болезни (но при этом подобные попытки не прекращаются и сегодня[134]).

Одному из изображений св. Антония художником приданы портретные черты настоятеля монастыря Гвидо Гверси (его отдельный портрет Нитхардт тоже писал). Не был забыт и символ ордена св. Антония — свинья. Были также обнаружены в алтаре и необычные моменты. Изенхеймский алтарь по своей форме является створчатым, то есть алтарем-складнем. Когда все закрыто, слева у нас святой Себастьян, справа — святой Антоний, посредине — распятие с Христом, рядом Богородица, Иоанн Богослов, Мария Магдалина и Иоанн Креститель, снизу — положение во гроб. Всего у алтаря 6 створок, 4 из которых расписаны с обеих сторон; их поочередное раскрытие позволяло составлять три варианта алтарного изображения. В настоящее время створки в музее размещены раздельно и не раскрываются — для сохранности. Если же раскрывать панели, то можно увидеть разные интересные вещи.

Хотя врачи не могли обнаружить причину эрготизма примерно до 1600 года[135], люди жили в страхе перед его узнаваемыми признаками (конвульсиями и гангреной). Болезнь именовалась огнем св. Антония, и она была основным предметом заботы в больнице Изенхейма. Ампутация конечностей являлась частым следствием гангрены, и ученые отметили, что две раздвигаемые подвижные половины пределлы алтаря создают впечатление, как будто ноги Христа ампутированы. То же самое можно отметить и относительно двух главных внешних панелей. Из-за размещения вне центра креста, открытие левой панели «отрывает» одну руку от распятой фигуры[136].

Если открыть все створки, то на третьей развертке по краям возникают сцены из жития святого Антония: слева — встреча с пустынником, справа — «бесовские видения». Последнюю картину и Босх мог бы одобрить.

Но только это вовсе не «искушение святого Антония», как называется данная створка алтаря во всех энциклопедиях. Искусствоведы видят в этой картине лишь старую легенду об искушении св. Антония бесами и демонами, но никак не отображенные художником галлюцинации при отравлении спорыньей. Только специализирующаяся по северному ренессансу Андри Хайюм предположила, что яркие краски алтаря свидетельствуют о желании художника передать видения больных, и что эти «галлюцинации, конечно, трактовались в религиозном аспекте житий святых»[137]. На мой взгляд, более наглядно это стремление художника видно не только в ярких (и, кстати, преимущественно красных) цветах, а более в том, что вовсе не случайно по воле Нитхардта на переднем плане скорчилась фигура человека в красном колпаке (такие колпаки носили содержавшиеся в монастырском госпитале больные) в крайней стадии эрготизма, что подразумевает наличие у этого персонажа даже уже не столько галлюцинаций, сколько эрготинного психоза. Этой «лишней» деталью картина Нитхардта и отличается от многочисленных изображений данного сюжета, необыкновенно популярного в средневековом и ренессансном искусстве. Мне не попадались работы, авторы которых обратили бы внимание на достаточно очевидный момент: этот страдающий человек в левом нижнем углу никак не входит в легендарные «искушения Антония», он, в отличие от фантасмагории бесов, вполне реален. Сияющий Господь в небесах, к которому, как к последнему и единственному варианту спасения, обращен взор больного, вписан туда Нитхардтом именно в этом контексте. Пациент госпиталя — главное действующее лицо картины. Это именно его «искушения» изображены художником, это умирающий в своем последнем бреду видит сонмы бесов вместе со св. Антонием. Он «рисует» всю остальную часть картины в своем больном воображении. Таким образом Нитхардт не обошел вниманием и психические проявления болезни. Картина представляет нам типичные видения эрготика, рождающиеся при соответствующей установке, о которых художнику рассказывали монахи ордена, и которые описывали ему сами больные в Изенхеймском госпитале. А быть может, он и сам наблюдал нечто подобное.

Антониты — не единственный орден, вызванный к жизни эпидемиями эрготизма. Не случайно и орден тамплиеров, призванный охранять паломников и контролирующий в основном другой путь пилигримов в Иерусалим, был официально признан во Франции именно в 1129 году.

Глава 6

Женевьева и тамплиеры

Погода стояла великолепная — значит, не будут выносить раку святой Женевьевы, как в 1551 году, чтобы добиться прекращения дождя. Дождь уже прошел позавчера — значит, не будут выносить раку святой Женевьевы, как в 1556 году, чтобы молить о дожде. Не надо было и оплакивать губительное сражение, подобное тому, что произошло при Сен-Кантене, — значит, не будут выносить во главе процессии раку святой Женевьевы, как в 1557 году, чтобы обрести заступничество Господне. Тем не менее, было совершенно очевидно, что столь великое множество народа, заполнившее площадь перед старинным аббатством, собирается принять участие в каком-то знаменательном торжестве. Но каков же характер этого торжества?

Покровительницей Парижа является святая Женевьева, одна из самых почитаемых святых Франции. Холм святой Женевьевы, возвышающийся на высоте 60 метров над уровнем Сены — это сердце Латинского квартала, бывшего галло-римского города Верхняя Лютеция. Как гласит легенда, еще при нашествии гуннов на Лютецию Женевьева убедила их вождя Аттилу оставить город. С тех времен возникло празднество в честь святой, а поклоняться ей начали с 1129 года при короле Людовике VI Толстом. Ибо именно в этот год Женевьева совершила свое главное чудо — ее святые мощи, пронесенные по улицам, остановили в уже потерявшем надежду Париже страшную эпидемию хорошо известной французам «огненной болезни». Многочисленные статуи Женевьевы в современном Париже, церкви и улицы ее имени — все это символы избавления парижан от «огненной чумы». В 1928 году статуя св. Женевьевы, вознесенная на 15-метровом пилоне, украсила вновь возведенный мост Турнель в Париже. Скульптор Поль Ландовски, один из авторов знаменитой статуи Христа Искупителя, символа Рио-де-Жанейро, успел закончить работу вовремя, и на следующий год св. Женевьева уже гордо смотрела на город, празднующий 800-летний юбилей ее основного чуда. Скупо замечает о святой католическая энциклопедия: