Лгунья-колдунья - Анна Ольховская

— Помню.

— Короче, более‑менее, как я уже говорила, мы очухались лишь пару недель назад. Созвонились, решили, что надо бы пересечься, поболтать, пиццы поесть, Путырчик там опять что‑то в Инете «потрясное» нарыл, короче — жизнь продолжается.

— Вот именно. И почему же ограничились лишь разговорами?

— Говорю же — из‑за Динки! Она выписалась из больницы и даже снова вышла на работу. И с этого момента начала буквально преследовать нас своими звонками. Могла позвонить в любое время дня, утром, поздно вечером — да когда ей в голову взбредет — и зудеть лишь об одном — о бедном Тошеньке! В подробностях снова и снова переживая тот день.

— Ну звонила, и что? — пожала плечами Лана. — Вас ведь никто не заставлял приглашать ее на встречу!

— Эта прилипала все равно бы узнала, через мать Нелли Симонян. Это ведь Нелька привела к нам Квятковскую, их матери дружат.

— Попросили бы мать Нелли ничего не говорить.

— Ага, конечно! Тетя Карина у нас очень жалостливая, она так переживает за бедную девочку! Мы все должны поддержать Диночку в этот трудный для нее период! Можно подумать, что для нас это — веселые каникулы!

— Ладно, не заводись снова, — Лана протянула покрасневшей от возмущения подруге намазанный джемом тостик. — На вот, укуси сладенького, подобреешь сразу. Лучше тост, чем меня или Тимку.

— После Тимки потом весь рот в шерсти будет, — проворчала Осенева, выбирая, с какой стороны начинать потреблять «подобритель».

— И только это тебя удерживает?! — Лана опасливо отодвинулась от подружки. — Значит, поскольку у меня с шерстистостью как‑то не складывается, вполне возможен угрыз за мягкое место?

— Не обольщайся, — прожевала та. — На фиг мне твое мягкое место, я не по этому делу. Пусть уж твой Кирюша кусает тебя, куда дотянется.

— Ну вот, опять в сторону от основного направления убрели! Вечно с тобой так!

— Со мной?! Сама намекает на извращения всяческие, в краску вгоняет, а потом еще и инсинуациями в мой адрес швыряется!

— Ладно, не комплексуй! Я же прекрасно понимаю, что ты просто потеряла суть разговора, вот и ползаешь вокруг да около, надеясь случайно наткнуться на эту самую суть. Напоминаю — ты намекала на тяжелые предчувствия, давившие на тебя последнее время.

— Ну да, — шутливая пикировка окончательно вернула прежнюю Ленку, и даже напоминание о вчерашнем не смогло снова столкнуть ее в болото истерики. — В общем, мы с ребятами созванивались, но говорить могли только о занудстве Динки. Сама понимаешь, тема эта не самая привлекательная, поэтому общение постепенно сошло на нет. Работа, дела, проблемы. Да и не так много времени прошло, чтобы очень уж соскучиться друг по другу. Не знаю, как у других, но у меня после прекращения общения начались странные приступы паники. Ну, я говорила — создавалось ощущение, что за мной кто‑то наблюдает, решает — жить мне или умереть. Кто‑то очень жестокий. Причем чувство это не было постоянным, в основном все шло как обычно. Нормальная такая, устоявшаяся жизнь. А потому вдруг бац — и в спину словно ледяной штырь ввинчивается, начинаешь оглядываться по сторонам, шарахаться от любого, кто кажется подозрительным. И давит что‑то, давит! Да так, что дышать тяжело!

— И почему вот не пришла к нам ни разу в такие моменты? Ты же знаешь, Кирилл после пережитого умеет читать чувства и эмоции, он бы разобрался в тебе лучше любого врача!

— Знаешь, — Осенева беспомощно посмотрела на подругу, — совершенно забыла об этом! Вот дурында, а!

— С диагнозом согласна.

— В общем, приступы становились все чаще, а накануне происшествия с Вадимом все исчезло. Все спокойно, нормально, я решила, что само прошло. Пока не позвонила Ирина…

— А почему, кстати, она позвонила именно тебе? У нее что, нет более близких подруг?

— Не знаю, — растерянно протянула Ленка. — Я как‑то не подумала тогда об этом. Ира так кричала в трубку, так плакала! Так боялась ехать на опознание одна! Меня тоже словно током шарахнуло от известия, и способность соображать я, похоже, оставила в ящике рабочего стола.

— Так ты на работе была?

— Конечно. Где же еще я могу быть в будний день, пусть даже и в пятницу? Само собой, в офисе торчала. У меня как раз очередные туристы сидели, тур в Египет выбирали, пришлось их перекинуть на другого менеджера. В общем, за руль — и к Плужниковым в агентство.

— Вот кстати — у них же охранное агентство, верно? Неужели некому было хозяйку сопроводить?

— Говорю же — не знаю я! Что ты меня допрашиваешь! Это сейчас я вижу все нестыковки, начиная с непонятного звонка самой Ирине, а тогда — тогда в голове стучало лишь одно: «Он выбрал Вадьку».

— Кто он?

— Тот, кто сидит в пруду, — криво улыбнулась Осенева. — Тот, кто выбирал жертву. И выбрал Вадима Плужникова.

— Так, — Лана решительно поднялась из‑за стола, — собирайся, едем.

— Куда?

— Для начала — в больницу, куда увезли Ирину. Надо с ней поговорить, узнать поподробнее, кто ей звонил, что говорил. Потом… Хотя почему потом, все можно делать параллельно, — девушка взяла со стола мобильный телефон и набрала номер: — Алло, Матвей? Доброе утро! Извини, что беспокою в субботу, но мне срочно нужна информация по вчерашней автомобильной аварии. Нет, никуда я не вляпалась, это для моей подруги, Лены Осеневой, я вас знакомила. Надо. Там погиб ее приятель, Вадим Плужников, и Ленка считает, что с аварией не все гладко. Узнаешь? Спасибо! Где случилось и когда? — Осенева быстро нацарапала на салфетке несколько слов. — Записывай.

Глава 15

Одежда Осеневой, благополучно забытая в стиральной машине, обиженно шмыгала влажностью. Само собой, надевать такую сырость не стоило, даже из солидарности с обделенной одеждой. Совместное шмыганье могло нервировать окружающих.

Поэтому Лана отправила подругу в свою гардеробную, дабы та быстренько подобрала себе что‑нибудь подходящее. Через двадцать минут, не дождавшись Ленки, поняла, что слегка расслабилась, предоставив Осеневой право самостоятельного выбора. Вот вчера — да, вчера подружка равнодушно натянула бы на себя хоть мешок из‑под картошки, но сегодня она снова адекватна, а значит…

А значит, пора принимать жесткие, граничащие с диктаторскими, решения.

Потому что в гардеробной валялся на полу ворох одежды, а Осенева крутилась перед зеркалом в очередных джинсах.

Лана кашлянула. Веретено не остановилось. Кашлянула два раза.

— Простудилась? — обеспокоилась подруга, не прекращая, впрочем, попыток разглядеть в зеркале свою тыльную часть.

— Нет. Стараюсь деликатно напомнить одной клуше, что мы по делам едем, а не на вечеринку. Сколько можно чухаться?

— Что делать?

— Чухаться. То есть — копаться. Тормозить. Возиться. Тянуть время. Хоть одно слово донесло до тебя смысл моих претензий?

— А разве я долго?

— Ну, это зависит от критериев, которые определяют для тебя это понятие. Я, к примеру, за время твоего чуханья успела вымыть посуду после завтрака, накормить Тимку, узнать по справке, в какую больницу увезли Ирину Плужникову, одеться, собрать волосы в весьма трудоемкую прическу…

— Это конский хвост, что ли?

— Не перебивай, черепаха. Так вот, продолжаю перечень совершенных мною полезных действий. На чем я остановилась?

— На хвосте. Не больно?

— Дерзишь? Ну‑ну. А я после завершения куафюра еще и губы накрасила, вот! Хотя вполне могла бы обойтись и без этого, бледной немочью никогда не была. Но решила дать тебе еще пару минут на сборы. И что? Мало того, что ты перерыла половину моего скудного гардероба, так еще и не готова!

— Ага, скудного, — проворчала Лена, делая попытку стянуть с себя очередные джинсы, — это просто издевательство какое‑то — заставить и без того расстроенную подругу переполнять желчный пузырь черной завистью! Целая комната с барахлом! Буржуйка ты, бездушная притом!

— Скажи, а в твоем генеалогическом кусте нет отростка, именуемого Васисуалием Лоханкиным? — прищурилась Лана. — Твой пятистопный ямб очень напоминает мне стенания вышеупомянутого гражданина. И не пытайся натравить на меня мою же совесть, она спит. Спокойным, между прочим, сном, потому что видела чей‑то гигантский стенной шкаф, полностью забитый тряпьем. Эй, куда джинсы стягиваешь! А ну верни на место!

— Так я и хотела…

— Имеется в виду твоя задница. Нормально ведь сели, зачем снимать? Теперь надень вот этот оливковый джемпер и все. Нам давно пора ехать. Заметь, я ведь даже не заставляю тебя ликвидировать следы разгрома, учиненного тобой в моей чистенькой гардеробной! И вообще, не выйдешь отсюда через две минуты — уеду одна.

— Нудная ты, — тяжело вздохнула Осенева, снимая с вешалки указанный джемпер.