Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. - Г. Костырченко

«Это просто развратник молодежи во многих смыслах и отношениях… Он изгнал из Московского университета всемирно известных русских ученых: академика М.М. Завадовского, академика И.И. Шмальгаузена, профессора Д.А. Сабинина, профессора А.А. Парамонова и многих других и заменил их такими неучами еврейской национальности, как Н.И. Фейгенсон, Ф.М. Куперман, И.Я. Прицкер, В.Г. Лиховицер, Б.А. Рубин и др. Эта замена является глубоко вредительским актом. В университете, носящем имя великого русского ученого Ломоносова, нет места настоящим русским ученым, а неучи евреи призваны развивать русскую науку»[1347].

По иронии, а может быть, по логике судьбы, излюбленное оружие Презента, применявшееся им в шельмовании коллег-оппонентов, — демагогия обернулась теперь против него самого. Напрасно он потом искал защиты у Маленкова, напоминая ему о недавнем обещании: «Напутствуя меня на работу в МГУ, Вы разрешили мне беспокоить Вас, когда нужна будет Ваша личная помощь. Сейчас я чувствую такую острую необходимость…». На сей раз высокопоставленные чиновники аппарата ЦК, а также Минвуза СССР выступили против наиболее одиозного приспешника Лысенко. Их стараниями Презент вскоре лишился должностей декана биофака и заведующего кафедрой дарвинизма МГУ, а также был отстранен от руководства одноименной кафедрой в Ленинградском университете[1348].

Шовинистические страсти вокруг Презента обернулись для многих работавших в МГУ евреев, кстати, никоим образом не связанных с Лысенко, крупными неприятностями. В конце 1950 — начале 1951 года произошло их массовое изгнание из общества испытателей природы при университете, которое возглавлял академик Н.Д. Зелинский. В июле 1952-го ЦК распорядился прекратить издание этим обществом многотомного словаря «Русские ботаники». Запрет обосновывался тем, что труд изобиловал якобы статьями-персоналиями «о лицах, в большинстве своем ничем себя не проявивших в области биологической науки» (далее следовал список ученых, главным образом с еврейскими фамилиями). Составителей обвинили также в популяризации научной школы академика Н.И. Вавилова, умершего в 1943 году с клеймом «враг народа» в Саратовской тюрьме, а также в преклонении перед «менделистами-морганистами»[1349].

Однако за разбирательством скандальных похождений Презента и рутиной антиеврейской чистки на «биологическом фронте» недруги Лысенко на Старой площади (прежде всего Ю. Жданов, жаждавший реванша за унижения, испытанные в 1948 г.) не забыли о лично для них главном деле — развенчании в глазах Сталина научного авторитета «народного академика». С этой целью в аппарате ЦК запаслись основательным компроматом, почерпнутым главным образом из многочисленных доносов, в которых утверждалось, что в бытность свою студентом в Киеве Лысенко, величаемый однокашниками в глаза «Распутиным», женился на происходившей из дворян научной сотруднице кафедры физиологии растений Литвиненко-Вольгемут, что его отец — кулак из деревни Карловка Полтавской области, а брат (Павел) во время войны сотрудничал с немецкими оккупантами и потом, оказавшись на Западе, «выступал с клеветой на СССР по английскому радио».

Первый решительный шаг в дискредитаций Лысенко был предпринят на Старой площади в апреле 1952 года. Обобщив многочисленные жалобы на него, руководители отделов ЦК Ю. Жданов (науки и вузов), А.И. Козлов (сельскохозяйственного), министр сельского хозяйства СССР И.А. Бенедиктов подготовили на имя Маленкова записку, в которой обвинили Лысенко в насаждении «аракчеевского режима» в биологии и стремлении добиться диктаторскими методами признания всех своих научных гипотез как непогрешимых истин, в том числе и недавно сформулированного им теоретического положения об отсутствии внутривидовой борьбы (конкуренции) в живой природе. 24 апреля секретариатом ЦК было принято постановление, порицавшее Лысенко за то, что тот «не способствует развитию творческой критики среди научных работников», а также обязавшее его срочно представить в ЦК доклад о работе ВАСХНИЛ. Кроме того, Жданову и Козлову поручалось подготовить к 10 мая предложения по организационному «укреплению» ВАСХНИЛ. Что конкретно под этим подразумевалось, выяснилось, когда вскоре Козлова вызвал к себе Маленков, только что побывавший у Сталина, и ознакомил с указанием вождя: передать руководство ВАСХНИЛ от президента академии вновь созданному президиуму, в который ввести научных противников Лысенко и тем самым ликвидировать монополию последнего в биологической науке. После этого была создана правительственная комиссия по реформированию ВАСХНИЛ. Однако руководившие ее работой представители ЦК вскоре, как и все чиновники на Старой площади, занялись подготовкой съезда партии, а затем их внимание переключилось на «дело врачей»[1350]. Произошедшая вскоре кончина диктатора отвела от Лысенко нависшую было над ним угрозу, ибо его взял под защиту новый хозяин ЦК — Хрущев.

Если академику Лысенко смерть Сталина помогла более чем на десятилетие отсрочить публичное разоблачение, то другого академика (АМН СССР), биохимика Б.И. Збарского, она вызволила из узилища на Лубянке. Знаменательным событием в жизни этого ученого, окончившего еще до революции Женевский и Санкт-Петербургский университеты, стало в 1924 году участие под руководством профессора В.П. Воробьева в бальзамировании тела Ленина. С тех пор вся его научная карьера была связана с деятельностью по физическому сохранению останков вождя. После того как в конце 1937 года внезапно скончался Воробьев, Збарский возглавил группу специалистов, занимавшихся этой проблемой. А вскоре главным распорядителем дальнейшей судьбы ученого стал вновь назначенный нарком внутренних дел Берия, на которого решением политбюро от 11 января 1939 г. было возложено «наблюдение за всей работой проф. Збарского и его группы и оказание им необходимой помощи». Любивший во всем размах и основательность Берия уже через несколько месяцев добился придания группе Збарского статуса специальной лаборатории при мавзолее[1351]. В годы войны ученому пришлось преодолевать серьезные трудности, связанные с эвакуацией тела Ленина в Сибирь. Возвратившись в 1944 году в Москву, он тем не менее смог доложить правительству о полной сохранности доставленной им обратно в мавзолей бесценной партийной реликвии, за что получил тогда Сталинскую премию. Тогда же Збарский выпустил брошюру «Мавзолей Ленина» с воспоминаниями о похоронах Ленина и своем участии в бальзамировании его тела. Мемуары выдержали несколько изданий и разошлись массовым тиражом в 330 тыс. экземпляров. Однако недолго ученый нежился в лучах славы. Недовольство Збарским власти стали выказывать сразу после разгона Еврейского антифашистского комитета, с некоторыми деятелями которого тот был очень тесно связан. Особенно близкие отношения у него сложились с Линой Штерн, которую он еще в 20-х годах уговорил переехать на постоянное жительство в СССР. Дружил Збарский и с Михоэлсом, с которым познакомился в 1940 году и потом, через четыре года, пригласил на семейное празднество, устроенное по случаю присуждения хозяину дома Сталинской премии. После трагической гибели артиста, чье лицо Збарский гримировал перед похоронами, кандидатура ученого предлагалась среди прочих на пост нового главы ЕАК. Все это не осталось незамеченным на Старой площади, хотя чиновники там до поры до времени не выказывали своего недовольства ученым. Но вот 19 января 1949 г. по распоряжению Маленкова газете «Московский большевик» неожиданно было запрещено публиковать уже подготовленное и приуроченное к очередной годовщине смерти вождя интервью со Збарским под заголовком «Как сохраняется тело Ленина». Примерно с этого времени МГБ установило за Збарским постоянное негласное наблюдение, а Абакумов периодически стал докладывать Сталину среди прочего и об «антисоветских разговорах», которые вел со своими знакомыми и друзьями ничего не подозревавший ученый. Но кремлевский хозяин по своему обыкновению не спешил с окончательным решением, то бишь с выдачей санкции на арест. Впрочем, Збарскому оставалось недолго пребывать на свободе, тем более что в начале 1952 года он сам невольно дал в руки МГБ провоцирующий повод. Тогда под руководством Збарского было произведено неудачное бальзамирование скончавшегося в Кремлевской больнице монгольского маршала X. Чойбалсана. Когда это выяснилось, профессора немедленно сняли с работы и 27 марта препроводили на Лубянку. Вскоре арестовали и его жену, Е.Б. Перельман, с которой тот познакомился в 1926 году в Германии на квартире у художника Л.О. Пастернака. Збарскому инкриминировали не только «вредительское» бальзамирование монгольского руководителя, а также нарушение режима секретности работ, проводившихся в его лаборатории, и тенденциозный, по «национальному признаку» подбор кадров. Ему припомнили, кроме того, эсеровское прошлое, избрание в 1918 году в состав Учредительного собрания, критику большевиков за его разгон, связь с Троцким, Бухариным, Рыковым, Ягодой, другими «главарями» оппозиции и «иностранными шпионами». К делу приобщили и выписку из протокола допроса арестованного еврейского писателя С.Д. Персова, который показал, что в 1946 году имел разговор о Збарском с приехавшим в Москву американским журналистом Б.Ц. Гольдбергом, который так был поражен услышанным, что воскликнул: «Значит, сохранность тела Ленина находится в руках евреев!».