Том 5. Жизнь Тургенева - Борис Константинович Зайцев

(Печатается с дополнениями по автографу).

Комментарии

В пятый том Собрания сочинений Б. К. Зайцева вошли его теперь широко известные художественные жизнеописания — историко-биографические романы «Жизнь Тургенева» (1932), «Жуковский» (1951) и «Чехов» (1954). Как пишет американская исследовательница Ариадна Шиляева, «Борис Зайцев внес ценный вклад в жанр творческой биографии в русской литературе: его беллетризованные биографии являются редким по гармоничности соединением познавательной и эстетической категорий… Как настоящий художник, Борис Зайцев стремился уловить лейтмотив жизни каждого из этих писателей н закреплял его в слове: в „Жизни Тургенева“ — это поклонение „вечно женственному“, в „Жуковском“ — следование зову „Наипаче ищите Царствия Божия“ и в „Чехове“ — бессознательная христианская настроенность души писателя. Доминантой каждого из этих жизнеописаний является документально обоснованное раскрытие душевного мира героев, творческое воссоздание их индивидуальной неповторимости. При этом обозначается своего рода закономерность: чем выше степень внутренней родственности автора избранному герою, тем ярче образное воссоздание этого героя и художественность решения творческой задачи. Наибольшую полноту в творческом осуществлении авторского замысла мы поэтому находим в жизнеописании Жуковского, затем в „Жизни Тургенева“ и в значительной мере — в „Чехове“» (Шиляева А. Борис Зайцев и его беллетризованные биографии. New York: Волга, 1971. С. 163–164).

В книге публикуются также избранные литературные очерки Зайцева о Жуковском, Тургеневе и Чехове, дополняющие романы-биографии новыми сведениями.

Жизнь Тургенева*

Впервые — в ежемесячном общественно-политическом и литературном журнале «Современные записки». Париж, 1930, № 44; 1931, № 45–47. Главы печатались также: в парижской газете «Возрождение» — 1929, 23 авг., № 1543; 1930, 24 мая, № 1817; 30 авг., № 1915; 21 сент., № 1937; 26 окт., № 1972; 1931, 23 янв., № 2061; 11 мая, № 2169; 12 июня, № 2231. Первое книжное изд— Париж: YMCA-Press, 1932; 2-е изд— там же, 1949. Печ. по этому изд. Первые републикации в СССР — журнал «Юность», 1991. № 2–4 и в кн.: Зайцев Б. Далекое / Сост. Т. Ф. Прокопов. М: Сов. писатель, 1991.

К творчеству и личности Тургенева Зайцев обращался в течение всей своей жизни и написал о нем около двадцати очерков, статей, заметок. Первая из этих публикаций — «О Тургеневе» (под ней стоит дата: 7 сентября 1918) — появилась в сборнике «Тургенев и его время». М., Пг., 1923; републикация А. Д. Романенко в кн.: Зайцев Б. К. Голубая звезда. М: Моск. рабочий, 1989. В статье Зайцев пишет о том, что привлекло, увиделось ему близким, родственным в творчестве русского классика: «Тургенев остался и остается в первом ряду нашей литературы как образ спокойствия и меланхолии, созерцательного равновесия и меры, без сильных страстей, облик благосклонный и радующий — изяществом, глубокой воспитанностью духовной; женственный и как бы туманный. Область влияния его — главнейше молодые годы. Чрез Тургенева каждому, кажется, надлежит проходить. И писавший эти строки рад, что отрочество и юность (раннюю) освещал Тургенев. Ему обязан он первыми артистическими волнениями, первыми мечтами и томлениями, может быть, первыми „над вымыслом слезами обольюсь“. Это чувство к Тургеневу, как к „своему“, „родному“, не оставляло и впоследствии, выдержало Sturm und Drang модернизма и спокойной любовью осталось в зрелые годы».

Некоторые, наиболее интересные из очерков Зайцева о Тургеневе, еще не публиковавшиеся в России, включены в этот том (см. раздел «Приложения»).

Из нескольких рецензий, которыми был встречен выход книги Зайцева, процитируем одну — известного филолога, историка и критика русского зарубежья Петра Михайловича Бицилли (1879–1953): «Бор. Зайцев задался целью изобразить конкретного Тургенева. По-видимому, это ему вполне удалось. По крайней мере, его Тургенев производит впечатление, аналогичное тому, какое остается от тургеневских произведений, если читать их, отрешившись от представлений, созданных русской критикой: все написанное Тургеневым поэтично, изумительно умно, тонко, высокохудожественно, высококультурно, и в то же время читателю от них как-то не по себе. Чувство какой-то неловкости испытывали и люди, находившиеся в общении с самим Тургеневым. Жизнь Тургенева сводится к его безрадостному, безблагодатному роману с Виардо, перемежавшемуся какими-то неизменно ничем не оканчивавшимися покушениями на „роман“… Тургенев постоянно влюблялся, но по-настоящему любил только Природу — он и был прежде всего величайшим изобразителем Природы. Верил же только в Смерть, символом которой была для него роковая женщина, то живая, то призрак, проходящая через его романы и фантастические рассказы. Эта магическая религия Тургенева хорошо охарактеризована автором; правильно оценены им, как художественные произведения и как биографические материалы, те тургеневские вещи, в которых разрабатываются „фантастические“ мотивы; верно подмечено и прослежено нарастание, по мере приближения к концу жизни, в душе Тургенева „магических“ предчувствий, переживаний, страхов…

Вся поэзия, вся прелесть любви оказывается только ловушкой, подстроенной с детства подстерегающей человека Смертью. Любовь сильна, как Смерть. Любовь сильнее Смерти. Любовь побеждает, „снимает“ Смерть. Таково „верую“ всех поэтов-художников, источник их вдохновений, итог коллективного, векового духовного опыта, краеугольный камень всех великих религий. Тургенев отождествил Любовь со Смертью, развивши и углубивши тему гоголевского „Вия“, по-своему ее осмыслив. Все его творчество какое-то парадоксальное отрицание жизни…» (Современные записки. Париж, 1932. № 48).

…со своей воспитанницей Житовой… — Варвара Николаевна Житова прожила в семье Тургеневых семнадцать лет (с 1833 по 1850 г.) в качестве воспитанницы матери писателя (некоторые исследователи считают ее внебрачной дочерью В. П. Тургеневой и А. Е. Берса). Житова — автор единственных и самых достоверных «Воспоминаний о семье И. С. Тургенева» (Вестник Европы. 1884. № 11 и 12; републикация Т. Н. Волковой: Тула, 1961).

…из Сандрильоны обратилась она во владелицу тысяч крепостных… — Сандрильона (фр. Cendrillon) — героиня сказки; русская Золушка,

…записала в памятной книжке Варвара Петровна. — Мать писателя всю жизнь вела дневниковые записи; как вспоминает В. Колонтаева (Исторический вестник. 1885. № 10), ее дневниками были забиты сундуки. Однако в 1849 г., пишет Житова, «весь дневник и вся переписка Варвары Петровны были, по ее приказанию и в се присутствии, сожжены, и я лично присутствовала при этом». Житовой удалось сберечь только ее альбом, помеченный 1839 и 1840 гг., — «Записи своих и чужих мыслей для сына Ивана» (хранится в РГАЛИ). Существует немало свидетельств жестокости Варвары Петровны не только по отношению к крепостным и домочадцам, ио и к своим сыновьям. Однако в «Записях» читаем строки, говорящие о сложности, противоречивости ее чувств и характера — с одной стороны, постоянно унижает их, лишает наследства, но с другой: «Сыну моему Ивану. Иван — мое солнышко, я вижу его одного, и, когда он уходит, я уже больше ничего не вижу; я не знаю, что мне делать» (перевод с французского).

Довольно скоро перебрались родители