Кровавый рассвет (=Ветер, несущий стрелы) - Павел Буркин

  С усилием заставив себя выкинуть из головы гонца - он доберется, обязан добраться! - ротный повернулся вбок. Алкская пехота еще только подходила к высоте, зато рыцари были уже в полумиле от сколенского строя, и с каждым мгновением расстояние сокращалось - будто сама земля исчезала под стальной лавиной с алчно выставленными копьями. Оскаленные, брызгающие пеной конские морды, бородатые лица в стальных горшках шлемов, поднятые мечи и сверкающие над головами мечи. На каждом копье бьется на ветру крошечный флажок - у каждого рыцаря свой. Дрожит под тяжеловесным грохотом копыт земля.

  Если есть на свете живое воплощение смерти - так это они, рыцари, псы войны, волки смерти. Справедливый Стиглон, если ты слышишь, отведи от нас накатывающую смерть!

  - Копья-а! - проносятся над строем голоса десятников. Пока еще можно командовать не криком, просто громким голосом. - Упор в землю! Щиты на изготовку...

  По строю стегает первый залп: не только рыцарей, но и конных лучников взял с собой Амори. Правда, выстрелили рановато, да и прицелиться толком не успели: попробуй-ка, сделай это в седле, на скачущем во весь опор коне. Парочка сколенцев упали, еще десяток стрел застряли в щитах - вот и весь результат. Но лучники - так, цветочки. А вот рыцари... С самых Кровавых топей не находилось глупцов, чтобы принимать бой с рыцарями в чистом поле пехотой.

  Разве что от очень большой нужды - вот как сейчас. Считалось, и не без оснований, что удержать их атаку пехота не сможет. "Придется доказывать обратное, - подумал Эгберт. - Ну, за Империю и Императрицу!"

  Готовясь к последнему бою, про Карда старый воин так и не вспомнил.

  Опустить копье чуть пониже, целя в грудь коню. Сделать шаг вперед, чтобы не попятиться под бешеным напором. Преклонить колено, попрочнее уперев древко в землю. И молиться, чтобы кованое острие сегодня попробовало вражеской, или хотя бы конской крови.

  А потом все мысли вылетели из головы, потому что стальной молот рыцарской конницы ударил в хрупкую стену щитов и копий. Откатился, ударил еще раз, и еще, и еще. За ним поспела пехота, и стальной обруч сдавил цепляющуюся за жизнь фалангу со всех сторон. И снова был лязг и грохот, винтовочный гром и пушечный рев, снова падали в пыль израненные друзья и воющие в смертной муке враги, сползали по древку копья проткнутые насквозь, навзничь опрокидывались срезанные пулями и пронзенные стрелами, брызгало кровью из перерубленных мечами артерий, опрокидывались с седел рыцари убитые цепами рыцари...

  Только все это уже не имело значения. Потому что юноша-гонец уже въезжал в Южные ворота, он горячил коня, распугивая горожан, торопясь взобраться на Железную гору и передать черную весть...

  Алки ушли вперед. Затих вдали слитный стук сапог. Им было некогда даже похоронить павших, коих было немногим меньше, чем дравшихся, как одержимые, сколенцев. Пленных не было вовсе - не давали и не просили пощады преградившие дорогу смертники. Амори оставил похороны на сколенцев Фрамида. Тот был доволен: ведь похороны - это возможность потихоньку обворовать мертвецов. Конечно, алков обчищать опасно, с Амори станется устроить правеж и показательно вздернуть главных мародеров. Но вот сколенцев - и своих, и тем более мятежников - ограбить милое дело. Что, Боги накажут? Так ведь Боги покровительствуют богатым и знатным - а не мятежным смердам! Да и зачем золото и дорогое оружие порубленному мясу, недавно бывшему людьми?

  Осторожно, боясь порвать сапоги о валяющееся в пыли и траве оружие, герцог шагал по полю. За ним брели несколько приближенных, повязанных с сюзереном не вассальной клятвой, а кровью и прошлогодним предательством, рыцарей. Солнце играло на позолоченных доспехах, подаренных алками, ветер играл алыми плащами, подбитыми горностаевым мехом. У каждого на поясе висели богато украшенные ножны с мечами, рукояти которых были инкрустированы бриллиантами.

  Все они, не исключая герцога, внимательно оглядывали мертвецов. Там в мертвой руке зажат дорогой трофейный кинжал, которым сколенец из последних сил бил в живот валяющемуся рядом алку. Кинжал так и зажат в мертвой руке, кровь запеклась на покрытом вязью старосколенских надписей лезвии. Наклониться, вывернуть оружие из мертвой руки, если надо - сломать мертвому большой палец. Подумаешь, беда какая! Да плевать ему уже, а если еще не сдох, все равно ножик не понадобится...

  А что это блестит у старого рыцаря, еще недавно бывшего во Фрамидовой дружине и застреленного в упор лучником? Опаньки, колечко... Блин, не снимается! Значит, ухватить покрепче палец - и отхватить к Ирлифу кинжалом. В мешок его! В лагере выковыряем. Богатый был, гнида... Стоит раздвинуть кинжалом сведенные в смертной муке челюсти - вдруг золотые зубы есть, в Старом Сколене умели их вставлять. Ага! Ну, что я говорил? Наш клиент! Пачкаясь в крови и слюне покойника, выковырять зубы кинжалом прямо из десны...

  - Фрамид-катэ, может, не надо в рот-то ему лезть? Зрелище противное...

  - Не хочешь - не смотри. Этому-то все равно зубки не нужны. Мертвые не едят и, хе-хе, не кусаются. И вообще - я его нашел, мое и золотишко.

  Кряжистого седоусого воина, единственного из мятежников в иссеченных доспехах, герцог приметил почти сразу, только идти к нему надо было через все смертное поле. Успеется, мародеров рыцари к полю не подпустят. Мародеров... А сам-то кто? Ну, и плевать, зачем золото на поживу могильным воришкам в землю класть?

  По всему было видно: могучий старик рубился до самого конца, успешнее многих. Насадил алка-рыцаря на копье, как цыпленка на вертел, вынес из ножен меч - и прежде, чем его расстреляли из винтовок, успел завалить не меньше дюжины вояк. Увы, алки - жалко-то как! Богато украшенные ножны, бриллианты в рукоятях мечей, кирасы с затейливой чеканкой, позолоченные шлемы... Может, попробовать? Потом найти козла отпущения, да и повесить, как мародера... Нет, Амори не Император и не Эвинна, он докопается до правды и не простит труподерства со своих людей.

  Старинный легионерский меч, иззубренный, по самую гарду заляпанный кровью, сломан. Хрен старый, самое ценное сломал, за такую железку в базарный день сотню "эгинаров" дадут! Щит тоже только в могилу: почти изрублен на части, живого места нет. Можно починить, но была охота! Шлем треснул от страшного удара - мусор. Странно, что голова под ним не раскололась, а ведь он еще и дрался до самого винтовочного залпа... Помята и иссечена, пробита сразу тремя пулями кираса - тоже хлам. Кольчуга... Хорошая кольчуга, дорогая, на полсотни "эгинаров" точно потянет. Правда, в нескольких местах ее пробили стрелы и пули, но хороший оружейник починит. Ну-ка перевернись, боров старый!