Нюрнбергский процесс, сборник материалов - Константин Горшенин

Насколько зловредна и эффективна была эта внутренняя политика, можно судить по тому, что после шести лет пребывания у власти нацисты сумели, не встретив затруднений, вовлечь этот развращенный народ в величайшее в истории преступное предприятие.

Быть может, имеет смысл выбрать из материалов дела несколько примеров, иллюстрирующих, как развивалась эта политика в течение шести лет, и рассмотреть их здесь...

...Начнем, таким образом, с уничтожения политических противников. В течение шести недель после того как нацисты пришли к власти в январе 1933 года, германские газеты, основываясь на данных из официальных источников, сообщали, что в тюрьмы было заключено 18 000 коммунистов, из них в числе 10 000 заключенных в тюрьмах Пруссии было много социалистов и представителей интеллигенции. Судьба многих из этих людей была описана Зеверингом, по подсчету которого по крайней мере 1 500 социал-демократов и такое же количество коммунистов было убито в концентрационных лагерях, незадолго до этого созданных Герингом как начальником гестапо.

Эти лагери, контролировавшиеся партийными организациями, были умышленно организованы таким образом, чтобы устрашить всю страну. Говоря словами свидетеля Зеверинга, концентрационные лагери были в глазах народа «олицетворением всего ужасного».

Геринг заявил: «Мы считали необходимым не допускать существования никакой оппозиции». Он также признал, что арестовывались и подвергались превентивному заключению люди, не совершившие никакого преступления. Геринг добавил, что «если каждый будет знать, что если он будет действовать против государства, он кончит концентрационным лагерем... это нам только выгодно».

Вначале лагери управлялись как СА, так и СС и, по словам Геринга, были созданы «в качестве орудия, которое во все времена являлось внутренним политическим орудием власти».

Гизевиус, который в то время только что вступил в гестапо, как вы помните, дал следующее описание событий:

«Я пробыл вряд ли больше, чем два дня, в этом новом полицейском учреждении, когда я уже обнаружил невероятные порядки, существующие там.

Это была не та полиция, которая принимала меры против совершения преступлений, против убийств, против арестов, против краж со взломом. Это была полицейская организация, именно охранявшая совершителей подобных преступлений.

Арестовывались не те, кто был виновен в таких преступлениях, а те, кто обращался в полицию с просьбой о помощи. Это была не полиция. которая выступала на защиту, но полиция, чьей задачей, казалось, было по существу скрывать преступления и поощрять их. Эти команды СА и СС, изображавшие полицию, поощрялись так называемой государственной тайной полицией, и им оказывалась всевозможная помощь...

Были созданы особые концентрационные лагери гестапо, и их названия навсегда останутся позорным пятном в истории. Ораниенбург и тайная тюрьма гестапо на Папенштрассе, Колумбияхаус, или, как ее цинично называли, «Колумбиядиле» («Погребок Колумбия»). Я спросил одного из моих коллег, который также был профессиональным чиновником: «Скажите мне, пожалуйста, где я — в полицейском учреждении или в воровском притоне?» Я получил следующий ответ: «Вы находитесь в притоне ночных воров-взломщиков, и можете ожидать, что увидите здесь еще многое».

Далее Гизевиус описывает приказ Геринга об убийстве национал-социалиста Штрассера и то, как он дал «карт бланш» политической полиции, подписав бланки, гарантировавшие амнистию полицейскому, и оставив незаполненным место для имени человека, за убийство которого гарантировалась эта амнистия.

Если потребуется подтверждение показаний этих свидетелей защиты, то их можно найти в серии докладов прокурора Мюнхена министру юстиции в мае и июне 1933 года, находящихся в материалах суда, в которых зафиксирован бесконечный ряд убийств, совершенных чиновниками СС в концентрационном лагере Дахау.

В 1935 году имперский министр юстиции в письменном виде изложил Фрику свой протест против многочисленных случаев жестокого обращения в концентрационных лагерях, включая «избиение как меру дисциплинарного взыскания...». «Жестокое обращение главным образом с политическими заключенными, для того чтобы заставить их говорить»... и «жестокое обращение с заключенными исключительно для развлечения или по садистическим мотивам».

Далее он жалуется, что «избиение находящихся в заключении коммунистов рассматривается как обязательная полицейская мера, необходимая для более эффективного подавления коммунистической деятельности».

После приведения примеров пыток он заключает:

«Эти несколько примеров показывают степень жестокости, которая оскорбляет чувство каждого немца».

Чувства Фрика, очевидно, были не столь нежными. Уже на следующий год он получил подобный же протест от одного из своих собственных подчиненных, и вскоре после этого он издал декрет о подчинении всех полицейских сил Гиммлеру, т.е. тому самому человеку, который, как он знал, являлся ответственным за эти зверства.

Эти жестокости, как мы полагаем, хорошо известные министрам, не исчерпывались тайной концентрационных лагерей.

Пожалуй, имеет смысл привести один случай из тысячи ему подобных, происшедших с людьми, пострадавшими от этой политики.

Трибунал помнит отчет Зольманна, социал-демократа и члена рейхстага, с 1919 по 1933 год. Он говорил об инциденте, имевшем место 9 марта 1933 г., когда, говоря его собственными словами:

«Члены СС и СА пришли в мой дом в Кельне, поломали мебель и уничтожили мои личные записи. В то время меня взяли в коричневый дом в Кельне, где в течение нескольких часов меня мучили, избивали и пинали ногами.

Затем меня перевели в обычную государственную тюрьму в Кельне, где два врача оказали мне медицинскую помощь, а на следующий день меня освободили. 11 марта 1933 г. я покинул Германию».

Вторая задача — подавление всех демократических институтов — была сравнительно простой. Были проведены законы, необходимые для того, чтобы поставить профессиональные союзы вне закона; деятельность рейхстага немедленно превратилась в фарс, оппозиционные партии были распущены, а члены их брошены в концентрационные лагери. Свидетель Зеверинг говорил об обращении с членами рейхстага. В 1932 году по приказу фон Папена он, занимавший тогда пост министра внутренних дел Пруссии, был насильственно удален с этого поста. Через короткое время после 30 января 1933 г. коммунистическая и социал-демократическая партии были декретом объявлены незаконными и были запрещены все общественные выступления, кроме нацистских. Эта мера была преднамеренно запланирована.

Фрик оказал уже в 1927 году, что «национал-социалисты всегда стремились к тому дню, когда они смогут положить бесславный, но полностью заслуженный конец этой дьявольской бутафория — парламенту — и открыть дорогу для расовой диктатуры».

Сейчас, когда демократическая форма правительства добивается своего восстановления во всем мире, не следует забывать об отношении нацистов к выборам.

Свободные выборы, конечно, не могли быть допущены.

Геринг, пытаясь добыть в промышленности денег для партии, сказал Шахту в феврале 1933 года (я цитирую):

«Промышленности будет, несомненно, легче принести те жертвы, о которых ее просят, если вы учтете, что выборы 5 марта будут последними на следующие 10, а возможно и на следующие 100 лет».

Учитывая эти обстоятельства, неудивительно, что после этого, как явствует из таких доказательств, как отчет СД о проведении плебисцита в Каппеле, происходившие время от времени народные выборы, которые всегда объявлялись как триумф нацистов, проводились нечестными методами.

Я обращаюсь к третьей группе оппозиции — к церкви.

В меморандуме Бормана, направленном в декабре 1941 года всем гаулейтерам и разосланном СС, резюмируется сущность отношения нацистов к христианству:

«Национал-социалистские и христианские идеи несовместимы... Если, поэтому, в будущем наша молодежь ничего не будет знать о христианстве, чьи доктрины во многом уступают нашим, христианство исчезнет само собой.

Все влияния, которые могут ослабить или нанести ущерб народному руководству, которое осуществляется фюрером при помощи НСДАП, должны быть устранены: народ должен быть все более и более отделен от церкви и ее рупора — пасторов».

Печальна летопись о преследовании церквей.

Нет обильного материала, который был представлен Трибуналу, я позволю себе процитировать отрывок из жалобы, адресованной Фрику в начале 1936 года.

Я цитирую:

«За последнее время половина докладов полиции касается вопросов, связанных с церковью. У нас имеются бесчисленные петиции от кардиналов, епископов и других сановников церкви. Большая часть этих жалоб касается вопросов, входящих в область юрисдикции имперского министерства внутренних дел, хотя последнее не издало соответствующих правил по этому вопросу.