Тридцать лет на Старой площади - Карен Брутенц

Через три дня по поручению Горбачева я вновь принял Пак Чхер Она, чтобы передать ответ на послание Ро Дэ У. Было, в частности, сказано, что Горбачев разделяет мысль о необходимости дальнейшего развития отношений между нашими странами, с интересом воспринял соображения о конкретизации экономических связей и дает согласие на приезд делегации. Советский президент надеется также на нормализацию обстановки на Корейском полуострове, которая отвечала бы интересам всех народов региона, и будет этому содействовать.

Мы условились с посланцем Ро Дэ У о каналах для дальнейших контактов.

По итогам пребывания делегации Ким Ен Сана и переговоров с Пак Чхер Оном Черняев и я обратились с запиской к Михаилу Сергеевичу, где высказывались «за пересмотр нашей линии в отношении Южной Кореи». Мы писали: «Проводившаяся до сих пор политика поэтапного подхода к нормализации связей с этой страной не дает ожидаемого эффекта ни в политической, ни в экономической сфере.

Фактически мы шаг за шагом идем к признанию Южной Кореи, не получая взамен никаких существенных преимуществ. Между тем весомость акта признания — а это является главной целыо, которую преследуют южнокорейцы, — с течением времени уменьшается. Южная Корея уже признана почти что всеми государствами Восточной Европы (исключая ГДР и Албанию), а также Монголией, и с их помощью южнокорейцы намереваются проникнуть в ООН. Не получаем мы благодарности и со стороны руководства КНДР, которое со своих «твердолобых» позиций негативно воспринимает любые паши контакты с Сеулом, бомбардирует нас протестами…

Беседы в Москве с южнокорейскими политическими деятелями и бизнесменами[151] подтвердили: не оправдывается расчет на то, что поэтапное движение к нормализации послужит своего рода эффективным прессингом, побуждающим южнокорейцев платить за каждый наш шаг ощутимыми подвижками в экономическом сотрудничестве. Не только правительство попридерживает дело, по и сами южнокорейские бизнесмены не рискуют идти на серьезные капиталовложения.

С учетом всего этого представляется целесообразным использовать идею, которую предложили, практически от имени президента, южнокорейцы: подвести под нормализацию наших отношений конкретный экономический фундамент в виде совершенно определенных экономических проектов. Иначе говоря, вопрос о дипломатическом признании Южной Кореи урегулировать в одном пакете с решением крупных вопросов экономического сотрудничества. Такая увязка позволила бы нам проверить и серьезность южнокорейских намерений.

Важен также другой аспект этой проблемы. Думается, мы не можем игнорировать тот факт, что разрядка не затронула по-настоящему Корейский полуостров. Корейцы на Севере да в какой-то мере и на Юге еще не отказались от мысли решить силой вопрос национального воссоединения… Наверное, настало время перевернуть и эту страницу истории, написанную в эпоху холодной войны. Нормализация отношений между СССР и Южной Кореей поведет к повороту от конфронтации на Корейском полуострове к созданию условий для мирного развития.

Остается вопрос о северокорейцах. Не говоря даже о том, что нам не пристало целиком ориентироваться на их позицию, что связи с Ким Ир Сеном стали для нас довольно обременительными в политическом и моральном плане, вряд ли стоит драматизировать возможную реакцию Пхеньяна. Его потенциал в этом смысле весьма ограничен, и северокорейцы едва ли могут выйти за рамки дипломатических протестов, которыми мы и сейчас не обделены. Разумеется, нам следует оставаться достаточно лояльными к северокорейскому режиму и наши намерения в отношении Сеула не должны быть неожиданными для руководства КНДР».

Президент записку одобрил. Были предприняты решительные шаги, которые, кстати, вызвали неудовольствие и даже протесты Шеварднадзе: в июне 1990 года в Сан-Франциско Горбачев встретился с Ро Дэ У. Министерство иностранных дел, учитывая позицию и даже протесты его главы, при этом было обойдено.

Южнокорейские, а затем и японские хлопоты были частью моего основательного погружения в дела, связанные с этой частью мира. Это стало не только следствием моих новых служебных обязанностей, но главным образом поворота советской политики к Азиатско-Тихоокеанскому региону, который до этого Москва особенно не баловала вниманием, хотя его растущее значение не заметить было нелегко.

Поступавшая информация с мест, беседы с государственными и общественными деятелями «оттуда», несколько поездок в регион, участие в составе советской делегации в сессии АСЕАН[152], куда она была приглашена впервые, побудили критически взглянуть на нашу деятельность в АТР. Итогом стала направленная Горбачеву записка, которую ои послал министру иностранных дел СССР с поручением «замяться разработкой плана действий на этом направлении».

Мне кажется, мои размышления шли в правильном направлении:

«Общее впечатление (от обстановки в АТР и позиции стран АСЕАН. — К. Б.) однозначное: большой и мало используемый нами запас доброжелательности в отношении Советского Союза, активное стремление иметь нас (и Китай) деятельным партнером в рамках как двустороннего, так и регионального сотрудничества, включая проблемы безопасности.

Судя но всему, причин тут несколько. Во-первых, желание государств АСЕАН, обретающих — на базе впечатляющего экономического прогресса — крепнущую уверенность в себе и вкус к самостоятельной политике, играть более весомую роль прежде всего в азиатской политике, разнообразить свои международные возможности. Во-вторых, стремление в определенной степени уравновесить американское, а частично и японское влияние, противостоять заметно возросшему после событий в Персидском заливе и довольно бесцеремонному давлению США, требующих политических и экономических уступок. В-третьих, растущий интерес к экономическому сотрудничеству с Советским Союзом, в том числе в нетрадиционных формах, наряду с готовностью поделиться опытом перехода к рыночной экономике в условиях, во многом аналогичных нашим (многонациональный состав населения, социальная нестабильность, отсутствие соответствующих навыков и кадров, попытки западников механически насадить свою модель и т. д.). В-четвертых, активный отклик на нашу деидеологизированную внешнюю политику и исчезновение советской «угрозы», живая симпатия к перестроечным процессам и заинтересованность в их успехе, смешанная, правда, с тревогой: неудача привела бы, по их мнению, к «пакс американа».

Думается, было бы целесообразно:

1. Заметно усилить внимание к этому региону, выводя его из разряда «бедных родственников» нашей политики (в том числе в смысле контактов на ответственном уровне). При упорной, последовательной работе это может принести немалые дивиденды и в сфере двусторонних отношений, и в региональном плане, в АТР в целом. Наверное, это окажется небесполезным и для американского направления советской политики, «пощекочет» японцев, побуждая их к большей гибкости в отношениях с нами.