Талли - Паулина Симонс

Этим вечером Талли лежала на постели голая, ее живот торчал вверх. Джек, тоже голый, положил голову ей на живот и прислушивался.

— Мне кажется, это будет девочка. Мне так кажется, — сказал он.

— Это было бы неплохо, если бы родилась девочка, — прошептала она. — Как хорошо было бы, если бы она была твоя! Все стало бы так просто!

— Ох, Талли, — грустно прошептал Джек в ответ. — Разве все может быть просто? Ты замужем за другим и родила ему сына. Он ни за что не отдаст Бумеранга. Я так думаю. Я бы на его месте не отдал.

Талли, побледнев, отвернулась. Она почувствовала какой-то холод и — совсем близко — тяжелое дыхание за спиной. Талли ничего не сказала и попробовала не дышать. Она одной рукой прикрыла бьющегося в ней ребенка, а второй сжала руку Джека. Подбородок она задрала вверх.

— Би-хоп-а-лулла, — замурлыкала она, пытаясь так заглушить все другие звуки. — Знаешь, Джек, если ты хотел этим поднять мне настроение, то считай, что у тебя ничего не вышло, — сказала она прямо в прыгающие отблески телевизора.

Они уснули. Голова Джека все так же лежала у нее на животе, и Талли положила ему на макушку руки. Они проспали так до рассвета, а потом Джек проснулся и выглянул в окно. Солнце еще не встало, и падал снег, покрывая ступеньки и машины. Не видно было дороги, людей, транспорта, деревьев — только снег. Задернув занавеску, Джек вернулся в постель. Талли спала посредине кровати, и он попробовал подвинуть ее. Когда он прикоснулся к ней, то понял, что простыня под ней намокла.

Он снова потрогал простыню — там все было теплым и мокрым, она была вся мокрая — от спины до ног. Джек включил настольную лампу.

— Талли, Талли, просыпайся! Смотри, что это?

Она сразу проснулась, заглянула в его глаза, полные ужаса, и потрогала простыню у себя за спиной.

— О Боже! — воскликнула она.

— Что? Что, Талл, что это такое?!

— Джек, у меня отошли воды! — И, словно в подтверждение этому, Джек увидел, как Талли выгнулась в сильной, сотрясающей ее схватке, которой, казалось, не будет конца, а когда эта кончилась, ее тело содрогнулось в преддверии следующей.

— Джек… — простонала Талли, — у нас крупные неприятности.

Он и сам это понимал. А вот Талли еще не видела, что за ночь выпал снег. Он забегал по комнате, собирая одежду.

— Джек, вызывай «скорую помощь»!

— Конечно, конечно, Талли! Все, что скажешь!

— Джек! — закричала она, — Брось все! Вызывай «скорую», срочно, скорее! Иди сюда и помоги мне… У нас нет времени, — она задыхалась, — совершенно времени нет… У меня даже нет… нет места… между… Ааааааа… Джек, подними меня, помоги мне сесть, посади меня! Вызови «скорую»… посади меня, а потом иди вызови «скорую»!

Его руки с трудом справились с кнопками. Джек набрал 911 и продиктовал адрес.

— Талли, — быстро сказал он, — они хотят знать, какие промежутки между схватками.

Талли вскрикнула.

— Никаких, ни одной минуты! Иди сюда, быстрее!

Он повесил трубку и медленно подошел к ней. Как в тумане, он увидел ее искаженное мукой лицо.

— Джек, помоги мне, помоги же мне! — просила она.

— Боже мой, Талли! — выдохнул он, скорчившись между ее колен. — Подожди, сейчас приедет «скорая». Пожалуйста, дождись ее!

В ответ она страшно закричала. Джек помог ей сесть, обложил подушками, и она начала шептать, почти в беспамятстве, содрогаясь всем телом:

— Давай же, давай, вынь это из меня, вынь, включи плиту, согрей воду, ребенка надо будет обмыть, согрей воду, найди какие-нибудь простыни или полотенце, чтобы завернуть его, ножницы, возьми ножницы, нет, ножницы не надо, ох, Боже, вынь его из меня, возьми нож, вымой руки горячей водой, вымой руки и подойди ко мне, подойди и помоги мне, Джек…

Он сделал все, как она сказала, а потом присел на угол кровати, у ее ног, и стал смотреть на нее, — она сжала спинку кровати, глаза закрыты, лицо искажено от боли.

— Джек, влезай на кровать, влезай! Ты ведь чистый? Влезай и возьми это. Он уже здесь, Боже, уже здесь, еще один толчок. Дай мне руку, дай мне руку, нет, подожди, я должна во что-нибудь упереться, упереть во что-то ноги, Джек, слушай; слушай меня, поставь руки, чтобы я могла упереть в них ноги… Дай упереться в твои руки…

Он взял ее ноги руками — по одной в каждую руку, и она уперлась в них всем своим весом, крича от боли. Джек понимал, что скоро все кончится. Господи, какой же она была сильной. Но он держал ее ноги, а она уцепилась за спинку кровати, и он не знал, сколько времени уже прошло, — пять минут, может быть, семь, а может быть, и больше, а она все еще упиралась в него ногами, а он смотрел на нее и только дышал, дышал, дышал, и вдруг сказал, сам себе не веря:

— Талли, Боже, мне кажется, что он выходит, по-моему, это уже головка!

Она на секунду отпустила спинку кровати и потрогала себя между ног.

— Потрогай, — прошептала она. Он протянул руку между ее ног и потрогал мокрую плотную макушку. — Вот он, вот он, еще толчок — и головка выйдет вся. Джек, ты должен поддержать головку. Ты должен сделать так, чтобы головка не упала! Отпусти теперь мои ноги, иди вымой руки и поймай головку, — она задыхалась. — Иди же! Сейчас!

И он побежал мыть руки, а потом бегом вернулся назад и сел между ее ног, держа руки возле головки. Еще одна схватка, да, вот, нет, кажется, она никогда не выйдет, не сейчас еще, вот-вот, сейчас, да вот же она идет, давай, толкай, толкай ее! Талли кричала, но он уже ничего не слышал, он стал почти глухим, почти слепым, он ни на что не реагировал, только видел эти толчки, толчки, головка то появлялась, то снова уходила, то опять появлялась, личиком вниз, он никак не мог рассмотреть личико, а может ли ребенок дышать? Может ли дышать, и еще, почему он так не торопится, где все остальное? Он протянул пальцы, чтобы потрогать головку, и она уперлась ему в ладонь, рука его была вся в крови, а он услышал шепот Талли — или ее крик?

— Шейка, шейка, держи за шейку и за спинку!

Но и шейка и спинка были еще вне досягаемости, была только головка, окровавленная головка в какой-то бежевой слизи.

— Вытащи его, вытащи его, вытащи его из меня, вытащи его, помоги мне!

И он взял головку руками и почувствовал, как все остальное тельце тоже начало выходить наружу, вот уже появились плечики, и он потянул осторожно, поддерживая головку, потянул еще, и потом еще один толчок — вот ребенок вышел весь, этот кровавый скрюченный кокон, и он все еще держит его, а он уже весь вышел, лежит у него на руке в темной спальне, все еще связанный с Талли, все еще красненький, лежит у него на руках, а он говорит: