Записки несостоявшегося гения - Виталий Авраамович Бронштейн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Еще раз вглядитесь в это властное лицо. Своим невесткам она говорила, что очень
счастлива. Вот такая судьба.
Ей на плечо возложил руку ее младший брат — будущий командир офицерского
ударного батальона смерти полковник Николай Иоганнович фон Экке. Он достойно
выдержал все выпавшие на его долю военные испытания, но не вынес суеты и
бесцельности эмиграции: погряз в злачных кварталах Стамбула, по слухам, крупно
проигрался, и был по пьяной лавочке застрелен товарищем. Предан земле на чужбине
безвестно…
Рядом его друг и именинник — Андрей Павлович Гвоздецкий, влюбленный тайно и
явно в неприступную Лизочку фон Экке, но вот беда — она старше его на целых три года…
По правде говоря, Лизочку уже тяготит пылкость чувств молодого кавалера.
Впрочем, ничего страшного: скоро вечер, дома ждет ее увлекательнейший роман
Мопассана, а что говорить — любовь в книжках куда как заманчивее, чем в жизни…
Вот и женится Андрей Гвоздецкий на другой, будет иметь двух сыновей, сложится
и личная жизнь, и служба на флоте, но в 1916-ом году на подводной лодке «Сивуч», которой он будет командовать, взорвутся аккумуляторные батареи.
И по сей день, уже более восьмидесяти лет, покоится невезучая субмарина в
Балтийском море на предельных глубинах.
Лишь по архивным данным Моргенштаба России известны сухие цифры координат
ее гибели. Вот они:
59 градусов, 56 минут и 17 секунд Северной широты и
23 градуса, 10 минут 41 секунда Восточной долготы —
где в точке пересечения, в ржавеющих останках подлодки, в свинцовых Балтийских водах
нашли вечное упокоение все 24 члена экипажа.
А тело нашего именинника почти столетие бодрствует на центральном посту, в
командирской рубке, у разбитого, ослепшего перископа.
Покой и безмолвие, безмолвие и покой… Лишь иногда их нарушают робкие тени
диковинных рыб…
Вечное погружение — вечная память!
…Тот, кто в центре фотографии, мне неизвестен. И боюсь, что сегодня на всем белом
свете вряд ли есть кто-нибудь, кто его еще помнит и смог опознать.
Но смотрите: как он глядит на нас, с каким желанием прервать свое безмолвие, назваться — и хоть на минуту ожить!
… Девушка со сжатыми руками провела ими тысячи операций. Анфиса Прохорова, более тридцати лет — ведущий кардиохирург национальной клиники Буржет в Алжире.
Одна из немногих женщин — граждан Французской республики, награжденная орденом
Офицера Почетного легиона.
Похоронена в возрасте восьмидесяти двух лет в Париже. Похоронную процессию
возглавлял Президент де Голль.
… И, наконец, будущие супруги Мищенко: Александр Евгеньевич и Валентина
Егоровна, урожденная Мельникова. Единственные на этой фотографии, они остались до
конца преданы своему городу.
359
Прожили вместе долгую жизнь. Страдали в гражданскую, голодали в 30-ые и 40-ые
годы. Оставались в немецкой оккупации, получили в 47-ом странную похоронку на
единственного сына, погибшего в 43-ем на фронте.
Александр Евгеньевич прослужил всю жизнь бухгалтером, всячески скрывая
происхождение работавшей библиотекарем в пединституте супруги.
Вели они крайне скромный образ жизни, всего опасаясь и ничему не веря. Говорят, он немножко выпивал, но относился к своей Валечке всегда бережно и с любовью. Им бы
жить в другое время…
Она ушла первой, а без нее он зачах в считанные годы. Я пытался найти их могилы
на центральном городском кладбище, но сейчас там такое творится, что, скорее всего, это
уже невозможно.
Вот и оканчивается история старой фотографии…
А я смотрю на молодых людей, золотую молодежь начала прошлого века, и думаю, как это странно: здесь, на снимке, у них — давно и безвозвратно ушедших — есть будущее, а есть ли оно у меня, для них — старика, но по возрасту годящегося им разве что во внуки,
— это еще вопрос…
И снова я вглядываюсь в эти лица
Полные когда-то уверенности, надежд и огня
И кажется мне, что в них жизнь опять теплится
И они выжидающе глядят сейчас на меня…
Но, к сожаленью, часы их уже стали
Подкараулила каждого своя беда
Мечтали о будущем, свою правду искали
Стремились в вечность, а ушли в никуда…
… Старая фотография, старая фотография…
Мне остается только просить у вас прощения, мои незнакомцы, за это сладостное
погружение в тот год, месяц и даже тот самый день рождения, на который я не был
приглашен, но почему-то пришел — спустя столько времени и без спроса!
Я опоздал всего на 90 лет, но никого из вас уже не застал: ни именинника и ни
гостей, ни скамейки и деревьев, под которыми вы сидели, и даже не нашел той тенистой
аллеи, где когда-то фотограф остановил мгновение вашей молодой жизни.
Но если ничего этого уже нет, то что тогда останется — после нас?
Неужели только фотографии?!
_________________
ЗОЛУШКА
Холодной ранней весною двухтысячного года по этой улочке долго ходил
худощавый старик, явно приезжий, одетый не по сезону — в дорогом светлом плаще.
Он несколько раз подходил к этим воротам, но войти так и не решился. Что-то, видно, мешало.
Но вот оттуда вышла старушка с непоседливою внучкой, он подошел к ним и стал
о чем-то расспрашивать, показывая рукой на дом с мезонином. Малышка тянула бабушку
гулять, старушка нервничала, и их разговор продолжался лишь несколько минут.
А потом старик ушел.
360
Он шел подчеркнуто ровной походкой, глядя прямо перед собой и, казалось, ничего не
замечая вокруг.
Его лицо было спокойно, глаза ничего не выражали. В них не было ни боли, ни
радости, ни любви и ни печали. Так, ледяная, стылая, безответная пустота…
Последний раз он был на этой улице десятки лет назад, в июне 41-го года. Странно, как мало здесь что-нибудь изменилось…
В тот день молодая жена, с которой они прожили меньше года, провожала его на
фронт.
Вот такой была Вера Золошко, которую детдомовские подруги за доброе сердце
называли Золушкой, когда залетная цыганка сказала ей вещие слова: — Будет, будет, девка, в твоей жизни любовь! Да такая, как ни у кого больше — навсегда!
А Золушка в ответ только усмехнулась: — А как же, только так!
Не знала, не ведала тогда Вера, что ее ожидает…
Боевая судьба ее суженого, Алексея, в первые месяцы войны была сломана: горел
в танке, попал в окружение, затем — плен.
А она получила извещение, что муж пропал без вести, но сердце ее беды не чуяло, она верила, что он жив и обязательно вернется.
Спустя какое-то время ему вновь довелось повоевать, но уже во власовской армии.
Затем лагеря
