Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
с девяти до двенадцати работать начинаем.Четыре раза в неделю. Я уже узнал, что в школе ты будешь со второй смены учиться. Короче, всё. Давай, двигай домой, настраивайся. Внушай себе, что ты зверь. Не человек. А зверь – злой и умный, хитрый. Но силу умеет тратить правильно. Вот этому и будем учиться.
Ну и началось. Школа, музыкальная школа, изостудия, народный театр, кружок вокального пения во Дворце пионеров, библиотеки и тренировки. Читать и уроки учить пришлось по ночам. До часу примерно. Друзей стал видеть реже. Да и они сами увлеклись всерьёз кто чем, так наши близкие дружбанские стяжки и расслабились. Мы неожиданно повзрослели и теперь главные дела наши перевешивали удовольствие от совместных приключений, развлекухи всякой и уютных посиделок на скамейке с кульками семечек в руках. Мы резко и неожиданно, зато смело и с большими амбициями запрыгнули в ещё недавно недосягаемый поезд, который вёз одних только взрослых людей к старости и концу существования.
Там было всё по-другому, не так как в мире детском. Жестко было, больнее, тяжелее и опаснее. Не миновать теперь уже, не обойти стороной эту неизвестную пока жизнь, с другими правилами и суровыми законами. Жизнь, давящую робких и слабых, поднимающую выше всего серого и обычного только сильных и крепких духом. Избежать встречи с ним было просто невозможно. Пришло время уходить в этот другой, мощный и пугающий, но неизбежный мир.
О школе я много рассказывать не буду. Всё в ней было по-советски верно просчитано и всё делалось для того, чтобы знания получить мог любой дурак. Поэтому, возможно, плохо образованных людей нашего поколения просто не бывает. Даже слабенький троечник наш в сравнении с сегодняшними медалистами – мудрец. Мы привычно и с удовольствием носили форму с отличными кожаными ремнями и медной бляхой с тиснённой на ней раскрытой книгой. Девочки ходили при фартуках и в косички вплетали пушистые прозрачные банты. Учителя были строгими, мы – послушными. Оговариваться и хамить учителям было позорно. А учебники составляли люди, любящие детей. Это точно. Школа осталась в памяти, как единственное в детстве место, где из тебя, заготовки неотёсанной, с большим желанием хотели изготовить образованного, воспитанного, достойного советского человека, полного знаний и готового к выбору свободного полёта внутри жизни. И это школе советской почему-то удавалось сделать. Только захоти сам. Вот и всё про школу. Остальное все помните и без меня.
А я всерьёз врубился в спорт. Мечта стать Мастером спорта СССР – это почти то же, что и желание попасть в космонавты. Эти ребята, космические пилоты, были реально героями и имели народную любовь и уважение. Это сейчас имен последних космонавтов не назовет почти никто. А тогда их было мало, ими гордились и знали всех.
А Мастером в то время в спорте можно было стать только имея чёткие данные к достижению высоких результатов, умение терпеть перегрузки и быстро поправляться после травм. Ну и, само-собой, до остекленения и до безумия пахать, пахать и пахать без жалости к тратам почти до обморока сил на тренировках, чтобы однажды эти силы вернулись к тебе в удесятерённом размере вместе с филигранной техникой.
Лёгкую атлетику, похоже, кто-то когда-то назвал так в шутку. А она, блин, прижилась, шутка эта. И те, кто смотрел соревнования легкоатлетов хотя бы по телевизору, легко на неё покупаются. Потому как, со стороны глядя чувствовалось, что метатель копья делает бросок так легко, будто копьё у него накачано изнутри гелием, да ещё и движок имеет маленький реактивный. А у прыгуна в высоту в шиповках пружинки и сам он тоже накачан гелием как воздушный шарик. Всё это глупости и обидная неправда.
Вместе с нами не раз разминку делали баскетболисты, у которых были три площадки прямо сразу за беговой дорожкой. Боксёры тоже с нами разминались. Борцы и фехтовальщики. И все они, не вру, к концу разминки скукоживались.
– Ну, вы лошади, а не люди! – запомнил я шутку знакомого боксера, который один раз разминался с нами. А боксер хороший. Кандидат в мастера.
Так мы, действительно, и чувствовали себя лошадьми. Я к этим нагрузкам привык давно. С семи лет в секции. Шурик меня привёл. А тренер мой, когда я ещё в младшей группе выступал, позвал меня однажды к себе, мы сидели с ним на третьем ряду трибуны и намечали перспективы. И он мне сказал, что у меня данные разносторонние, а поэтому я буду работать пионерское четырехборье. Мячик теннисный метать, в высоту и в длину прыгать, и бежать шестьдесят метров. Всё пошло хорошо, всё получалось и с четырнадцати лет меня переключили на восьмиборье юношеское, а с девятнадцати я выступал со взрослыми и работал десять видов. Норматив Мастера всё-таки выполнил через несколько лет, а в тридцать один год оставил лёгкую атлетику, поскольку параллельно с армейского 1971 года самозабвенно увлекся запретным на гражданке, а в армии разрешенном карате, в котором тоже со временем заработал и черный пояс, и звание мастера. Но всё это было потом, в жизни взрослой.
А повесть моя – о детстве. И я больше, чем о своём удачном спортивном пути, хочу рассказать о том, чем был прекрасен спорт той эпохи, пятидесятых и начала шестидесятых лет. И почему тот спорт я уважаю больше в сто раз, чем сегодняшний.
***
Жук, Нос и Жердь любили ходить со мной на тренировки лет с восьми. Сами безо всякой формы спортивной то в длину с места прыгали, то ядро толкали, то бегали наперегонки шестьдесят метров. А чаще просто сидели на трибуне и вместо тренера мной командовали. Тренер улыбался, но пацанов не прогонял. Они чуть позже тоже пошли в спортивные секции. Жердь баскетболистом стал неплохим. Нос пару лет вместе с Жуком ходил на бокс, но почему-то бросили потом и оба увлеклись модным тогда бадминтоном.
Не знаю, была ли это государственная социально-политическая задумка – сделать народ физически и духовно крепким, пригодным и для труда, и для защиты Родины. Но в те времена в физкультуру и спорт малолеток заманивали любыми средствами и способами. По школам ходили тренеры разные и отбирали желающих в свои секции. И, что интересно, от желающих отбоя не было. Чуть ли ни
