Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

узкий коридор и постучав в дверь с вывеской: «Заместитель председателя губревкома».

— Войдите, — отозвался за дверью густой бас.

Семенчик шагнул в небольшой кабинет, обставленный разностильной мебелью. Представился.

Из-за стола поднялся рослый человек и протянул комиссару руку.

— Садитесь. Рассказывайте, что там у вас нового.

— Вы знаете, кто меня вызывал? — спросил Семенчик и подал заместителю председателя телеграмму.

— A-а, это вы понадобились товарищу Слепцову. Он возглавляет у нас ЧК и ЧОН. Знакомы?

— Да. Платон Слепцов — мой друг. Что-нибудь важное?

— Он сам вам скажет. Слепцов сидит в восьмой комнате. Дел у нас теперь по горло. Получен декрет о создании Советов.

— А что известно об автономии?

— Пока ничего нового. На днях вопрос решится. В ЦК нас поддержали.

Семенчик подошел к восьмому кабинету и постучал. За дверью послышались шаги. Щелкнул внутренний замок, и дверь распахнулась.

Перед Семенчиком стоял Платон Слепцов. Чуть наклонив набок голову, он приветливо улыбался. Не выпуская руки Семенника, Слепцов заговорил в рифму:

Открываю я дверь — и вдруг

Откуда ни возьмись мой друг!

— Здравствуй, дорогой! Заждался я тебя!

Семенчик знал, что Слепцов сочиняет стихи, перевел на якутский язык «Интернационал». Был он также известен как сказитель-олонхосут. Говорили о нем только хорошее.

Такой радушный прием немного смутил Семенчика.

— Проходи, дорогой, садись. — Чекист сел на стуле напротив. — Ты, наверно, голову ломаешь: «Зачем он меня вызвал?» Сейчас объясню.

— Какое-то серьезное дело? — Семенчик приготовился слушать.

Слепцов рассказал об ошибке, которая была допущена губернским ЧК. Не так давно из-под ареста освободили группу колчаковских офицеров. Хотели показать народным массам гуманность Советской власти, которая готова пощадить даже врагов, если те дадут слово не выступать против рабочих и крестьян. Офицеры дали честное слово не прибегать больше к оружию. Но едва выйдя из тюрьмы, вопреки приказу не покидать Якутска, убежали из города и, раздобыв оружие, захватили на реке Майя в Нелькане два парохода, груженные товарами первой необходимости. На этих пароходах в Якутск должны были доставить разные товары из Аяна. Теперь суда в руках мятежников, те развернулись вовсю, вербуют местных жителей в свой отряд. Тем, кто соглашался идти с ними, щедро платили захваченными товарами: чаем, табаком, мануфактурой. В губернском ЧК стало известно о дальнейших намерениях офицеров: сколотив банду, они собираются двинуться на Якутск.

— Как видишь, дорогой мой друг Семенчик, судьба якутского народа и нашей автономной республики в большой опасности.

— Что же нам делать?

Слепцов пристально посмотрел на приунывшего Семенчика. На переносице у комиссара появилась складка, сделав лицо его старше.

— Ничего у них не выйдет! — Слепцов встал, заходил по комнате. — Теперь судьба якутов переплелась с судьбой России, с судьбой Советской власти. И потому не одолеть им нас.

— А если обратиться за военной помощью прямо к Ленину?

— В Москве все уже знают. Нам помогут. Но и мы не должны сидеть сложа руки. При царе считали, что якуты не годятся для военной службы. Революция показала, что это не так. Советский якут-революционер — отличный боец! Не, так ли? Мы решили создать в Якутске национальный революционный добровольческий отряд. Комиссаром этого отряда назначают тебя. Как ты на это смотришь, товарищ Владимиров?

Семенчик готов был к любой неожиданности, поэтому не удивился:

— Вам виднее, Платон Алексеевич.

— Тебе придется самому создавать отряд. С нашей помощью, конечно. Поди отдохни с дороги. А завтра заходи с утра. Подумаем вместе.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

Федора Владимирова командировали в Намцы помочь создать на месте улусное отделение милиции. Получив в окружкоме мандат и инструкции, Федор верхом на лошади отправился в путь.

Дорога ему знакомая. Сколько раз ездил по ней. Тянется бесконечной веревочкой с увала на увал, через заросшие тальником мелкие речушки, по широкой заснеженной долине Лены. С запада долина окаймлена высоким лесистым мыраном[26].

Мыран огибает Кильдемскую долину и скалистой Кангаласской горой кончается у реки. Под этим мыраном и расположена деревня Кильдемцы. В этой деревне еще в юности Федор батрачил у купца Иннокентия, сбежав от улусного головы Яковлева. Во второй раз он убежал в Кильдемцы вместе со своей женой Майей, спасаясь от расплаты, уготованной ему Яковлевым. Здесь же, в доме купца Иннокентия, у Майи и Федора родился сын Семенчик. Мог ли Федор проехать мимо дома, в котором в общей сложности прожил около семи лет? Из них три года — со своей семьей.

«Может быть, старик что-нибудь знает о моих», — думал он, теша себя слабой надеждой.

Иннокентий, зябко кутаясь в видавшую виды шубу, сидел у камина. Разглядев человека в милицейской форме, старик не на шутку струхнул.

«Вот и мой черед пришел», — подумал он. Ему не раз говорили, будто всех бывших купцов сажают в тюрьму.

Федор поздоровался, протянул руки к огню.

Иннокентий продолжал сидеть, как пришибленный. Он ждал леденящих душу слов: «Ну-ка, собирайся. Поедешь со мной в город».

В помутневших глазах его застыл страх.

— Ты что, не слышишь меня, Иннокентий? — Милиционер улыбался. — Я здороваюсь, а ты…

— Что?.. — Голос купцу показался знакомым. Старик начал припоминать, где он его слышал.

— Я — Федор. Что, не узнал?

Иннокентий зашевелился.

— A-а, Федор!.. В милиции служишь?

— Как видишь. — Федор с трудом узнавал в этом высохшем и жалком старике своего бывшего хозяина.

Иннокентий тяжело встал. Шуба висела на нем, как на колу.

— Спасибо, что вспомнил, — прошамкал старик, все еще не веря, что Федор пришел к нему без недобрых намерений.

В доме все было по-прежнему, только мебель стала ветхой и, казалось, потолки опустились. На всем печать запустения. Пахло квашеной капустой и мышами.

Из другой комнаты, шаркая подошвами, вышла Харитина. Ее тоже не сразу признаешь: скелет, обтянутый морщинистой кожей.

— Встречай, старуха, дорогого человека, — изображая радушие, сказал Иннокентий. — К нам Федор пожаловал.

— Какой Федор? — дребезжащим голосом спросила Харитина. — Яковлев? Что-то не похож…

— Да ты совсем, старая, рехнулась. Людей перестала узнавать. Федор Владимиров, наш сынок…

— Господи… Федор. Вот уж не ждала. Один приехал?..

— Один.

— А где твоя семья — жена и сынок? Как поживают?

«Значит, старики тоже ничего о них не знают», — подумал Федор и вздохнул.

— Не имею никакого понятия, где они сейчас. — И он рассказал, как потерял близких.

— Иннокентий, когда к нам приходил Семенчик?

Федор замер:

— Он у вас был?..

— Приходил Семенчик, приходил. Дай бог память. — Харитина стала припоминать.

— При Колчаке еще, — вспомнил Иннокентий. — Он скрывался у нас…

— Скрывался?..

— Недели две жил… — Иннокентий оживился.

— Ладный парень, большой — любо-дорого посмотреть, — стала