Ночная смена - Dok

— По нашивкам судя — эти из «Бастиона» — замечает оказавшийся рядом Павел Александрович.

— ОМОН?

— Да, у них база неподалеку — между Новой Голландией и Мариинским дворцом. А как вы съездили? Судя по технике и тому, что все, кроме вашего милиционера, вернулись — уже хорошо?

— А убыток в виде милиционера считаете пустяком?

— Ну, мы же знаем, что его там напрягли по основной специальности. Был бы ранен — вряд ли смог работать. А чем это вы таким надушились?

— Дезодорант «с Херсона». Заменяет запах пота.

— Не в обиду Вам будь сказано — но пот был бы предпочтительнее. Тошнотворная, честно говоря, смесь.

— Пришлось заглушать запах в «Найденыше» — так прозвали БТР. Просто внутри было четыре человека, а к нашему приходу остался один разожравшийся морф.

— Интересно!

— Да чего интересного-то?

— Видите ли, вы много что видели в ходе своего рейда. Конечно, нам любопытно.

— Хорошо, только рассказ будет нудным и скучным. Да еще видеомагнитофон старый нужен — у меня записи на кассетах.

— Найдем. Как насчет через пару часов?

— Годится. А в виде ответной любезности — ответите на пару вопросов?

— Извольте.

— У Вас ведь это Штурмгевер 43?

— Нет, этот — уже 44. Югославский, под наш патрон.

— А Вы могли бы показать, отличается он от АК или нет?

— Доктор, Вы то уж могли бы не городить такую ахинею! Это совершенно разные агрегаты, разве что оба под промежуточный патрон и по компоновке несколько схожи. Причем только внешне!

— Лучше б раз увидеть…

— Ладно. Где разборку произвести?

— А у нас, в караульне.

Разборка наглядна до удивления. Когда Павел Александрович отщелкнул пистолетную рукоятку, снял деревянный приклад, куда входила возвратная пружина и разложил затвор и прочие детали, даже мне стало ясно — совершенно разные машины.

Остальные тоже заинтересованно смотрели на это действо, бросив на время знакомство с новой мебелью — нам установили двухэтажные нары и какие-то штукендрачины у окон.

— Все понятно, полагаю?

— Почти все. Кроме одного — почему не заткнули пасть этим вралям, утверждавшим, что АК — копия Штурмгевера? Разок вот так разобрать — и всех дел.

— На этот вопрос ответить никак не могу.

Уйти Павел Александрович не успевает. Кто-то деликатно стучит и вваливается в комнату. Тот самый — здоровяк омоновец. У него добродушная круглая рожа с носом картошкой и круглыми глазенками. Совершенно простецкий вид, только вот глаза с обликом не совсем совпадают — если присмотреться — диссонируют глаза с общим видом, как у медведя — пухлый, пушистый, медлительный, а глаза — серьезные. И не поймешь, что может в следующий момент сделать.

— Здрасте! Мне бы с Павлом Александровичем поговорить.

— Это я. А что вы хотите?

— Тут такое дело… Я давно интересуюсь фехтованием. Особенно мне нравятся двуручники, но по ним мало сведений.

У меня создается впечатление, что эти двое моментально опознали друг друга по каким-то невидным для непосвященных приметам, во всяком случае, Павел Александрович даже как-то лицом просветлел.

— Это немудрено. Мастера двуручного боя — немцы да швейцарцы. Среди благородных это оружие считалось грубым и простонародным, разумеется, потому и описаний мало.

— Вот-вот, у Альфьери всего шесть мулине, а мне кажется, что это слишком скудно, да и у Сильвера…

— Альфьери описывает чуждый вид оружия, потому у него дан минимум данных, так, для соблюдения энциклопедичности труда. Я лично уверен, что фехтование двуручем включало и ряд приемов, характерных и для длинного меча, уж всяко — колющие удары и удары яблоком, удары крестовиной…

— И я о том же! Если уж у Калаша три ударные точки, то уж двуруч еще более разнообразен…

Парочка выкатывается из караулки.

По-моему они явно счастливы. Странные люди.

— Что это они толковали про три ударные точки у Калаша?

— Это, Саша, в рукопашном бою можно бить прикладом автомата, штыком — или стволом, если штыка нет, и концом магазина. При навыке получается шустро и больно. А вот откуда тут все эти усовершенствования?

— Нары? Нары пчеловод этот, пасечник сделал со своей бригадой. Вечером зайдет потолковать. Дело у него какое-то.

— А у окон?

— В случае нападения щиты задвигаются — а в них части орудийных щитов. Броня от пуль. Солидно все.

— Это здорово. А вот ужин когда?

— Как Николаич придет. Уже готово все.

Cтаршой задерживается. Андрей как-то очень задумчив. Успел обмолвиться, что поругался с Демидовым. Того все гнет стрелять по-пацански. Поэтому инструктор своего ученика от лица нашего отсутствующего коллектива вчера нарек чином «Озорной рукожоп». Но, по-моему, нашего снайпера что-то гнетет другое. Его уже успели озадачить снайперской винтовкой с подмоченной репутацией и он аккуратно разбирает девайс, подложив чистую тряпочку, руки работают сноровисто, но вид у него отсутствующий.

Снизу из кухни пахнет невыразимо вкусно. С удовольствием бы нажал кнопку или что там нажимали собаки Павлова…

— А что ты говорил про сексуальных маньяков? — осведомляется Саша. Ему по молодости еще видимо, интересны эти нелюди. Вообще — публике почему-то малоинтересны нормальные люди, хотя как раз у нормальных-то людей жизнь куда как впечатляет — и раньше как раз о нормальных-то писатели и создавали свои захватывающие романы — хоть «Капитан — Сорви Голова», хоть «Робинзон Крузо», хоть «Дети капитана Гранта». Это сейчас — «Парфюмер» да прочая жбонь имеет успех. Хотя как лекарю мне смешно — описывающие маньяков интеллектуалы создают совершенно нежизнеспособные ходульные образы вроде Ганнибала Лектора — то есть описывают себя, Любимых, если бы они этим занимались. А настоящие маньяки — серые убогие личности с убогими фантазиями, у каждого есть какой-нибудь пунктик и шаблон, как у Цюмана — черные колготки — и фантазия у них отсутствует. Чуя этот диссонанс и состряпали писательницу-практика — в «Основном инстинкте»…

— А что я говорил?

— Но интересно, как он мог кого-то насиловать, если был импотентом?

— А он и не насиловал в принятом смысле этого слова. К нормальному половому акту он способен не был чисто физически. Спесивцев пытался себе сделать парафиному в члене — по блатным мифам это делает сверхмужчиной. А получилось сильное нагноение, член накрылся. Но импотенция — это как раз характерно для серийников-сексуалов. Вспомни того же Чикатило — он тоже не насильник. Для них как раз подходит фраза Хрущева «власть — слаще бабы!».

Ну а власть над бабой — слабой, беззащитной, унижаемой и мучимой так, как только в его гнилых мозгах придумать можно — вот где оргазм. Нет ни одного серийного маньяка сексуала, чтоб он мог похвастаться половой мощью. Оне все — убогие. Вот и изобретают заменные способы — типа например имитации полового акта ножом, или палкой — как у Пичужкина… Типа засунул в рану трупу какую-нито фигню — а оргазм, как у нормальных.