Спальня, в которой ты, он и я - Эмма Марс

– Эль!

Я побежала в противоположном направлении, а за мной, задыхаясь, припустился Арман, уже переодевшийся в повседневные велюровые штаны и вязаную кофту.

– Эль! Вернитесь!

Длинная шелковая юбка путалась между ног, хотя я приподняла ее выше щиколоток, но благодаря тому, что улица шла под уклон, мне удалось оторваться от преследования. На углу улицы Омаль стало ясно, что ему меня не догнать. Я обернулась через плечо и убедилась в том, что старик ковыляет обратно к дому, видимо, намереваясь предупредить хозяина о моем внезапном появлении.

Конечно, я поступила глупо, отправившись на разведку, но мне это было действительно очень нужно. Скинув старую кожу, нельзя уходить, не убедившись в том, что она сгорела дотла. Мне необходимо было увидеть в последний раз, от чего я отказываюсь, чтобы в полной мере оценить то, что я собиралась приобрести взамен.

Сначала я решила позвонить Соне и обсудить с ней происходящее, но вскоре передумала. Что бы она мне такого сказала, о чем я сама не могла догадаться? Для меня все уже позади, и ее рассказ о том, как Дэвид вымещает свой гнев на окружающих, ничего бы уже не изменил. Какой смысл пережевывать прошлое, если уже ничего нельзя переделать? Мне гораздо приятнее в эту минуту холить и лелеять маленький комочек настоящего, позволить ему, сладенькому и нежному, расти и развиваться, раскрываясь новыми гранями, вселяя надежду на неизбежные новые ощущения.

Поэтому нетерпение все сильнее проникало в мое сознание. Чем ближе был назначенный час, тем меньше я владела собой, я даже не могла заставить себя присесть где-нибудь отдохнуть и перекусить. Я, стоя, с такой жадностью поглощала лаваш с мясом и овощами, купленный у вьетнамского повара прямо на улице недалеко от отеля, как будто от него зависело мое выживание.

Последний час, когда магазинчики один за другим уже стали закрываться на ночь, я провела, бродя по окрестным улочкам, неосознанно повторяя маршрут нашей прогулки по кварталу Новых Афин, замечая, что темнеет и день близится к концу. С каждым новым туром я с удивлением чувствовала, что тоже становлюсь афинянкой, растворяясь в поэтической атмосфере этого места. Конечно, еще не настолько искусной, как Луи, чтобы прочитывать каждую обращенную ко мне архитектурную деталь и знать историю каждого камня, но уже более восприимчивой к его аристократическому духу. Квартал все глубже проникал в меня, как и мое имя, уже вписанное в его историю.

С связи с этим я не стала жалеть о книге «Тайные женщины», забытой на скамейке на бульваре Менилмонтан. Скоро кто-то другой или другая обнаружат ее и погрузятся в чтение, открыв для себя мир удивительного подземного города, где властвуют женщины. Кто-то выберет для себя роль повелительницы, а другой примет роль игрушки в ее руках. Какая разница: будущее само подскажет, как станут развиваться события.

Двадцать два часа и одна минута: 22 + 1 = 23. Мне исполнилось двадцать три.

Я открываю позолоченную дверь в номер Жозефины. Месье Жак, протягивая мне ключ, ничего не потребовал взамен и не сделал никаких замечаний. Казалось, он испытал чувство облегчения, увидев меня. Я ведь стала частью этого дома. Как Мари, Маргарита, Каролин, Эстер, Лола и все другие. Я теперь одна из них.

В номере ничего не изменилось с тех пор, как две недели тому назад я была здесь с моим атлетически сложенным клиентом. Но раньше я бывала тут только глубокой ночью и впервые попала сюда, когда через окно просачивается солнечный свет. Светило закатилось не более трех минут назад, но его прощальные лучи продолжают струиться на здание, проникая в комнату, отражаясь на позолоте лепнины и декора, отчего она вспыхивает оранжевыми искрами.

Луи стоит посередине комнаты

Обнаженный. Стройный. Хрупкий.

Он ждет меня.

Он тоже обретает новые очертания в лучах заходящего солнца. Он тоже в первый раз готов быть таким, каков есть, без хитростей и прикрас. С ним даже нет его постоянной трости. Только он сам, в чистом виде, готовый погрузиться в новую историю. Он сам и его манера открыться так незатейливо проста и так неожиданно уязвима, как белая страница нового дневника, который мы напишем с ним вместе. Если не брать в расчет мое приглашение, никто из нас отныне не будет командовать другим. Мы останемся, как и в этот момент, в положении друг напротив друга, равноправные, открытые, склонные к тому, чтобы наслаждаться каждым мгновением познания друг друга, чтобы дать возможность созреть внутри чувству, которое должно скоро вспыхнуть. Не надо ничего планировать, предвосхищать, опережать события.

Он смотрит на меня, не отрывая глаз. Потом прикладывает палец к губам, предупреждая о том, что любое слово в эту ночь будет лишним. Я подхожу и останавливаюсь в нескольких шагах от него и любуюсь. Сначала я хочу насладиться великолепным спектаклем. Я хочу слиться с его кожей, окутать себя его желанием, вспотеть от вожделения, смешать наши запахи, наши флюиды, покрыть себя тонким золотом его любви.

Наступающие сумерки изменяют его фигуру. Он застыл неподвижно в полный рост, как белоснежная статуя: длинные, тонкие мышцы, крепкий скелет, сухощавое телосложение. Идеальное тело, которое мне так хочется обхватить, сжать в объятиях, кусать, лизать и трогать руками. Я в самом деле вижу его в первый раз. Во всей его великолепной целостности. Я в восторге от его гармоничной грации. Кто сказал, что только женское тело может быть объектом восхищения?

Во мне поднимается алчное вожделение. Я безумно хочу его. Я готова проглотить его взглядом. Я чувствую, как пульсирует горячий комок желания в моей груди, внизу живота, во влагалище. Скоро я не смогу себя сдерживать. И речь пойдет не только о телах, которые ищут друг друга, стремятся навстречу и скоро сольются в порыве страсти. Скоро мы будем любить друг друга.

Но не нужно торопить события. Его глаза говорят об этом.

По мере того как последние лучи солнца гаснут на белом куполе Сакре-Кёр, силуэт моего возлюбленного погружается в темноту. Только профиль и левое плечо, обращенное к открытому окну, остаются еще освещенными. Я раньше не замечала, а теперь увидела на плече оригинальную татуировку: его инициалы, исполненные в стиле арабески на английский манер, опутанные веточками розового побега. Никаких красок – только черные линии и серая полутень. Колючая ветка розы обвивает буквы и дальше тянется к выемке рядом с ключицей, а потом у основания шеи на ней появляется маленький бутон. Наверно, Луи совсем недавно сделал эту татуировку, иначе я бы заметила ее в прошлый раз в открытом вороте рубашки.

Вот так он предстал передо мной во всей своей красе: человек – ходячий алфавит, решивший обучить меня собственной манере выражать свои мысли. И находить нужные слова для этого. Не играть словами и не заменять ими чувства. Но подобрать такие, которые несут в себе смысл, которые можно ощутить всем телом.