Отрок - Евгений Красницкий

— Кхе! Глянь-ка Листя, парень-то не оробел, голова работает!

"Ого! Уже и Листя! Роман развивается по всем канонам".

Листвяна отреагировала на дедово замечание с достойной престарелого мудреца лапидарностью:

— Так Лисовин же!

"Мерси боку, мадам! Я в Вас явно не ошибся".

— А если Лисовин — Дед поскреб в бороде и испытующе глянул на внука. — Сообрази-ка сам!

— Ну… Прямо сейчас пахать, сеять надо — не до бунтов. Потом, как раз, травы подойдут, надо будет косить… Получается, что до Купальских праздников у нас время есть. Полтора месяца… Должно хватить.

— Верно мыслишь. — Дед согласно кивнул, потом спохватился: — Погоди, на что хватить?

— Всякая война должна предваряться информационным воздействием…

— Михайла!

— Прости, деда. Вот наши враги, прежде, чем напасть, подготавливают умы односельчан к тому, чтобы их действия были сочтены правильными и справедливыми. Все наши грехи и промахи — действительные и мнимые — вспоминают, по-своему толкуют, а если надо, то и вообще полное вранье выдумывают. Ведут разговоры, распускают слухи. Следят за тем, как люди это все воспринимают, что в ответ говорят. Если что-то идет не так, то поправляются: ведут разговоры несколько по-другому, распускают немного переиначенные в нужную сторону сплетни.

Все это называется информационной войной. Цель ее — оставить будущего противника без друзей и союзников. Сделать будущего противника заранее во всем виноватым. Озлобить людей, настроить их так, чтобы любой гадости о противнике сказанной верили, и любую подлость и жестокость с ним совершенную, признали справедливой. Все это сейчас к нам и применяется.

— Кхе…

— Я почему про время спросил? В информационной войне, как и в обычной, надо отвечать ударом на удар. А чтобы победить, наш удар должен быть сильнее, чем их. Только в рукопашной схватке все происходит за считанные мгновения, а в информационной войне медленно. Но если сделать все как надо, то полтора месяца должно хватить.

— Кхе… Опять книжная премудрость. И как у тебя в башке это все помещается-то? Листя, чего скажешь?

Листвяна сделала постное лицо и выдала афоризм:

— Береги честь смолоду. Если уж Михайлу невзлюбили, то никакими сплетнями и слухами это не поправишь.

"Ты что же это, курица, уже госпожой воеводихой себя вообразила? Воспитывать меня будешь? Ну, погоди…".

— Все правильно, деда. Арабы говорят: "Если хочешь принять решение — посоветуйся с женщиной и сделай наоборот!".

— Кхе! Арабы, говоришь? — Дед покосился на ключницу. — А что, арабы — народ смысленный!

На лице Листвяны столь явственно отразилась досада, что Мишка почувствовал себя прямо-таки персонажем одно из романов Дюма-отца.

"Прокол у тебя вышел, тетка, талант к интриганству у тебя, несомненно, есть, а знаний мало. Если хватит ума мне поперек не становиться, Бог с тобой, но если попробуешь мне гадить, урою так, что позавидуешь запоротой Буреем девке. Мне тут еще только доморощенной миледи де Винтер не хватало!".

От деда, кажется, этот маленький психологический этюд не укрылся — все-таки Корней был мужиком бывалым, при княжеском дворе обретался, да и вообще, всякое видал. Он недовольно повел носом и рявкнул:

— Листвяна! Щи простыли, стол заляпан, куда смотришь?

"Жучка! Место! Так-то вас, интриганок. Но без баб проблему информационной борьбы не решить — они в Ратном вместо СМИ работают".

— Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни — их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…

— Так! — В голосе деда зазвенели строевые интонации. — Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай, шевелись!

Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было, вроде бы, правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, Мишка, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:

— Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку, и только потом приходить вместе с ней! А ну, пошла!

Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.

"Хлопнет дверью или не хлопнет? Хлопнула! Ну и дура!".

Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:

— Листвяна, вернись, дед зовет!

Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.

"Эх, средневековье! Ни кино тебе, ни театра, а все уже давно обыграно и не по одному разу, и во всяких вариантах. Только и остается, что повторять мизансцены в подходящих ситуациях".

Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.

"Был, в сое время, такой замечательный фильм "Все остается людям". Я, конечно, не народный артист, но и публика-то тоже…".

— Ты, может, не знаешь, Листвяна, но стучать надо тогда, когда входишь, а не тогда, когда выходишь. Будь любезна, выйди, как положено приличной женщине…

Последние одно или два слова Листвяна вряд ли расслышала, потому что их заглушил дедов хохот и бряканье серебряной чарки, упавшей сначала на лавку, потом на пол.

Надо было отдать Листвяне должное. Несмотря на то, что колером и насыщенностью цвета сравниться с ее лицом могла бы только свекла, ключница нашла в себе силы спокойно подобрать с пола дедову чарку, аккуратно поставить ее на стол и спокойно выйти, тихонько прикрыв за собой дверь.

Дед еще некоторое время фыркал и утирал выступившие на глазах слезы, потом выдал одобрительное:

— Так ее, Михайла, а то совсем себя хозяйкой почуяла, даже матери раз нагрубила.

— И что?

— Ну, у Анюты не засохнет! Отхлестала по щекам, да я еще добавил, сгоряча, чуть не прибил… С одной стороны, конечно, хорошо — холопки у нее по струнке ходят, но с другой стороны — место свое знать должна.

— И правильно, деда! А то выстругаешь с ней мне дядьку, а он потом наследником твоим стать захочет. Хлопот не оберешься…

— Но-но, ты тоже не заговаривайся! Дядьку… Кхе… Не выдумывай, холопка, она и есть холопка.

"Ага, то-то я не знаю, как бастарды за коронами охотятся и законных наследников ненавидят!".

— Малуша тоже ключницей была, — решил Мишка напомнить деду — а ее сын Владимир Великим князем Киевским стал!

Дед, похоже, принял поднятую тему близко к сердцу.

— Так у Малуши брат Добрыня княжим воеводой был!

— А у Листвяны старший сын Первак, во Христе Павел, у меня в Младшей страже десятник. И не самый плохой, скажу тебе, десятник. Нам такая головная боль в семье нужна?

— Ты меня не учи! Кхе… — Дед неожиданно смутился. — Все равно: холопка… Это самое… Кхе…

— Так вы что, уже? Деда! Тебе только этого сейчас и не хватает! Мало тебе забот, так еще и…

Мишка даже растерялся от неожиданности — казалось бы, чисто теоретическая проблема, вдруг обернулась совершенно иной — практической — стороной. Дед неловко поерзал на лавке, снова налил себе квасу, но выпить забыл. Наконец, как это обычно с ним и происходило в неловких ситуациях, разозлился и повысил голос:

— Не твое дело, сопляк! Я тут хозяин! Как решу, так и будет, а ты своими делами занимайся!

"Продолжать тему, пожалуй, не стоит, да и какой смысл? Все что могло произойти уже произошло, а читать деду мораль…".

— Все деда, молчу, молчу. Тебе виднее…

— Вот и молчи…

В горнице повисла неловкая тишина. Дед снова потянулся за квасом, но обнаружив, что чарка уже полна, досадливо стукнул донышком кувшина по столу и недовольно засопел. Паузу надо было как-то прерывать.

— Деда, я слыхал ты уже на Княжий погост съездил. Как получилось-то? Нашлась грамота?

— Кхе! — Новая тема, кажется, была выбрана удачно. — Нашлась! И написано все там так, как мы и думали, и печать княжья приложена, и даже, на всякий случай, вторая такая же грамота сделана! Все, Михайла, настоящие мы теперь бояре и воеводство Погорынское — наше!

— Обмыли, наверно, с боярином Федором это дело?

— Еще как! Так молодость вспомнили, я аж ногу деревянную сломал, пришлось задержаться, пока новую сделали.

"Так, загуляли, надо понимать, по полной программе. Если уж их сиятельство граф Погорынский умудрились протез сломать… Представляю себе…И повод для продолжения банкета достойный. То-то дед дерганный такой, наверно не отошел еще после возлияний".