Сукины дети - Варя Мальцева

и до смерти ребёнка. Они были живыми, блестящими, счастливыми… Но сейчас в руках у Лины находилась не то пустая пелёнка, не то игрушка, закутанная в пленку. Нисон аккуратно подошёл к ней, но все ещё не мог разобрать, кого же так нежно и бережно укачивала его жена.

— Лина? — тихо, почти неслышно окликнул ее Нисон, словно боясь ее напугать. Но она повернула голову, улыбнулась ему. Серая голова смотрела на Нисона, и ему показалось, что Лина сейчас была похожа на старую бабушку, но только без морщин и складок.

— да, дорогой? Устал, наверное, с работы. Ты извини меня, я весь день с ясей просидела, она плакала так сильно, милый, у меня сердце разрывается, — наклоняя голову то влево, то вправо, она продолжала сжимать дрожащими руками свёрток. Что-то там лежало, и Нисон боялся увидеть это "что-то", но всё же приблизился к Лине, аккуратно заглядывая в пеленку.

На него уставилась мордочка щенка, закрытые глаза, если бы не были таковыми, обязательно бы уткнулись взглядом прямо на Нисона, словно разглядывая отца. Но это был точно не его ребёнок, нет.

Мертвый бежевый щенок, который лежал на руках, издалека напоминал уродливого младенца. Лина смотрела на Нисона огромными глазами, в которых опять заблестели огоньки счастья. Они вновь обрели тот человеческий блеск, что был у всех остальных людей.

— любимый… — Лина поглаживала остывающего щенка, мягко улыбаясь мужу, — Ниска, это твоя дочь, ты чего? — оторвав свой взгляд от мужа, ее глаза перетекли на щенка. В ее заплывших от горя глазах эта мертвая тварь была милым младенцем.

На глазах заблестели слезы, но Лина выглядела счастливой, хоть и даже в этом счастье была такая боль, о которой страшно даже подумать. Нисон вдруг покрылся мурашками. Осознание того, что его жена, его близкий человек, так стремительно сходит с ума, убивало с каждой минутой всё сильнее.

— ты где… — стараясь подобрать нужное слово к мёртвому щенку, чтобы его назвать, он на пару секунд задумался, — …её нашла? — пытаясь сохранить спокойствие, что у Нисона получалось плохо, он с отвращением смотрел на щенка, изредка поглядывая на Лину.

На секунду ее лицо сделалось таким злым, словно это Нисон убил ее ребенка. Но после она помотала головой, усмехаясь каким-то своим сумасшедшим мыслям, и вновь улыбнулась, хотя Нисон не был уверен, что это была улыбка. Больше походило на приступ или агонию, в которой уголки губ сами поднимались вверх.

— нашла? Ниска, это же наша дочка, — рука интенсивнее гладила труп, Лина поглядывала на мужа.

Щенок молчал, но она продолжала его укачивать,

— ты сошла с ума, это не твой ребенок, — Нисон моргал часто, широкими глазами смотря на Лину, не зная, что ему делать дальше с ней, и как убрать из дома щенка. Лина вдруг зашипела на него и издала чикаюшие звуки, успокаивая "младенца", а после плотнее прижала тело собаки. Она встала, покачивая его на руках, напевала колыбельную, пытаясь успокоить воображаемый плач ребенка.

— нет, все хорошо, малыш, папа шутит, — Лина прикрыла веки, с невероятной нежностью и любовью матери напевая щенку мелодии. Он слышал колыбельную песню: в исполнении Лины она звучала так ласково и заботливо, что Нисон сам захотел лечь к ней на руки и уснуть. Но только проблема в том, что на руках у неё уже был… её ребёнок?

На секунду Нисон перевёл взгляд на окно — вот оно! Вот как можно было избавиться от лжеребенка. Так просто проблемы ещё не решались никогда.

Надежда умирает последней

Ещё пару минут он держался возле неё, обходя со всех сторон. Невзначай открыл балкон и окно. Лина лишь поворчала, сильнее закутывая дочку в пеленку. Силуэт её был похож на ангела, спустившегося с небес для того, чтобы разочароваться в людях. Ребёнок в руках — на ту самую надежду. Но ребёнок уже давно мертв. А надежда умирает последней. После неё остаётся лишь вечность.

— Лина, дай… Ясю мне, я хочу её подержать, — морщась от трупа, Нисон сложил руки, чтобы принять ребенка, и подошёл к жене. Она отпрыгнула от него, прижимая к себе свёрток. Глаза на секунду блеснули чем-то звериным, нечеловеческим и страшным. Она почти было оскалилась, но вовремя вспомнила, что Нисон отец ребенка. Как-то нехотя принимая эту информацию, она выпрямилась, посмотрела на ребенка на руках, потом на Нисона; опять на ребенка. Лениво, заставляя себя это делать, Лина аккуратно переложила младенца на руки Нисона, но всё ещё не отпускала его и не отходила.

Он чуть было не выронил столь ценный для Лины груз, когда почувствовал холодное тело под руками. Так это было мерзко и отвратительно, что его затошнило. Щенок вонял, видимо, из-за гнилых ран, но даже не так запах отпугивал его, как само понимание того, что на руках находится труп собаки. Это наводило на Нисона ужас.

Невзначай он двинулся к окну. Эта тварь не может долго пролежать у него в доме. Нет. Иначе трупная жидкость навсегда впитается в стены, и Нисон всегда будет ощущать запах гниения тела. Нужно было избавиться от этого сейчас, пока он не начал разлагаться. Если вдруг Лина захочет спуститься вслед за ребенком — пускай. А если спустится по лестнице, то обратно домой он её не примет, просто закроет дверь на замок. Пусть она делает что хочет, но трупа собаки в доме у него точно не будет.

Успокоившись, Лина отпустила дочь.

— Последи, я сейчас, мне нужно достать пустышку для неё, — она помахала указательным пальцем, а потом, явно не доверяя Нисону, быстро двинулась в сторону кухни.

Как только Лина исчезла за стеной, он выпрыгнул на балкон, а потом быстро, будто катапультируя, выкинул труп. Дело было сделано: через пару секунд что-то глухо стукнулось об асфальт.

Конечно, можно было бы подумать, что Лина знала о том, что щенок не был её ребенком, ведь когда она увидела, как что-то вылетело из балкона, а потом разбилось, то она не взревела, как то бы сделали все остальные мамы, а сразу же кинулась к Нисону. Но его руки были пусты.

Сложно сказать, что сильнее обуяло Лину: боль или злость. Кажется, они смешивались в один горький коктейль,