В обличье вепря - Лоуренс Норфолк

Потом подняла Ауру и подошла к рисунку, который он оставил на земле.

Сперва она подумала, что это кабан. Мелеагр расчертил влажную землю мелкими бороздками, то прямыми, то загнутыми, и они то и дело пересекались и упирались друг в друга. Выделенные таким образом сегменты были украшены грубо прорисованными крестами и неглубокими ямками: случайно соскочила палочка, подумала она. Ее взгляд обежал контуры кабаньего брюха, отыскал клыки, спину, а потом — глаз. Но где здесь ноги? И щетина на загривке? Она поджала губы. Аура — на пробу — начала перебирать лапами. Она тут же приструнила собаку. Может быть, весь секрет в том, что нет тут никакого рисунка, что все эти линии ничего не значат. Но он явно о чем-то думал, пока их чертил и ему казалось, что никто за ним не наблюдает. Отслеживать зверя в переплетении этих линий было бессмысленно. И даже искать его следы. Возможно, Мелеагр просто пытался нащупать будущее и получил по рукам. Эта местность еще будет подсовывать им знаки, но дорожка, которая приведет к смерти вепря, уводит далеко от этих мест. Этот Калидон больше не принадлежит Энею — ни даже сыну его. Она провела обутой в сандалию ногой взад-вперед по земле, стерев рисунок, потом повернулась на пятках и пошла прочь.

Те, кто остался жив, готовились отправляться в путь. Она прошла краем мимо мужчин, за которыми уже привыкла наблюдать, и нагнулась, чтобы подобрать свои вещи.

Идти им предстояло по заросшей лесом неровной местности, которая простиралась отсюда к северу и к востоку, вплоть до озера. Она обмотала тетиву вокруг лука и присоединилась к мужчинам, которые стояли, оперевшись на копья, и в скептическом молчании внимали своему предводителю, глядя поверх него на местность, по которой им предстояло идти. Утреннее солнце коснулось крон деревьев. Аталанта прошлась взглядом вдоль далекой береговой линии, и глаза у нее сузились.

Мелеагр говорил как человек, чей путь предопределен и стадии его размечены общеобязательными этапами охоты: сбором на берегу, пешим маршем в город, путешествием, которое привело их в это конкретное место. Охотники переминались с ноги на ногу. Они выроют яму и поднимут вепря. Он кинется на них, и им ничего не останется, как либо погнать его к яме, либо убить на месте. Они заставят его выйти из логова и сесть на их копья.

Но она понимала, что никто в это больше не верит. Они кивали, но глазами с Мелеагром старались не встречаться. И только Пелей проворчал что-то одобрительное и ухмыльнулся, представив, как умрет вепрь. Остальные смотрели в землю, потом опять поднимали глаза, как будто ждали, что вепрь вот-вот появится на фоне мирного утреннего леса, ударит копытом оземь и всколыхнет эту зеленую тишину.

Ибо лесистая местность к северу от Аракинфа закрыла равнину защитным покровом листвы, которая смягчала неровности и впадины, так что охотникам пространство это казалось огромной пустой луговиной. Когда они спустились вниз и начали прокладывать себе дорогу к озеру, казалось немыслимым, чтобы хоть что-то нарушило здешний покой, кроме солнечного света, который косыми столбами падал сквозь ветви. Земля поднималась как тесто, и ноги их с хрустом уходили в полуистлевшую массу сухих листьев, под которой звенела сухая поверхность почвы. Они сочились понемногу сквозь лес, разъединяясь, чтобы обойти стволы деревьев, и снова собираясь на опушках. И без того растянутые связи между ними растягивались пуще прежнего.

Во рту у Аталанты был вкус пыли, поднятой мужчинами, которые шли впереди. Она чуяла запах пота. Их след был — воздушная река скисшего мускуса. Ее не слишком отчетливые берега насторожат, приведут в замешательство оленей или медведей, а потом, понемногу рассеиваясь и оседая, запах этот впитается в сухую землю, вкатится в кроличьи норы и заползет в логова тех, кто охотится на кроликов, в равной степени перепугав и тех и других. Голуби, отчаянно работая крыльями, выскакивали из древесных крон и уносились в лесную полумглу.

Нарастающий гул осиных гнезд — сигнал, что где-то неподалеку собирается в неглубоких озерцах дождевая вода: по берегам каемка из деревьев, сплошь заросших всякой вьющейся всячиной. Чуть коснешься воды — и в полной тишине под поверхностью начинают набухать черные облака грязевых взрывов.

Вепря здесь нет и быть не может, думала она, вплетая свой собственный неровный след в неровные следы мужчин. Аура шныряла по сторонам и плела вокруг нее хитрые петли. Она почувствовала, как плотное кольцо ее уверенности в себе размыкается и собирается снова — вокруг замысловатой собачьей траектории. На опушках буйствовала густая можжевеловая поросль и мелколистный лайм; такие места им придется обходить, чтобы опять войти в лес. Мужчины впереди шаркали ногами, обнажая из-под прелой листвы черный лесной перегной. Плетение ветвей у них над головами, непрерывный трепет листьев, сережек и уже успевших завязаться желтых цветов вступили в заговор с целью рассеять и развоплотить белый солнечный свет, от яростной мощи которого они же охотников и укрывали.

Они попали в зону неопределенности, в аномальный провал между медленной текучестью земли и бесплотной обнаженностью воздуха, в лишенный событийности анклав. Мужчины здесь теряют собранность. Непрямые цепочки оставленных ими следов пересекались, сливались, расходились снова; они встречались, о чем-то бормотали на ходу — и разбредались по сторонам, обменявшись кивком или недоуменным пожатием плеч. Она их видела, но места среди них ей не было. Мелеагр тоже был сам по себе. Мелеагр и она.

Они шли целый день, потом заночевали и снова двинулись в путь. Деревья стали разбредаться дальше друг от друга, и в сплошном пологе листьев, который укрывал их от солнца, появились просветы. Начали попадаться поляны, заросшие высокой травой и ежевикой. Поляны делались все шире и случались все чаще, земля понемногу пошла под откос, пока они не минули последнюю шеренгу дубов и грабов и вышли с другой стороны, прямо к морю.

Корабли не плавали по этой пучине, да и не смогли бы. Ее продергивали порывы западного ветра, поднимавшие на ходу из зеленых глубин густые пенные гребни, чтобы тут же уронить обратно, снова и снова. Солнечный свет скользил по этой бегущей волнами поверхности, отскакивал и рассыпался прихотливой игрой светотени. Охотники постояли, понаблюдали за игрой ветра и света и увидели в ней хитрость, уловку для отвода глаз. Они думали о звере, которого гонят, о том, как он набухает где-то рядом и обретает форму. Потом подобрали с земли свое оружие и пошли вперед, все вместе, покуда мягкая пена побегов и поросли не сомкнулась у них над головами, пока не скрылись в пучине.

Он нашел их спящими у входа в ущелье. Ему придется потерять их в тростниковом море.

Или они потеряются сами. Ибо как иначе дрот Пелея смог бы отыскать Евритиона, брата его жены, человека, который очистил его руки от крови собственного брата, — если не в полной слепоте и не по чистой случайности? Как иначе неудача их оказалась бы столь унизительной и пошлой, как иначе охота смогла бы завести их в места настолько отдаленные от храма, возвигнутого на берегу залива, где перед ними был Калидон, а высоко в небе реяли выкрикнутые имена?

Меланион смотрел на занимающуюся зарю с края ущелья, где под защитой высокой боковины Аракинфа в кривом известняковом клыке образовалась полость. Осторожный спуск меж елей и каштанов привел его на пустошь, где трава цеплялась корнями сперва за тощий слой дерна, а потом и вовсе за сухой белый камень. Он сидел на корточках, неподвижно. Внизу лежали спящие тела его недавних спутников, кого где застало: ломаные спицы в разбитом колесе.

Он подождал, пока они проснутся. Он подсчитал их потери и удивленно оглянулся на голую каменную щель, из которой они вышли вчера вечером. Какое бы несчастье ни сократило по дороге их число, для него оно осталось загадкой. Мелеагр пошевелился первым, потянулся за шлемом и достал из него детали кожаного доспеха. Сперва казалось, что он собирается его надеть, однако, пересмотрев одну за другой, он сложил их обратно в шлем, поднялся на ноги и пошел в лес. Потом Меланион увидел, как поднялась голова Аталанты — и медлительные движения, которыми она расправляла затекшие за ночь руки и ноги. Он почувствовал, как отзвук его собственных мыслей пробежал по другим охотникам, которые просыпались один за другим и поворачивали головы, чтобы посмотреть на нее. Ее собака чихнула и принялась потягиваться. Меланион поднял голову и быстро огляделся, чтобы прикинуть, сможет ли он незаметно их обойти. Граница известнякового выступа была очерчена небольшим откосом, за которым — спасительная тень деревьев, но дотуда нужно будет идти через голое место. Незаметно проскользнуть не получится. Аталанта осмотрелась вокруг, спустилась по скату и исчезла в лесу.

Там, где сейчас Мелеагр, — обжигающе горячая мысль ночного охотника. Он увидел, как вздыбилась громоздкая фигура Анкея. Несколько человек тут же подошли к нему, перебросились парой фраз. Прочие собрались вокруг Пелея. Меланион наблюдал за тем, чего не мог увидеть, в лесу, ухабистая зелень которого протянула фальшиво-монолитную стену чуть не до самой воды лежащего в отдалении озера. Солнце уже начало переблескивать на его поверхности. Горы припадали к земле, приближаясь к нему, и поднимались на дыбы по мере удаления, вылепленные кое-как, до половины, — звери, окаменевшие в тот самый миг, когда попытались двинуться с места. Он ждал.