Столкновение цивилизаций - Хантингтон Самюэль

Все эти процессы можно наблюдать в Индии. В 1983 году, например, там насчитывалось 18 миллионов людей, говорящих по-английски, из населения в 733 миллиона, а в 1990 году 20 миллионов из 867 миллионов. Таким образом, доля говорящих по-английски людей среди индийского населения остается относительно стабильной – от 2 до 4 % [13]. За пределами узкой элиты, использующей англоязычную документацию, английский даже не играет роль lingua franca. «Повседневная практика, – утверждают два профессора английского языка из университета в Нью-Дели, – показывает, что если вы отправитесь в путешествие из самой южной конечности Кашмира в Каньякумари, то вам будет намного проще общаться на хинди, а не на английском». Кроме того, индийский английский приобретает все больше индивидуальных характеристик: он индинизируется, или, скорее, локализуется, поскольку возникают различия между английскими языками носителей разных локальных языков [14]. Английский впитывается в индийскую культуру, точно как же, как санскрит и персидский были впитаны до этого. В течение всей истории распределение языков отражало распределение влияния в мире. Наиболее широко употребляемые языки – английский, мандаринский, испанский, французский, арабский, русский – являются или были языками империалистических государств, которые активно поощряли использование своего языка другими народами. Сдвиги в распределении влияния привели к сдвигам в распределении языков. «…Два столетия британского и американского колониального, коммерческого, индустриального, научного и финансового могущества оставили значительное наследство в высшем образовании, управлении, торговле и технологии во всем мире» [15]. Британцы и французы настаивали на том, чтобы в их колониях пользовались их языком. После обретения независимости, однако, большинство бывших колоний попыталось в разной степени и с разным успехом заменить имперские языки своими местными. В пору когда влияние Советского Союза было в зените, русский был lingua franca от Праги до Ханоя. Спад советского могущества сопровождался параллельным снижением использования русского в качестве второго языка. Как и в случае с другими формами культуры, усиление могущества порождает как лингвистическую гордость носителей языка, так и стимул для других учить этот язык. В безумные дни сразу же после падения Берлинской стены, когда казалось, что объединенная Германия стала новым колоссом, возникла примечательная тенденция: немцы, бегло говорящие по-английски, на международных встречах старались пользоваться немецким. Японский экономический взлет стимулировал изучение японского не-японцами, а экономическое развитие Китая порождает аналогичный бум в отношении китайского. В Гонконге китайский стремительно вытесняет английский с позиции доминирующего языка [16], и с учетом роли китайцев, живущих в других странах Юго-Восточной Азии, китайский стал языком, на котором ведется большая часть международной торговли в данном регионе.

По мере того как могущество Запада по отношению к влиянию других цивилизаций постепенно снижается, использование английского и других европейских языков в них или для общения между странами также медленно сходит на нет. Если в какой-то момент в отдаленном будущем Китай займет место Запада как доминирующей цивилизации, английский уступит место мандаринскому в качестве lingua franca.

Когда бывшие колонии шли к независимости и только добивались ее, поощрение развития и использования местных языков, как и борьба с языками империи, были одним из способов, при помощи которых национальные элиты отличали себя от западных колониалистов и определяли свою идентичность. После обретения независимости, однако, элитам этих стран потребовалось отличаться от простого люда своих социумов. Средство нашлось: свободное владение английским, французским и другими западными языками. В результате представителям не-западных элит зачастую намного проще общаться с жителями Запада и друг с другом, чем с народом своей страны (подобная ситуация имела место на Западе в семнадцатом – восемнадцатом веках, когда аристократы из различных дворов прекрасно общались друг с другом по-французски, но не знали своего национального языка). В не-западных обществах сейчас налицо две противоположные тенденции. С одной стороны, английский все больше используется на университетском уровне, чтобы дать выпускникам возможность вести эффективную игру в глобальной гонке за капиталами и покупателями. С другой стороны, социальное и политическое давление вынуждает все больше использовать местные языки. Арабский вытесняет французский в Северной Африке, урду занимает место английского как языка управления и образования в Пакистане, а в Индии СМИ, использующие местные языки, приходят на смену англоязычным. Такое развитие ситуации предвидела Индийская комиссия по образованию в 1948 году, когда было заявлено, что «использование английского… делит людей на две нации, тех немногих, кто правит, и многих, которыми правят, кто не может говорить на чужом языке, и эти две нации не понимают друг друга». Сорок лет спустя живучесть английского как языка элиты подкрепила это предсказание и создала «противоестественную ситуацию в рабочей демократии, основанной на праве голоса у взрослого населения… Англоговорящая Индия и политически сознательная Индия все больше отделяются друг от друга», стимулируя «напряжение… между меньшинством на самом верху, которое знает английский, и миллионами – имеющими право голоса, – которые не знают его» [17]. В той мере, в которой не-западные общества устанавливают демократические институты, а народ принимает активную роль в управлении этими обществами, использование английского снижается и все более употребительными становятся местные языки.

Конец советской империи и холодной войны дал импульс к распространению и возрождению языков, которые либо подвергались гонениям, либо были забыты. В большинстве бывших советских республик были приняты значительные усилия по возрождению традиционных языков. Эстонский, литовский, латышский, украинский, грузинский и армянский стали теперь национальными языками независимых государств. В мусульманских странах произошло такое же лингвистическое самоутверждение, Азербайджан, Кыргызстан, Туркменистан и Узбекистан сменили кириллицу своих бывших советских господ на латинский алфавит турецких братьев, а говорящий по-персидски Таджикистан позаимствовал арабскую письменность. Сербы, в свою очередь, теперь называют свой язык сербским, а не сербохорватским, и сменили западные буквы своих католических врагов на кириллицу российских друзей. Параллельно с этим хорваты переименовали свой язык в хорватский и стараются очистить его от турецких заимствований и других иностранных слов, в то время как «турецкие и арабские заимствования, лингвистический осадок, оставшийся после 450-летнего пребывания Оттоманской империи на Балканах», вошли в моду в Боснии [18]. Язык преобразовывается и перестраивается, чтобы соответствовать новым идентичностям и контурам цивилизаций. По мере того как рассеивается власть, распространяется тенденция нового Вавилона.

Религия

Шансы на появление универсальной религии ненамного выше, чем на возникновение универсального языка. Конец двадцатого века стал свидетелем повсеместного возрождения религий (la Revanche de Dieu). Это возрождение заключалось в усилении религиозного сознания и подъеме фундаменталистских движений. Таким образом, различия между религиями усилились. Статистика, касающаяся приверженцев различных религий, еще более ненадежна, чем информация по носителям языков. В таблице 3.3 приведены цифры, взятые из достаточно широко используемых источников. Эти и другие данные показывают, что позиционная расстановка мировых религий в этом столетии значительно не изменилась. Наибольшее изменение, зафиксированное этим источником, было увеличение доли людей, именующих себя «неверующими» или «атеистами», – от 0,2 % в 1900 году до 20,9 % в 1980 году. Можно было бы это интерпретировать как некий значительный отход от религии, и лишь слабое религиозное возрождение в 1980 году. И все же увеличение числа неверующих на 20,7 % почти совпадает со снижением на 19 % адептов «китайских народных религий» с 23,5 % в 1900-м до 4,5 % в 1980 году. Эти практически равные снижение и увеличение означают, что с приходом коммунистической власти внушительная часть населения Китая была просто переименована из приверженцев народных религий в неверующих.