Я рожу тебе детей - Ева Ночь
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Змеев на папу посмотрел заинтересованно и внимательно, а затем протянул руку для приветствия. Судя по всему, папка мой решил устроить армреслинг на весу. Пожатие было слишком крепким и долгим. За то время, что они трясли руки, можно было изучить все морщинки на лице друг друга.
— Добрый вечер, — вежливо поздоровался Змеев. Спокойный, как удав.
— Жених, значит? — краснел лицом папа, сжимая ладонь «будущего зятя» в тисках.
Ростом он Змееву уступал, в силе — вряд ли. Папа у меня в прекрасной физической форме и любитель прихвастнуть, помериться «сантиметрами».
— А вы, полагаю, Лерочкин отец? — не менялся в лице Олег, но в голосе уже чувствовалось напряжение. Видимо, ему тяжеловато приходилось.
— С чего такие выводы? — нажимал папуля.
— Лерочка на вас похожа.
Святая ложь. Я не так уж сильно на папу. Хоть и в его род, да. Больше на тетку, папину сестру, походила.
— И чем же, позволь спросить? — я уже переживала, что папу Кондратий хватит.
— Ушные раковины и линия носа, — уверенно, без запинки, выдал Змеев. — И глаза зелено-голубые, изменчивые.
Папа крякнул, тряхнул еще раз руку Змеева и наконец-то отпустил.
— Глаза, говоришь? — прищурился он. — Как разглядел только.
— Здесь достаточно светло, — сухо пояснил Олег. — А зрение у меня отличное.
— Ишь, какой! — хмыкнул отец и снова вгляделся в «зятя». — Мои — ладно. А вот Лерочкины разглядел — зачет. Андрей Юрьевич Анишкин, — представился он наконец-то.
За то время, пока они «здоровались», я, наверное, не дышала. Краснела и бледнела, понимая, что появление папки — это уже чересчур.
— Змеев Олег Никитович, — в тон ему ответил «зятек», и по папиному взгляду я с ужасом поняла, что Змеев ему понравился!
Дело в том, что папе угодить было невозможно. Об этом стыдно говорить, но на пороге моего двадцатисемилетия, отец опекал меня, будто мне пятнадцать.
Не могу сказать, что он постоянно вмешивался в мою жизнь, но руку на пульсе держал строго. И почти всех «кандидатов» прощупывал на «вшивость». Надо ли говорить, что все ему были не хороши для меня?
— Разгильдяй! — припечатывал он одного из. Бесполезно ему было объяснять, что я и не собиралась ничего иметь с этим мужчиной — моим мнением папа никогда не интересовался.
— Слабак! — давал он определению другому из.
— Маменькин сынок-сосунок, — клеймил третьего. И так по спирали вверх.
Чем зацепил его Змеев, я понятия не имела, но то, что впервые отец разглядывает «кандидата» слишком пристально, мне не нравилось.
Я не хотела тревожить родных. Не собиралась рассказывать о «договоре» и о том, что меня заставило согласиться. Я думала, что все пройдет как-то само собой, тихо, мирно, спокойно. А к тому времени, как родители что-то пронюхают, мы со Змеевым благополучно разбежимся, кто куда.
Я хотела Олегу помочь выбраться из эмоциональной ямы. Я собиралась оградить подругу и ее семью от тяжелых разборок, где непременно пострадают дети. А все остальное — так. Лишь средства для достижения цели.
Нет ничего, что нельзя повернуть назад. Все можно. И я наивно в это верила.
— Ну, дочь, веди в дом, будем с зятем знакомиться. Ты ведь там вроде как на руку моей дочери претендуешь?
— Не вроде как, а точно.
Мне захотелось Змеева пристукнуть кирпичом по голове. Посильнее и побольнее. Кажется, его уверенность отцу понравилась еще больше.
Пришлось вести мужчин в дом, ставить чайник, собирать на стол не просто пряники, а и еду посерьезнее: папа наше «сладкое-шмадкое» не признавал. Ему кусок колбасы, мяса подавай, а не вот это все.
Змеев не дрогнул и тут. Метал бутерброды в себя так, будто сто лет не ел. Куда ему только лезло! Наминал и хвалил мамины соленые огурцы.
— В следующий раз я грибочки принесу, точно тебе понравится. С лучком, со сметанкой — язык проглотишь. Моя Танечка такие грибы закатывает, оторваться невозможно! А ну, дочь, дай зятю наших помидор!
И мне пришлось доставать трехлитровую банку, что благополучно стояла на балконе почти год, никому не мешала.
В то время, пока я металась и подносила огурцы-помидоры, резала холодное мясо, пилила колбасу кусками потолще, разделывала селедку, а хлеб мазала маслом пожирнее («И хлеб давай, дочь, ломтями по-деревенски! — покрикивал отец. — Мне ваши городские тонкости не надо, газеты будете потом читать!»), папа о чем-то беседовал с Олегом.
Уловить суть их беседы я не смогла. Но, выдув, как положено, три семьсотграммовые кружки чаю и подобрав все, что было на столе, отец наконец-то изрек:
— Вот что, Олег Никитович, — заявил он, вставая из-за стола. — До зятя тебе, сам понимаешь, еще далеко, но шанс отхватить нашу ягодку, у тебя есть. И смотри мне, — потряс он кулачищем перед Змеевским носом, — обидишь — из-под земли достану и ноги местами поменяю! А то и еще чего хуже!
Провалиться мне сквозь землю!
Я стояла на ватных ногах рядом со Змеевым и следила, как папа важно отчаливает, оставляя нас наедине.
Точно Олег ему по душе пришелся. Хрен бы он ушел сам и не уволок за собой «зятя».
Дверь щелкнула. Я привалилась плечом к стене.
— Устала? — спросил Олег и как-то по-доброму, нежно, погладил меня по щеке. Захотелось почему-то расплакаться и прижаться к его груди. Выплакать стыд и нервное потрясение.
Но ответить я ему не успела — в дверь позвонили. Коротко, резко, нетерпеливо. Видимо, папка все же решил, что промазал и не стоило нас со Змеевым оставлять наедине.
Олег тяжело вздохнул и пошел открывать. Чем я думала, спрашивается? Но в тот момент у меня не было ни сил, ни энергии бежать впереди паровоза и расставлять сигнальные флажки…
Я видела его уверенную загорелую руку, что нажала на дверную ручку.
А затем… в проеме дверей — голубые жесткие глаза. Непокорные вихры падают на лоб. Сжатые в линию губы. Заостренные скулы. Твердый упрямый подбородок. Ему только загара не хватало да возраста. А так… один в один. Портрет. Маслом. Или я уже не знаю чем.
На пороге стоял Никитос. Приехали, называется.
И я где-то у себя в голове услышала, как столкнулись два айсберга — баммм! — и закрыла глаза ладонями. Как маленькая. Будто это могло что-то изменить…
Глава 16
Олег
Он сразу понял, кто перед ним. Может, потому что видел его уже там, в парке. А может, узнал бы в любом случае — уж слишком
