На пороге перерождения (СИ) - Казаков Виктор Григорьевич

В полисах, как правило, поощряли умственное развитие, поэтому учителя сами помогали любознательным ребятам, занимаясь с ними внеурочно. И чуть позже, когда такие вот умники взрослели, они открывали что-то вроде собственных школ. Отдельные школы для избранных. Чуть позже понятие школы сменилось на понятие «исследовательская». Чем развитее был полис, тем больше исследовательских в нём было. Со временем исследовательские объединялись, и тогда в полисе появлялся институт — коллаборация из нескольких исследовательских, в которых стали преподавать более глубокие науки, попутно продолжая раздвигать границы известного.

Поэтому… да. Не во всех полисах всё было на столько развито. Но всё же, со стороны тайканцев было слишком самоуверенно считать, что в полисах живут одни дикари.

К чему я это? Да к тому, что в тот самый момент, когда я увидел, как понижаются запасы нутриума, когда я осознал, что понимаю столь высокие значения цифр, я уже потихоньку понимал, что с моим организмом происходит что-то неладное.

Но что-то я отвлёкся…

Слова в голове будто бы издевались надо мной.

Внимание! Мозговая активность восстановлена до стандартных показателей.

Время резко ускорилось. Прямо на глазах. Из медленной тягучей смеси оно превратилось в несущегося по бескрайнему полю коня. Сравнение не самое красивое, но всё же. Какое есть…

Бах! Удар пришёлся прямо по лицу. Меня чуть ли не развернуло на сто восемьдесят. По крайне мере, казалось, что голова вот-вот оторвётся от шеи. Я сплюнул сгусток крови. Привкус металла остался на губах. Облизнул. Удивительно, но на этот раз я не собирался загибаться.

Перед глазами засветилось очередное сообщение.

Скорость регенерации увеличена до: 0.1 Гигаклетки в минуту.

Запас нутриума: 8/100.

Внимание! Критически низкий запас нутриума. Срочно пополните запас!

Внимание! До тех пор, пока система не адаптируется к организму, расход нутриума увеличен вдвое.

Да что это за издевательство такое! Понижают, и даже не спрашивают! А где эффект? За что вообще забирают?!

Тут я вдруг ощутил полное отсутствие боли. Не совсем полное, но в тот момент, после того, как я загибался от нескольких ударов, а затем ещё пытался сделать вид, будто мне не больно, но всё равно было больно, я вдруг перестал ощущать какую-либо боль. Скорее, слабый дискомфорт в районе груди, ни в коем разе не сравнимый с тем, что было до этого, и небольшое жжение в районе губы. И всё! Больше ничего! Вот так просто!

Да что, блин, со мной вообще происходит?

Провёл пальцами по губе, взглянул на следы крови, оставшиеся после касания. Посмотрел на охранника. Краешек рта непроизвольно полез вверх. Я почувствовал, как на лице появляется мерзкая улыбка. Почему мерзкая? Потому что так могут улыбаться только мерзкие варвары. Или же люди, затеявшие что-то злобное. Я же, в свою очередь, затеивать ничего не собирался. Просто оно как-то само вышло. Уж больно сильно хотелось показать стражнику, что мне плевать на все его удары. Чтобы этот засранец сто раз подумал, прежде, чем бить снова.

Ожидаемо, страха в глазах я не увидел. Но зато, после того, как охранник понял, что его действия не возымели никакого эффекта, услышал что-то вроде:

— Ты ещё у меня получишь, урод, — точно разгневанный пёс прорычал он.

Посмотрим… посмотрим, — только и подумал я про себя, продолжая сверлить охранника своим нездоровым взглядом.

— Что происходит? — послышался знакомый голос из-за спины. Я быстро сообразил, что это Катсу-Абэ.

Он важно обошёл меня сбоку. Его глаза будто пытались просверлить меня. Он смотрел так, словно хотел заглянуть прямо в душу и разобраться, что же происходит там внутри. Почему такой наглый? Что ещё за ухмылка? Чем она вызвана? Но только я знал ответ на всё эти вопросы. И нет, дело было вовсе не в том, что запас нутриума опустился до отметки в восемь единиц из ста. Дело было в том, что я наконец понял, на что именно расходуется этот чёртов нутриум. Понял не до конца, но уже достаточно для того, чтобы делать какие-то предположения. И первым было предположение — он расходуется на восстановление клеток. А клетки это, по всей видимости, то, из чего состоит организм. Как камни, из которых состоит городская стена, или же дерево, из которого состоит деревенский домик.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

С одной стороны, было хорошо, что я потихоньку начал разбираться в полученных способностях. Но с другой было плохо то, что я всё ещё не понимал, как именно восстанавливается запас этого долбаного нутриума. Потому что, судя по всему, нутриум во всей этой истории с красной хреновиной был самым ценным элементом, за счёт которого и работала так называемая СВК.

«Молодец, соображалка работает», — похвалил я себя мысленно.

— Значит, вот он — единственный выживший в смертельной битве под Кливонской крепостью, — то ли с издёвкой, то ли с гордостью сообщил он. Я всё же склонялся к тому, что он просто издевается.

С другой же стороны встал вопрос — каким образом он узнал, кто я такой? Хотя, вопрос быстро отпадал, как только я смотрел на нас с Ли — две белых вороны в стае черных орлов. Только мы с Ли были единственными одетыми (выше пояса) в строю гладиаторов.

В этот самый момент к Катсу-Абэ подошёл важного вида человек — худощавый, но при этом достаточно молодой парень, лет тридцати-тридцати пяти на вид. На лице красовалась трёхдневная щетина. В соответствии со всеми нормами адекватности, он был облачён не в какую-то там тогу, а во вполне себе нормальный костюм из солдатской рубахи и чёрных свободных штанов, по-крестьянски заправленных в невысокие кожаные сапоги. Вообще, кажется я многое упустил за последние несколько лет, так как всегда думал, что жители развитых провинций, как правило, носят именно тогу. Но, судя по всему, что-то пошло не так, мода сменилась, а тогу стали носить лишь представители дипломатической сферы. И то не все.

Сунув руки в карманы, с некой долей расслабленности тридцатилетний мужчина осмотрел меня с ног до головы, после чего сделал пол оборота в сторону заместителя императора и сказал:

— Похоже на то.

— Почему до сих пор не переодели? — последовал возмущённый вопрос заместителя. — И того тоже, — указательный палец устремился в сторону Ли.

— Наверное поступили совсем недавно. Я, сэр, вообще не знал, что у нас новенькие.

Мужчина разговаривал так, будто совершенно не боялся заместителя. Как будто перед ним стоял не заместитель императора, а кто-то равный по социальному положению. Думаю, с его стороны было очень самоуверенно общаться с Катсу-Абэ таким тоном. Но присутствие столь важного чина рядом ничуть не мешало мужчине вести себя на столько расслабленно, на сколько это вообще возможно.

— Сэр, — нехотя протянул он. — Переоденем мы их, не волнуйтесь вы так.

Я уже было ожидал, что вот-вот последует хорошая затрещина, ну или хотя бы гневное ругательство в сторону раздолбая. Но вместо этого Катсу-Абэ лишь смерил его недовольным взглядом, после чего ещё раз посмотрел на нас и, словно не обращая никакого внимания на поведение мужчины, резко сменил тему:

— Вот они, настоящие революционеры. Подняли на уши всю империю. Повстанческие настроения как болезнь расползаются по округам. В Периане, Секоку и Норде вовсе восстали целые армии. Нам повезло, что наши солдаты были организованнее и отважнее этих трусливых крыс, решивших напасть на империю исподтишка. Мы разбили около пяти мятежных армий, нам пришлось сжечь все восставшие деревни.

Твою мать! Сжечь деревни?! Они сожгли все деревни?! Наша деревня сожжена?! Не может быть! Отец…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

После того, как умерла мать, отец сделал всё возможное для того, чтобы у меня было будущее. Это ведь именно он научил меня стрельбе из лука. Именно он показал, как выживать в условиях дикой природы. Когда мне было десять, когда я ещё жил в одном из приютов полиса, у меня складывались не лучшие отношения со сверстниками. Мягко говоря, меня не принимали. Из-за того, что я постоянно попадал в передряги — то приючу уличного пса прямо в приюте, а на утро это заметит воспитатель и вся группа на месяц лишится возможности гулять, то вступлюсь за непутёвого паренька, на которого пытаются давить более авторитетные сверстники, вследствие чего завяжется драка, а там и до очередного наказания недалеко, — из-за всего этого меня не любили. И, стыдно это признавать, редкими ночами я и вовсе мог пустить слезу. Нет… Пустить слезу — это слабо сказано. Раз уж начал, то говори до конца. Я страдал. Да, именно так. Я страдал от недостатка любви. Каким бы смелым, самоуверенным и бесстрашным я не был, мне никогда не хватало внимания. Но я не хотел добиваться внимания, прилипши к одной из авторитетных групп — тех самых ребят, что постоянно всех унижали, за счёт чего и повышали свой авторитет. Не только в глазах других, но и в своих глазах тоже. Нет — я никогда не был таким.