Парадокс Prada - Джулия Кеннер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы уже обсуждали это неделю назад, — хладнокровно напоминает он.
И знаете что? Он прав. Я мгновенно сдаюсь.
— Отлично, — говорю я. — Не обещаю, что буду из кожи вон лезть, притворяясь, что нас связывают прежние отношения, но постараюсь появляться вместе с тобой на публике, не прибегая к помощи куклы вуду или дурного глаза.
— У тебя есть кукла вуду, изображающая меня?
— Естественно, — отвечаю я. — Покупки через Интернет — очень удобная штука. Я получила ее через несколько часов после того, как мы расстались. — Я демонстративно смотрю на его промежность и ехидно улыбаюсь. — В последнее время у тебя не было проблем в этой области?
— Милая, — говорит он, и это слово мягко соскальзывает с его языка. — Главная моя проблема — это ты.
О господи!
Я отворачиваюсь, неожиданно смутившись, и направляюсь к холодильнику. Я знаю, что не имею никакого права на еще одну диетическую колу, но сегодня, похоже, такой день, когда нарушаются все правила, поэтому я открываю бутылку, которую нахожу в углу холодильника за минеральной водой «Эвиан».
Обернувшись, я вижу, что Блейк подошел к столу и пытается вытащить клубничину из коробочки.
— Ты ее для кого-то приберегаешь?
— Похоже, я приберегла ее для тебя, — отвечаю я. Блейк так же сильно любит шоколад, как я его ненавижу. — Скорее всего, ты получишь завтра такую же.
Он удивленно приподнимает брови и откусывает кусок.
— Это от Тобайаса, — объясняю я. — Награда за «хорошую работу».
— Правда? — спрашивает он, держа перед собой клубничину с отгрызенным боком. — Хм.
— Хм?
— Просто я думал, что Тобайас знает тебя лучше. — Он целиком засовывает лакомство в рот, жует и проглатывает. — Совсем неплохо, но не равноценно твоей сегодняшней игре. Шоколад слишком горький.
Я смеюсь.
— Помнишь старинную поговорку про дареного коня и его зубы?
— А что еще я могу сказать? Я ведь настоящий знаток шоколада.
— Ты во всем стремишься к совершенству, — делаю я ответный выстрел.
Чистая правда. И как раз это, среди всего прочего, привлекло меня к нему… и доводило до исступления.
— Возможно, ты права. Но сейчас меня волнует только наш фильм.
— Шумиха… — говорю я. — Не ожидала, что ты станешь шлюхой рекламы.
Блейк часто повторял, что терпеть не может привлекать внимание и все такое, но, похоже, он пересмотрел прежние взгляды.
Бесстрастное выражение у него на лице сменяется настороженным.
— Плевать на шумиху. Я не собираюсь становиться звездой с помощью женщины, с которой встречаюсь. — Он замолкает и смотрит мне в глаза. — Или не встречаюсь.
Я отворачиваюсь, потому что не знаю, что ответить. Конечно, мы расстались из-за него (и ничто на свете не убедит меня в обратном), но я не могу спорить с тем фактом, что именно я произнесла решающие слова. И вот теперь услышать сожаление в его голосе…
Если честно, для меня все это слишком быстро. И я не способна думать, когда он стоит так близко.
Я делаю еще один глоток из своей бутылки и небрежно говорю:
— Значит, ты пришел сюда не по просьбе Тобайаса. Тогда зачем?
— Нам завтра предстоит сыграть сцену, — говорит он. — Я подумал, что мы могли бы порепетировать.
— О! Да. Хорошо.
Если учесть, как сильно я не хотела обсуждать с ним наших героев и сцены сегодня днем, охватившее меня нетерпение немного пугает. Я знаю, что должна снова взять свои чувства под контроль. Проклятье, я должна взять под контроль весь наш разговор!
— Всю сцену? — с улыбкой спрашиваю я. — Или только ту часть, где я лягаюсь и дерусь с тобой?
— Стремишься к катарсису?
Он произносит это с такой уверенностью, что я невольно улыбаюсь.
— Возможно.
— Ну ладно, — говорит Блейк, разводит руки в стороны, морщится и закрывает глаза. — Бей!
Я не собираюсь смеяться. Мы с ним расстались. Он разбил мне сердце. И я не смеюсь.
Он открывает один глаз.
— Ну, давай же. Не будь трусихой.
Проклятье. Я начинаю смеяться.
— Вот видишь? — говорит Блейк. — Я вовсе не слуга Сатаны.
— Зря ты так в этом уверен, — парирую я. — У меня есть подозрение, что Сатана обладает отличным чувством юмора.
— Ты меня ранишь.
— Не больше, чем ты ранил меня.
Его лицо искажает гримаса боли, как будто я применила запрещенный прием, и внутри у меня все сжимается.
— Деви, — произносит он голосом таким же несчастным, как и мое сердце. — Мне правда очень жаль, что так вышло.
Он протягивает руку и гладит меня по щеке, и я чуть не таю от его прикосновения. Мне хочется прижаться к нему, обнять его и спросить, не думает ли он, что для нас еще не все потеряно.
Но даже когда эти мысли проносятся у меня в голове, я хочу врезать себе за то, что я так слаба и уязвима, что готова упасть на грудь своего мучителя всего через несколько минут после того, как он переступил порог моего дома.
Мы оба в смятении. Между нами возникает что-то светлое и нежное. И я начинаю ругать себя, призывать на помощь суровую действительность. Не знаю, целовать ли его или бежать от него, но, к счастью, вопрос остается без ответа, потому что в этот момент звучит сигнал интеркома.
— Мисс Тейлор?
На сей раз это наверняка Энди.
— Эндрю Гаррисон? — спрашиваю я, подскакивая к интеркому, лишь бы оказаться подальше от Блейка. — Можешь его пропустить.
— Нет, «Федерал экспресс». Я расписался в получении. Принести в дом?
— Да, пожалуйста.
Меня спас курьер!
Я снова поворачиваюсь к Блейку и пожимаю плечами.
— Вероятно, это со студии. Как только Лукас принесет письмо, займемся сценарием.
Я не говорю о том, как благодарна моему анонимному корреспонденту, так ловко подгадавшему время доставки своего послания. Еще одна-две минуты, и я могла бы забыть, что ненавижу этого мужчину. И оказалась бы в очень неловкой ситуации.
Однако две минуты спустя я забываю о благодарности. Я озадачена.
Потому что на конверте, который только что отдал мне Лукас, написан мой адрес в качестве обратного, но имени моего нет.
Зато есть имя отправителя: «Играй. Выживай. Побеждай».
ГЛАВА 13
— Это что, шутка такая? — возмущенно спрашиваю я, хотя сразу понимаю, что никакая это не шутка.
Блейк заметно бледнеет и смотрит на конверт с явной тревогой.
— Ты мне его не посылал, — говорю я, и это утверждение, а не вопрос.
— Верно, — отвечает он. — Я не посылал.
— Рекламный розыгрыш? — спрашиваю я. — Тобайас решил поддержать меня в форме?
— Возможно, — говорит Блейк.
Но по выражению его лица я вижу, что он в это не верит. Подобные шутки не в характере Тобайаса.
— Может, просто выбросить его? — предлагаю я.
Я держу конверт обеими руками и вижу, что они дрожат. Я слишком вживалась в образ Мелани Прескотт и знаю, что в конверте Плохие Новости.
Хуже того, я знаю, что, если его выбросить, ничего не изменится.
Я поднимаю голову и встречаюсь глазами с Блейком. Он тоже это понимает.
— Дай мне, — требует он.
Я протягиваю ему конверт, но потом качаю головой.
— Нет, он адресован мне. — Я делаю глубокий вдох, сглатываю и понимаю, что в горле у меня пересохло. — Это моя проблема.
— Это наша проблема, — возражает он. — Я с тобой.
Учитывая, что это я держу в руках тикающую (естественно, в фигуральном смысле) посылку от «Федэкс», его заявление весьма спорно. Но мне нравится, что он так сказал, и я не возражаю. Я срываю картонную полоску, чтобы открыть конверт, и отступаю назад, держа его как можно дальше от себя, словно он вот-вот взорвется. Разумеется, он не взрывается, и тогда я осторожно приближаю его к себе и просовываю палец внутрь.
— Что там? — спрашивает Блейк.
— Еще один конверт.
Я вытаскиваю его. Он стандартного размера, без обратного адреса. Только посередине написано печатными буквами мое имя: Девилла Мэриголд Тейлор. (Теперь вы видите, почему моя мама много лет назад сократила его в профессиональных интересах. Чего я никогда не понимала, так это зачем она вообще меня так назвала. Однако когда я ее спрашиваю, она всякий раз отвечает: «Твой отец…» Потом качает головой и меняет тему разговора.)
Я держу в руках этот конверт, а Блейк берет тот, что побольше, с логотипом «Федэкс». Я слежу за тем, как он засовывает руку внутрь, раскрывает конверт шире и внимательно изучает его внутренности.
— Я умею обращаться с конвертами, — язвительно заявляю я.
— Проверить все равно не помешает.
Он совершенно прав, и я с ним не спорю. Он кивком показывает на мои руки. Я так вцепилась в конверт, что пальцам больно.
— Хочешь, я открою?
Я трясу головой, мысленно ругая себя за то, что так разволновалась из-за пустяка. Это же шутка, верно? Может быть, Тобайас заключил контракт с новой компанией по связям с общественностью? Или у одного из наших продюсеров извращенное чувство юмора?