И только лошади летают вдохновенно - Екатерина Кастрицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До сих пор не знаю и не понимаю, как он мог так травмироваться. Конюх ничего внятного сказать не мог, больше никого на месте событий не было. Но тогда не было времени проводить расследование. Нужно было срочно что-то делать.
Звоню Инне, нашему лучшему ветеринару. Она приехать не может — ее вообще в Минске нет. Спрашивает, как выглядит нога, может ли конь вообще на нее ступать, и, услышав, что нет, озабоченно бросает: «Плохо!»
«Насколько плохо?» — холодея, выдыхаю я. «Может быть перелом… — предупреждает она, но тут же торопливо добавляет: — Но вы не отчаивайтесь, может, все не так страшно…»
Предлагают позвонить ветеринара из Ратомки. Во мне все противится этому выбору, но — у нее есть машина, рентгеновский аппарат, а это в данном случае весомые преимущества, и к тому же она соглашается приехать. Правда, только после обеда. А пока нужно делать компресс из снега. Каждые 40 минут.
День проходит как в тумане. Я тупо набираю в целлофановый пакет снег, прижимаю к больной ноге, держу, пока из пакета не начинает капать, потом сижу в домике, бесцельно глядя в одну точку, а через полчаса вновь иду за очередной порцией снега.
Все сочувствуют, приходят справиться о состоянии болящего, кто-то притаскивает охапку сена, кто-то периодически заглядывает, чтобы угостить Рыжулю сушками, а из моей головы испарились все мысли, кроме одной: «Только бы не перелом! Только бы не перелом!»
Обещанное «после обеда» затягивается. Я звоню еще трижды, каждый раз слышу заверения, что о нас «не забыли». Это, конечно, радует, но Рыжуль уже совсем не может стоять — тяжело все время опираться на одну заднюю ногу, а переносить вес на больную он не может. В результате здоровая нога отекает, пожалуй, еще больше, так что даже трудно понять по внешнему виду, какая из них травмирована.
А еще конь начинает копать. Я впадаю в панику, но колик, к счастью, нет. Видимо, он просто хочет лечь, пытается подогнуть передние ноги, но тогда нужно опереться на задние, а это — больно…
Наконец, в полшестого, когда в конюшне остались, кроме меня, только двое сотрудников, звонит ветеринар: «Я уже выехала. Где-то через час буду». И тут — ну не может же этот день закончиться просто так! — во всем районе вырубается электричество. Авария на подстанции. А на улице, между тем, уже темнеет.
Снова звоню ветеринару — может, она успеет приехать до темноты? Постарается, но рентген сделать нельзя будет… На всякий случай, ищем фонарик (хоть какой-то источник света) и «раскулачиваем» на него одного из частников, взамен обещая показать ветеринару двух его лошадей.
Захожу к Рыжуле — он уже лежит, жует сено. Видно, что ему так легче.
Через полчаса становится совсем темно, зато (о, боги!) появляется электричество. Как мало нужно все же для счастья! А еще через полчаса прибывает «скорая помощь».
Заходим в денник. Рыжуль, жевавший сено, увидев ветеринара, с тихим стоном падает на бок, вытягивается и закатывает глаза.
«Чудовище! — восклицает ветеринар. — Он еще в Ратомке нам покоя не давал — постоянно что-то случается, «то понос, то золотуха». Не старайся, умереть мы тебе не дадим».
Ногу Рыжуль дает осмотреть беспрепятственно и так же безропотно переносит три укола, один из которых внутривенный. Прогноз обнадеживает — ни переломов, ни трещин нет, просто ушиб. А почему на ногу не становится? «Нежный очень!»
Ветеринар оставляет антибиотик, говорит, что надо довезти еще одно лекарство, и мы уезжаем…
33 несчастья, часть 2
На следующий день, когда я уже везу лекарства, приходит sms-ка от жены начкона, что Рыжуль ночью встал, а сейчас бодр и весел, совсем не хромает, бегает по деннику и категорически не согласен с тем, что его не выпускают гулять.
Приезжаю — встречает заливистым ржанием, жалуется на заточение. Нога уже не отекает и, кажется, не болит. Правда, начкон говорит, что на месте ушиба они при ближайшем рассмотрении обнаружили небольшую ранку, и могло произойти заражение, а значит, возможны осложнения, но тут же добавляет, что это так, на всякий случай, а вообще — лекарства же даются, значит, все должно быть хорошо.
Оставляю лекарство, и еще раз звоним ветеринару, потому как дозировка меня сильно смущает. Но она подтверждает, что дозировка верная. Если бы я знала тогда, что это за гадость такая, и что дозировка в корне неправильная… А самое главное, к каким последствиям это все может привести…
После этого случая я по стотыщ раз перепроверяю каждый диагноз и назначение, но тогда… Ведь не кто-нибудь, а ветеринар, причем специализирующийся на лошадях, работающий и в Ратомке, и в Зазерье, назначила! Ей же виднее…
И всю неделю дела вроде бы идут неплохо. Жена начкона каждый день присылает sms-отчет о состоянии дел, лошадь шагается в руках, начкон проколол лекарства, на ногу Рыжуль особенно не жалуется, уже думаем о том, чтобы выпустить его в леваду…
Но ровно через неделю нога отекает снова, а Рыжуль стоит на зацепе и горестно вздыхает.
Снова звоним ветеринару, по ее рекомендации начкон, он же коваль, вскрывает копыто, это больно ужасно… Но Рыжуль — молодец, терпит все героически. После этого болящему вроде полегчало, мы выходим на улицу — не хромает, отек спадает, конь бодро шагает по снегу, пытается откопать траву и ни в какую не хочет соглашаться на альтернативу в виде сена. Наконец начинает жевать сено, греется на солнышке и почти засыпает. Ну, сейчас точно все должно быть в порядке!
Но на следующий день нога снова отекает. Снова вскрывают копыто, шагание в руках. Так продолжается до четверга, когда я в очередной раз звоню ветеринару. Она советует вскрывать копыто («Вскрывали уже трижы!» — «Еще раз» — «Сколько же можно?!») и снова колоть антибиотики — говорит, воспалительный процесс.
Еще один курс антибиотиков результата не дает. Ветеринар больше ничего посоветовать не может, ее арсенал иссяк.
И не сказать, что коню совсем плохо. На ногу Рыжуль жаловаться перестает, бодро гуляет со мной по лесу по два часа, при этом совсем не прочь поноситься, упорно не желает возвращаться домой, но отек проходить не собирается. Вернее, как: после прогулки спадает, а потом, к утру, возвращается вновь.
Привозим другого ветеринара. Рекомендации все те же, кроме…
— Коню надо двигаться! — категорично заявляет он.
— Мы его шагаем…
— Этого мало.
