Хозяка - Ольга Табоякова

Он то поверил, но я абсолютно не поняла почему.

— Это имеет отношение к делу? — всякое веселье этого утра улетучилось. Что-то мне не хорошо.

— Да, частично, — дал обтекаемый ответ Латифун.

Вошел дворецкий, убрал все со стола и плавно удалился.

— А в доме много слуг? — меня задело, что обслуживал нас тот же тип, что вчера и открывал дверь.

— Много, — Латифун понял мои проблемы и постарался пояснить. — Считается, что обслуживать будущего хозяина или хозяйку должен самый высший чин. Грону пришлось взять на себя все обязанности до решения милорда, поэтому он вчера встречал гостей. Когда же все определилось, то Грона занялся вами персонально.

По моему такие странные обычаи сильно смахивали на паранойю, но я не стала их комментировать.

— Вы сказали, что моя работа лишь частично важна для нашего разговора, — пришлось напомнить на чем мы прервались.

— Ах, да, — тряхнул головой Латифун. Мне начал нравиться этот тип. — Хотелось бы предостеречь вас, не убивайте своих родственников без крайних причин. Это было бы опрометчиво, Чех.

— Вы пришли сделать заказ или отговорить от него? — я тянула время. Не пойму Латифуния.

По еще раз сверкнувшим глазам мне показалось, что ему сильно хотелось сделать заказ.

— Предостеречь, но главное о чем я пришел поговорить это о правилах и обязанностях, которые лягут на ваши плечи, — собеседник перешел к официальной части.

— Я слушаю, — мы переместились на балкон. Там в удобных плетеных креслах продолжился разговор.

— Я предлагаю вам отдать распоряжение все обернуть в деньги и активы, естественно то, чем вы имеете право распоряжаться, — посоветовал мне Латифун.

— Дальше, — по мне это был хороший выход. Я отдам все управление «отцу» и смогу жить себе спокойно где-нибудь вдали.

— Значит, согласны? — резюмировал Латифун.

— Да.

Теплый ветер подул с запада. У меня защемило в груди. Не верилось, что это я сижу в кресле огромного дворца и разговариваю о столь огромных суммах. Захотелось прижаться к Мурке. Она мурлыкнет, мне станет легче. Киса единственное существо, которое меня безоговорочно поддерживало в жизни.

— Дальше что? — все эти разговоры или теплый ветер отбили желание продолжать беседу, но Латифун не уйдет просто так.

— Кроме этого, вы должны четко осознавать, что теперь жизнь вашего деда в ваших руках, — пристально глядя на меня сообщил он.

Я с трудом удержалась от крика.

— Это он так решил, — мой ответ успокоил Латифуна. — Вы что-то еще хотите сказать?

— Да, будьте осторожны, — пожелал он и поднялся. — Осторожность, а для вас вдвойне осторожность. Если возникнут проблемы, то можете обращаться ко мне. Я помогу вам в любой ситуации, — сказал Латифун и удалился.

Мне надо было переодеваться к прогулке. После завтрака дворецкий притащил два шкафа одежды. Ее было так много, что у меня заломило зубы. Мы поэтому и перебрались на балкон. Грон все развешивал в комнате, а наш разговор требовал уединения.

Я вернулась в комнату, надеясь, что Грон уже закончил свою работу. Но он тянул ее, как жевательную резинку. Тоже видно хочет пообщатся.

— Да? — я обреченно уселась за стол.

— Простите, хозяйка, — Грон нервничал, но старался не показывать.

— Говорите, я же слушаю вас, Грон, — мне было интересно, что он скажет.

Не знаю почему, но Грон передумал.

— Простите, я пойду, — дворецкий подарил мне чуть диковатый взгляд и ушел.

Еще одна загадка прибавилась к моему проживанию в этом доме, а ведь и суток не прошло. Еще вчера я ходила по Фагану и сердилась на болтушку Викторию. Сегодня другой день, другие люди, другие заботы.

Просто так сидеть и думать не полезно для умственно здоровья. Меня ждали дела и в том числе дед Чукмедал. Интересно, что он имел в виду под прогулкой.

Все оказалось куда проще, чем я думала. Дед пригласил меня на конную прогулку. Мне выдали прекрасную черную лошадь. Благодаря Марчелло и Идеоло я не опозорилась, а сносно залезла в седло и ехала рядом с дедом. За ним парил на кресле Лирх.

— Я иногда устаю, — сообщил дед.

— Хорошо, — мы ехали по его лесным владениям.

— Расскажи мне о себе, — попросил Чукмедал.

Что можно рассказывать о себе? Я поморщилась, не хочу говорить о себе. С другой стороны, не посылать же его на фиг с расспросами. Естественно, что он хочет все знать про меня.

— Отец не должен знать, — вырвалось у меня.

Чукмедал дал это обещание.

— Я росла без матери с неродной бабкой. Росла в трущобах, — пожалуй, лучше не врать, но и не говорить всю правду.

Дед так хищно на меня посмотрел, что мне стало не по себе.

— Бабка жива?

— Жива, но я не хочу ее видеть, — это правда.

— У тебя были друзья?

— В трущобах дружбы нет, настоящей нет, или почти нет. Мне не повезло, я не встретила, — это опять правда.

— А мужчины? Ты взрослая, — деда волновал и этот вопрос.

— Какие мужчины в трущобах? — это тоже правда.

— Чех, а кто тебе помог выжить?

— Кошка, дед, — это обращение вырвалось само собой, и он остался доволен.

— Где она?

— Дома у отца, — тоже правда.

— Ты хоть кому-нибудь веришь? — еще один тяжелый вопрос.

— Нет, — тоже правда.

Какое-то время мы молчали. Чукмедал думал или просто собирался с мыслями, а я пыталась отогнать призраков недавнего прошлого.

— Ты сама оттуда выбралась?

— Да, Укула я встретила позже, — тоже правда.

— Ты рада, что у тебя такой отец?

— Да, — опять таки правда. Вчера что-то изменилось во мне, когда Укул и его люди решали, как меня защитить.

— Чех, тебе нужны деньги?

— Чьи?

— Мои, — улыбнулся дед.

— Не знаю, для отца да, а так…, - я пожала плечами. Тоже правда.

— Ты останешься?

— Мне здесь не нравится, — я призналась. Не видела смысла лгать.

— Мы уедем в другие места, — сделал однозначный вывод дед. Хорошо, что он это не спросил. Что ему говорить в таком случае?

Лирх обогнал нас и сделал резкий поворот направо.

— К озеру? — спросил он у деда.

— Да, — кивнул тот. — Посмотришь озеро. Говорят там можно увидеть будущее, внучка.

— Ладно, — хотя мне не очень то в это верилось.

Больше он не задавал вопросов. Мы стояли у озера. Обычное небольшое озеро. Вода прозрачная, рыбки плещутся.

— Будешь смотреть? — подначил меня дед.

— А ты?

— Буду, — он рассказал, что не заглядывал в озеро со времени смерти своей жены. — Тогда меня удержала одна картина, — признался Чукмедал. Я поняла, что услышу сейчас то, что он никому и никогда не говорил. — Там была башня, люди разные. Я почти никого не знал. Там был мой сын Укул и этот его рыжий парень с кастрюлей в руках, еще девушка в высоких сапогах с каким-то мужчиной страстно целуется. Я не вижу лица девушки и мужчины, лишь мальчика. Мальчишка лет семи сидит на моем кресле и мы гоняем коров по лугу. Он смеется, я тоже.