Как загасить звезду - Ольга Играева

— Олег, оказывается, оставил завещание. Чего ему вдруг взбрело в голову? Такой был молодой, какое-то вдруг завещание… И знаете, кому он все оставил? Этой овце Соховой! Она ему даже не невеста! И квартиру, и машину, и счет в банке — словом, все-все-все! Это ей так не пройдет! Я оспорю завещание, я это так не оставлю! И погиб он очень странно! И это завещание!

— Вообще, если есть завещание… — влез все-таки Костов, решивший, что не стоит давать даме самообольщаться, — то вам будет трудно отсудить долю. Тем более вы только молочные брат и сестра и отношений практически не поддерживали…

— Что же, я ему — никто, по-вашему? А эта Сохова — все? И сыночки мои должны из-за нее сиротинками остаться… Я вам точно говорю — эта Сохова, она… Сама его убила! Говорят, он с балкона упал? Так это она его сбросила! Как пить дать она! Пусть отдаст хотя бы часть! Я не рвачка! И не жлобка! Но сто тысяч! Пусть отдаст хотя бы квартиру и деньги со счета!

Выпроводили ее менты очень ловко — Надежда вызвалась проводить Валентину до дамской комнаты, а оттуда ненароком подвела к выходу и просила заходить еще.

Костов сидел в кабинете задумчивый.

— Ну что, новое обстоятельство в пользу любовной версии? — рвалась в бой Надежда.

Костов скривился:

— Сомнительно.

— Почему? — изумилась та. — С одной стороны, парочка убирает мешавшего бывшего любовника, который, возможно, чем-то им угрожал или чем-то их шантажировал. С другой — завладевает его состоянием.

— Ну, Абдулов — сам небедный человек… Очень небедный. Неужели он польстился на добро Лосского? Это значит себя не уважать. От денег, разумеется, даже он не откажется, но чтобы через убийство… Сохова — другой разговор, но по обывательским меркам и она очень прилично зарабатывает — все-таки одна из ведущих популярной телепрограммы. И потом, ей гораздо легче и приятнее было бы прибрать к рукам имущество Лосского, просто женив его на себе. Соединить приятное с полезным и греха на душу не брать. Это же так очевидно.

— А если она задумала женить на себе не Лосского, а как раз Абдулова? И потом, это очевидно вам, мне, а людям жадным и примитивным легче убить, чем голову ломать, что да как… Так вот Сохова и уговорила своего любовника все это провернуть, — выдвинула гипотезу Надежда.

— Тебя послушать, так эта Сохова — прямо демон в женском обличье. Вамп.

— Почему нет? — подняла брови Надежда.

Дмитренко заглянул в приемную Абдулова — его мымры-референтки на месте не было.

— Давай по-быстрому, — приоткрыл он дверь Мешалкину. — Не телись там. Помнишь, куда ставил?

— Помню, помню, — отмахнулся изящный блондинчик Мешалкин и нырнул в кабинет босса.

Операторы вдвоем на протяжении получаса втихаря дежурили у приемной Абдулова, прячась в комнате напротив, чтобы засечь момент, когда ни его, ни его мымры не будет. Там, напротив, гнездились длинноногие ассистентки из «Моря словес» — те, которые, растянув рты в заученных улыбках, появляются на крик ведущего: «Приз в студию!», а потом стоят, возвышаясь над головами присутствующих, с теми же каменными непоколебимыми улыбками, дожидаясь, пока ведущий и игроки перестанут нести ахинею и примут у них с подноса спонсорский утюг, или электрический массажер для пяток, или автоматическую зубную щетку.

Дмитренко, большой любитель женской красоты, водил с девицами почти бескорыстную дружбу. Они заглянули к ассистенткам якобы попить чайку, сидели, гоготали, время от времени поглядывая в узкий проем двери, наблюдая за перемещениями вокруг кабинета Абдулова. Как подозревал Дмитренко, ему этот поход в итоге дорого обойдется — расположившаяся напротив ассистентка Галя просто пожирала его глазами. Ноги ее, едва прикрытые в верхней части юбкой, казалось, не помещаются в коридорчике. Ноги все тянулись-тянулись, так что Дмитренко умаялся, тщетно пытаясь проследить их до места, где они кончаются. Вообще он предпочитал миниатюрных женщин, Галя напоминала ему колосса Родосского и внушала какой-то первобытный ужас. Он опасливо косился на ее колготки с лайкрой, придававшие ногам кукольный пластмассовый вид, и с тоской думал: «Мешалкину-то что! На него бабы не покусятся, ему все с рук сойдет… А я буду отдуваться… А такую кобылку вспотеешь весь, пока трахнешь. Даже приступать не хочется». Мешалкин же, поедая ассистентские конфеты из коробки и лишь хихикая на замечания девушек о том, что любить сладости — это не по-мужски, чувствовал себя прекрасно. Засахариться он явно не боялся.

Теперь Дмитренко остался стоять на стреме, а Мешалкин шуровал в кабинете Абдулова и что-то слишком долго не возвращался.

— Эй, долго ты там? — нервничал Дмитренко. — Шевелись! Мымра того гляди притрюхает!

— Сейчас, сейчас, — раздавался из-за двери глухой капризный голос Мешалкина. — Никак не найду… Помню, что точно сюда ставил. Здорово мы его закамуфлировали.

Из кабинета доносилось шуршание и звук падающих предметов. Дмитренко вздрогнул.

— Ты полегче! — крикнул он придушенным фальцетом в сторону двери. — Не хватало, чтобы Абдулов милицию пригласил, увидев, в каком состоянии его бумаги после твоих поисков…

— Готово. — Мешалкин появился на пороге, наматывая узкий проводок на ладонь и пряча что-то за пазухой.

В этот момент в приемную вступила мымра. Увидев операторов, она мгновенно насторожилась и прониклась неприязнью.

— Вы что? Зачем? К кому? — застреляла она глазами с Мешалкина на Дмитренко и обратно с Дмитренко на Мешалкина.

— А мы к Аркадию Николаевичу, — не растерялся Дмитренко. — По поводу… Вчера обормот Рулев в такси штатив забыл, углепластиковый. Какой штатив был! Штуку баксов стоил! Легкий, прочный, взлетал вверх на два метра, сквозь любую толпу можно было объект взять! Так мы насчет штатива — без него работать нельзя, новый нужен. И кассеты тоже — все сыплются, позор один, вчера отснятый материал смотрели, так по морде у депутата через весь экран полоса сверху донизу… А вообще, если честно, то насчет…

— «Стэдикамов», — недрогнувшим голосом подхватил Мешалкин, принимая эстафету у замявшегося Дмитренко, фантазия которого явно подходила к концу.

— Чего? — подозрительно переспросила абдуловская мымра.

— Ну, аппаратура такая специальная — она вся на операторе крепится. Новостные программы уже никто в мире без «стэдикама» не делает. Там такие навороты! Вот вчера мы за Генеральным прокурором бежали, чтобы спросить, что он думает по поводу его съемки с мальчиками в ночном клубе — той, что на прошлой неделе по РТР крутили в полночь. Марфа с микрофоном несется сломя голову впереди, мы с камерой сзади трясемся, Генеральный нам через плечо что-то врет. Мы потом пленку просмотрели — там все прыгает и скачет, от такого репортажа зрителя на раз укачает… А был бы «стэдикам», мы бы убегающего от прессы прокурора с его невнятными объяснениями сняли бы плавно и неотвратимо…

— Три «стэдикама», — включился тут и Дмитренко. — И минимум пять «эксэксэксов». Нужно.

— Чтобы вы и эти «стэдикамы» по пьяному делу в такси забыли? — засверлила их взглядом референтка, делая вид, что ее ничуть не испугали «эксэксэксы». — Аркадий Николаевич обедает. Опять он забыл свой кабинет закрыть…

— Ну, мы тогда пойдем заглянем попозже, — ретируясь задом под уничтожающим взором абдуловской референтки, светски сообщил Дмитренко. Мешалкина он тянул за руку, а тот, почему-то кланяясь мымре на каждом слове приятеля, еще и кивал ей при этом головой: «Попозже, попозже…»

— Пулей! — скомандовал Дмитренко, когда операторы просочились в коридор, и через секунду на подходах к абдуловскому кабинету уже никого не было.

Они вбежали в аппаратную и с ходу развили большую суету — с просмотром записи надо было успеть до перегона «Эй-Пи-Ти-Эн», который согласно графику, приклеенному тут же на стене, должен был состояться через полчаса. Дежурившего там инженера операторы начали отсылать за пивом.

— Пять «Бочкарева» бери, — инструктировал Дмитренко. — И — не обойдемся — надо еще поллитру. Только смотри бери аутентичную!

Взглянув в лицо инженеру, Дмитренко тяжело вздохнул:

— Темнота! Ну, не паленую, значит, — растолковал он.

— Как я там отличу, паленая, не паленая, — забурчал инженер, рассовывая операторские десятки по карманам.

— Ну ты даешь! До своих лет не научился паленую водку от непаленой отличать? — ахнул Дмитренко. — Непаленая — она уютная, к груди тепло прилегает, принимая форму твоего живота, к руке льнет. Видишь ее — душа запела… Значит, то, что надо.

— Что же я там, в магазине, все поллитры стану к груди прикладывать и ждать, когда запоет? — продолжал бурчать неромантичный инженер.

— Ой! — махнул на него рукой Дмитренко. — Самую дешевую не вздумай брать — вот и весь секрет! Самая дешевая непаленой не бывает! Ну, иди-иди. Не мешай работать!