Город (СИ) - Белянин Глеб

– Вот куча же фамилий прекрасных есть на свете и среди беженцев была. Шли, ведь, те, у кого были семьи. Там и Озёрские, и Люпены, и…

– Ваши фа-ми-ли-и!!!

– Д..тн…ы...

– Отец, мы опаздываем на корабль! Ну крикни же ты уже нормально, прошу!

Мать вцепилась в сына окостеневшими пальцами, её, такую лёгкую, сдувало на ветру как пушинку.

– Перины, Лоскутсткие, Козловы, да, вот хорошая у меня память на фамилии, Перепёлкины…

– Ну всё, Кэп, – застонал Фёдор, надеясь вернуть разговор в изначальное, более интересное ему русло.

– Фамилии! Скажите ваши фамилии!

Павел не выдержал и закричал сам:

– Дементьевы!

– Дементьевы. Вот, тоже хорошая фамилия.

Павел Скрипач упал в обморок.

Глава 3 | Охотники и волки

Пустоши

Температура -2 0° по Цельсию

– Сколько, сколько?

– Восьмерых.

– Да ну, врёшь?

– Не-а. Можно даже сказать, что девятерых.

– Это как?

– Ну, смотри, помню, шёл один волчара на меня тараном, прям пёр, не глядя. А я в него из гарпуна в эту его косматую тушу. Тот сразу повалился. А потом когда уходить стали, я взгляд бросил, а у волка то живот. Самка. Беременная.

– Детей защищала?

– Ага, каким образом? Раскроив череп себе и своему щенку? – Щека прижал к губам дымящийся бычок. Он целовал его так, как заботливый родитель целует своего годовалого ребёнка в темечко. Из его рта вышел клуб приятного горьковатого дыма. Они оба втянули его носами, дожидаясь своей очереди. Звонкое пламя жженой бумаги падало на лицо курящего. Теперь, когда он снял шапку-ушанку, было понятно, почему его так прозвали. Его изуродованная щека говорила сама за себя.

– Тут дело в чём-то другом, – продолжил он, вновь затянувшись. – Люди, они живучие как тараканы. Даже больше. Отдельно взятый человек не может противостоять природе, особенно такой природе, которая бушует сейчас. Но всё человечество в целом переживёт любую напасть. Единственное, чего нет у людей, а у зверей есть – это чувство, ощущение, проще говоря. Мы её называем интуицией, но она, чаще всего, вообще ни на чем не основана. У нас просто болят колени и мы говорим «О, скоро снег пойдёт». А у животных есть тот же самый нюх, который в тысячи, в сотни раз сильнее нашего нюха. И вот этот нюх и всякие другие подсказки подсказывают им где плохо, а где хорошо. Зверь никогда не суётся туда, где ему больно. А если он пошёл на меня, на такого страшного и с оружием, значит там, откуда он бежал, ещё хуже. Улавливаете?

– Ну и откуда же он шёл? Чего он испугался? – Рыжий подался чуть вперёд.

– Это интересный вопрос, – провозгласил обладатель чудовищного шрама на щеке.

– И что же в нём такого интересного?

– То, что я не знаю ответа на этот вопрос. Да и давно это было, где-то месяц назад. Может просто случайность, – он снова закурил.

Брезент, который перекрывал вход в их откопанную расщелину, в которой они и ютились, вдруг взвился вверх.

В юрту естественного образца заполз Эмиль, в руках у него была тара со свеже кипячённой водой, он дёрнул носом, поморщился, оглядел троих присутствующих и вернул брезент на место.

– Ну вы даёте, надымили, ребят, прям глаза колит, – Эмиль хлебнул из тары, плеснул себе в глаза.

– Это всё Щека. Сам курит, а нам не даёт! – Взвинтился Рыжий.

– Ой, да на, на, не хнычь только, – Щека сунул ему зажённый осколочек в руки, тот схватился как-то неумело, обжёгся, поднёс к губам и закашлялся. Его лицо тоже на мгновение было освещено слабым огнём сигаретки – огненно-рыжие волосы беспорядочно вихрились на голове.

Эмиль вырвал из рук парня бычок и сунул мужику, сидевшему напротив. Тот жадно затянулся.

– Так как тебя зовут, говоришь?

– Пётр.

– Ржаной?

– Алексеевская.

– Ого, группа Лёхи ещё не развалилась?

– Нет.

– Мда уж, живуч этот доходяга Алексеич. Слышал, у вас все эти новички из тринадцатого сектора крещение проходят?

– У нас.

Эмиль жадно хлебнул воды, передал Щеке, тот отхлебнул малость и всучил в руки Пётру. Последний припал к холодному железу, его кадык ходил ходуном несколько секунд, затем он завершил цепочку обмена слюнями, передав тару Рыжему.

У Эмиля побаливала голова. Побаливала она ещё давно, началось это после одного случая.

Пётр снова затянулся папиросой, осколочек погас, потушенный о снежный потолок – в нём он и повис.

– Что-то случилось, Петь? Обидели мы тебя чем-то?

– Нет, – он тяжело вздохнул. – Домой хочу.

Рыжий рассмеялся:

– Много хочешь, братец. Мы все хотим.

– А что, – поинтересовался Эмиль. – У тебя там есть кто?

– Дочка. Живая.

– Да уж, это прискорбно. Как раз хотел уведомить тебя о том, что нам в Город пока рано. А одного мы тебя не отпустим, так что придётся тебе с нами до Тринадцатого сектора дойти, а оттуда уже все вместе в Город двинем.

Пётр беззвучно выругался в рукав, уселся поудобнее, примерился взглядом ко всем членам его нового отряда и заговорил:

– Это Щека, – он тыкнул в него пальцем. – А это Рыжий, а, прости, ты…

– Меня зовут Эмиель, но лучше просто Эмиль. Хорошо, что ты не рвёшься поскорее убраться отсюда. Уверяю, там тебя ждёт только смерть.

– А куда деваться? – Пётр взвинтил брови ко лбу.

– Значит, так, – Эм достал заранее заготовленную карту из плоского кармана. Мучаясь с разворотами пергамента некоторое время, он всё же смог закрепить её в нужном положении на полу. Не без помощи рук Рыжего и Щеки. Руки последнего имели странный индигово-стальной оттенок.

– Вот тут, – глава отряда тыкнул пальцем в карту. – Мы встретились. И вот сюда, – он прочертил указательным пальцем небольшую дугу. – Мы пришли.

Затем он поднял голову:Пётр был весь во внимании, как и Щека, Рыжему снова что-то не нравилось.

– Сейчас мы будем огибать охотничьи угодья по безопасной дуге, сделать это не сложно и не опасно. Главное, не угодить вот в такие вот аномальные, как мы их называем, ядрышки, в которых возникают из ничего свои минибури как эта. Пятна зыбучего снега здесь также отмечены. Плохо, что самих охотничьих угодий не изображено, но большое благо, что у нас есть Щека. Он раньше был охотником в третьей группе и примерное их местоположение помнит.