Снег - Орхан Памук

На какое-то время Ка увели в соседнюю комнату и стали показывать черно-белые фотографии, вытащенные из архива, чтобы он опознал невзрачного человечка, убившего директора педагогического института. Здесь были фотографии всех исламистов Карса и окрестностей, кто хотя бы раз попал в поле зрения сил безопасности. Большинство были молодые курды, крестьяне или безработные, но встречались и уличные торговцы, студенты училища имамов-хатибов[27] и даже университета, учителя и турки-сунниты. Среди фотографий молодых людей, озлобленно и тоскливо смотревших в фотокамеру Управления безопасности, Ка обнаружил лица двух парней, которых однажды видел на улицах Карса, однако ни на одной из черно-белых фотографий невозможно было найти нападавшего, который, как считал Ка, был постарше и более щуплым.

Вернувшись в другую комнату, он увидел, что у Мухтара, сидевшего сгорбившись все на той же табуретке, течет кровь из носа и заплыл один глаз. Мухтар, смутившись, сделал несколько суетливых движений, а затем тщательно закрыл лицо носовым платком. В тишине Ка на какой-то момент вообразил, что Мухтар доказал свою невиновность благодаря этим побоям, которые получил за то, что испытывал чувство вины и душевные муки из-за бедности и глупости своей страны. Спустя два дня, перед тем как Ка получит горькое известие, которое сделает его таким несчастным, каким он еще никогда не был за всю свою жизнь (на этот раз он сам окажется в положении Мухтара), он еще вспомнит эту свою мысль, хотя и найдет ее глупой.

Через минуту после того, как они встретились с Мухтаром взглядами, Ка опять отвели в соседний кабинет записать показания. Рассказывая молодому полицейскому, использовавшему пишущую машинку «Ремингтон» (на точно такой же в детстве стучал по вечерам отец Ка, адвокат, когда приносил работу домой), о том, как убили директора педагогического института, он думал, что Мухтара ему показали, чтобы напугать.

Когда его через какое-то время отпустили, перед его глазами еще долгое время стояло окровавленное лицо Мухтара, оставшегося в Управлении безопасности. Раньше в провинциальных городах полиция так не издевалась над сторонниками старых порядков. Но Мухтар был не из центристской правой партии, вроде партии «Отечество»; он был из тех, кто хотел считаться радикальными исламистами. И Ка опять почувствовал, что в этой ситуации есть что-то связанное с личностью Мухтара. Ка долго шел под снегом, потом присел на изгородь в самом конце проспекта Орду и закурил, глядя на детей, катавшихся при свете уличных фонарей на санках с заснеженного спуска. Он чувствовал усталость от нищеты и насилия, на которые насмотрелся за день, но в нем теплилась надежда, что с любовью Ипек можно будет начать совершенно новую жизнь.

Через некоторое время, вновь бредя под снегом, он обнаружил, что оказался напротив кондитерской «Йени хайят». Огни стоявшей перед разбитой витриной полицейской машины мигали синим светом и мягко освещали толпу детей и взрослых, наблюдавших за полицейскими в кондитерской, и снег, с божественным терпением падавший на Карс. Ка подошел к толпе и увидел, что полицейские все еще допрашивают пожилого официанта.

Какой-то человек робко толкнул его в плечо:

– Вы поэт Ка, не так ли?

Это был юноша с большими зелеными глазами и добрым детским лицом.

– Меня зовут Неджип. Я знаю, что вы приехали в Карс, чтобы написать для газеты «Джумхуриет» статью о выборах и о девушках-самоубийцах. Но в Карсе есть еще один важный человек, с которым вам необходимо увидеться.

– Кто?

– Отойдем в сторонку?

Ка понравился загадочный тон юноши. Они отошли к буфету «Модерн», который, как гласила его вывеска, славился на весь мир своими шербетами и салепом[28].

– Я уполномочен сказать вам, кто этот человек, только если вы согласитесь с ним встретиться.

– Если я не знаю, кто это, как я могу согласиться встретиться с ним?

– Это так, – сказал Неджип. – Но этот человек скрывается. От кого и почему он скрывается, я не могу вам сказать, пока вы не согласитесь с ним увидеться.

– Хорошо, я согласен с ним встретиться, – сказал Ка. И добавил, как в дешевых детективных романах-комиксах: – Надеюсь, это не ловушка.

– Если не доверять людям, то ничего в жизни не удастся сделать, – ответил Неджип, тоже как в детективном комиксе.

– Я вам доверяю, – сказал Ка. – Кто этот человек, которого мне необходимо увидеть?

– После того как ты узнаешь его имя, ты его увидишь. Но ты должен держать в тайне то место, где он прячется. А сейчас еще раз подумай. Сказать тебе, кто он?

– Да, – произнес Ка. – Вы мне тоже должны верить.

Неджип, волнуясь, словно упоминал имя легендарного героя, сказал:

– Имя этого человека – Ладживерт. – Увидев, что Ка никак не реагирует, он огорчился. – Вы что, в Германии совсем о нем не слышали? Он очень известен в Турции.

– Я знаю, – проговорил Ка успокаивающе. – Я готов с ним встретиться.

– Но я не знаю, где он, – сказал Неджип. – И даже ни разу в жизни его не видел.

Какое-то время они рассматривали друг друга, недоверчиво улыбаясь.

– К Ладживерту тебя отведет другой, – произнес Неджип. – Моя обязанность только свести тебя с человеком, который отведет тебя к нему.

Вместе они пошли вниз по Малому проспекту Казым-бея под предвыборными флажками и мимо предвыборных плакатов. В нервных и детских движениях юноши, в его стройной фигуре Ка ощутил что-то напоминавшее ему собственную молодость, и Неджип стал ему очень близок. В какой-то миг он даже поймал себя на том, что пытается смотреть на мир его глазами.

– Что вы слышали в Германии о Ладживерте? – спросил Неджип.

– Я читал в турецких газетах, что он боевик-исламист, – ответил Ка. – Читал о нем и другие нелестные отзывы.

Неджип торопливо перебил его.

– Так называет прозападная и светская пресса нас, мусульман, готовых бороться во имя своей религии, – сказал он. – Вы светский человек, но, пожалуйста, не доверяйте лжи, которую пишет о нем светская пресса. Он никого не убивал. Даже в Боснии, куда он поехал, чтобы защитить своих братьев-мусульман, и в Грозном, где русская бомба сделала его инвалидом.

На одном углу он остановил Ка.

– Видите напротив книжную лавку «Теблиг»?[29] Она принадлежит последователям Вахдета[30], но все исламисты Карса встречаются здесь. Это всем известно, полиции тоже. Среди продавцов есть их шпионы. Я учусь в лицее имамов-хатибов. Нам туда входить запрещено, будет дисциплинарное взыскание, но я подам знак, что мы пришли. Через три минуты из магазина выйдет высокий молодой человек с бородой, в красной тюбетейке. Идите за ним. Через две улицы, если за вами не будет полицейского в штатском, он подойдет и отведет тебя туда, куда должен отвести. Ты понял? Да поможет тебе Аллах.

Неджип вдруг исчез в густом снегу. Ка почувствовал к нему необъяснимую нежность.

8

Самоубийство – большой грех

Пока Ка ждал перед книжным магазином, снег пошел еще сильнее. Устав стряхивать его с головы и ждать, Ка уже собирался вернуться в отель, как вдруг заметил, что на противоположном тротуаре, в бледном свете фонаря показался высокий молодой человек с бородой. Когда Ка увидел, что красная тюбетейка на голове юноши побелела от снега, сердце его забилось сильнее, и он пошел за ним.

Они прошли весь проспект Казыма Карабекира, который кандидат на пост мэра от партии «Отечество» пообещал сделать пешеходной зоной, в подражание Стамбулу; повернули на проспект Фаик-бея, затем, миновав еще две улицы, повернули направо и дошли до Вокзальной площади. Памятник Казыму Карабекиру в центре площади совсем исчез под снегом и в темноте стал похож на большое мороженое. Ка увидел, что бородатый юноша вошел в здание вокзала, и побежал следом за ним. В залах ожидания никого не было. Догадавшись, что молодой человек вышел на перрон, Ка пошел туда. В конце перрона он, казалось, увидел юношу впереди, в темноте, и со страхом пошел вдоль железной дороги. Только он подумал, что, если его здесь убьют внезапным выстрелом, труп до весны никто не найдет, он столкнулся лицом к лицу с бородатым молодым человеком в тюбетейке.

– За нами никого нет, – сказал юноша. – Но если хочешь, еще можешь передумать. Если пойдешь со мной, потом будешь держать язык за зубами. Не вздумай проговориться, как попал сюда. Конец предателя – смерть.

Но даже последние слова юноши не испугали Ка, потому что у него был до смешного писклявый голос. Они пошли вдоль железной дороги, миновали зернохранилище и повернули на улицу Яхнилер, которая была рядом с армейскими казармами. Тут писклявый юноша показал Ка дом, куда ему надо было войти, и объяснил, в какой звонок позвонить.

– Веди себя с Учителем уважительно! – сказал он. – Не перебивай его, а как разговор закончится, немедленно уходи.

Так Ка узнал, что еще одно прозвище Ладживерта среди его почитателей – Учитель. Вообще-то, Ка знал о Ладживерте только то, что он известный исламист. В турецких газетах, попадавших к нему в руки в Германии, он читал, что тот много лет назад оказался причастен к одному громкому преступлению. Исламистов, которые убивали людей, было много, но ни один из них не стал знаменитостью. Ладживерт прославился благодаря тому, что он, как считалось, убил ведущего интеллектуальной игры с денежным призом, шедшей на одном из мелких телевизионных каналов, – кричаще одетого женоподобного хлыща, который постоянно унижал «невежд» пошлыми и тривиальными шутками. Этот язвительный ведущий по имени Гюнер Бенер, с лицом в родинках, во время одной из передач в прямом эфире потешался над глуповатым и бедным участником игры и случайно сказал неподобающие слова о пророке Мухаммеде, а когда эта шутка, разгневавшая нескольких набожных людей, в полудреме смотревших программу, уже почти забылась, Ладживерт написал во все газеты Стамбула письмо, в котором пригрозил, что, если ведущий не покается и не извинится, причем в своей же программе, он его убьет. Стамбульская пресса, привыкшая к таким угрозам, может быть, и не обратила бы никакого внимания на это письмо, но маленький телевизионный канал, проводивший провокационную антиклерикальную политику, пригласил Ладживерта в свою программу, чтобы продемонстрировать общественному мнению, как распоясались эти вооруженные исламисты, и тот повторил свои угрозы в эфире, усилив их; после успеха этой программы он стал появляться и на других телевизионных каналах, где его представляли в роли «остервенелого исламиста с большим ножом». Затем прокуратура объявила Ладживерта в розыск по обвинению в угрозе убийством, и, прославившись, он начал скрываться, а Гюнер Бенер, увидев, что этот случай пробудил интерес общественности, в своем ежедневном прямом эфире выступил с неожиданным вызовом, сказав, что «не боится ненормальных реакционеров – врагов Ататюрка и республики», и через день был задушен цветным галстуком с узором в виде пляжных мячиков, который надевал на передачу, в номере люкс одного отеля в Измире, куда приехал на съемки. Несмотря на то что Ладживерт утверждал, что в тот день и час он был в Манисе, где выступал с лекцией в поддержку девушек, которые носят платки, он продолжал убегать и скрываться от журналистов, прославивших его на всю страну. Часть исламистской прессы, впрочем, нападала на Ладживерта не меньше, чем пресса светская, предъявляя ему обвинения в том, что он создает политическому исламу кровавую репутацию, стал игрушкой в руках светских СМИ, наслаждается интересом со стороны журналистов и своей славой, что вовсе не подобает истинному исламисту, и вообще является агентом ЦРУ. По этой причине Ладживерт надолго исчез из виду. В кругах исламистов распространились слухи, что в это время он героически сражался против сербов в Боснии и против русских в Грозном, но были и те, кто говорил, что все это неправда.